Вадим Еловенко - Путь в пантеон Страница 2

Когда бредешь по размокшей земле, и каждый твой шаг тяжелей предыдущего. Когда намокшая глина колодками неподъемными повисает на твоей обуви, а сил стряхнуть ее уже нет. И палку, которой раньше сбивал глину с обуви, ты давно выбросил. Дождь отнял силы нести даже ее. Одно маниакальное желание бьется в твоем мозгу - найти укрытие. Теплое, просторное, сухое укрытие, в которое с рычанием будет биться дождь. А ты в этом укрытии, для надежности завернувшись еще и в одеяло, будешь медленно проваливаться в сон. Так всегда, когда после промозглого холода улицы попадаешь к огню, ты неминуемо начинаешь зевать и бороться со сном. А я бы и не боролся. Уснул бы и гори они огнем все дела, что погнали меня в тот богом и Правителем забытый край.

Мне не хотелось пускаться в то путешествие. Тем более, что с самого начала знал, что это будет далеко не увеселительная прогулка. То, что мне нарассказывал мой отец мне не внушало ничего, кроме отвратительного чувства страха перед неизвестностью. Но мое нежелание ехать в эту глушь совершенно никого не интересовало. В управлении мне было четко сказано, тогда-то выехать, такого-то прибыть, а по истечении недели пребывания доложить обстановку. На мою просьбу о спутнике и помощнике мне яснее некуда сказали, что не то, что помощник, мать родная знать не должна ни о цели моего путешествия, ни о пункте назначения. А то, что пол управления и так все знает так же мало, кого волновало.

Перед поездкой я крутился, как мог. Сдав свои неторопливо расследуемые дела по хищению с рудников и по незаконной вырубке леса помощнику, подписав ему, верительные документы на право ведения расследования этих дел я смог заняться экипировкой.

По статусу мне полагается минимум механический экипаж, но, здраво рассудив, что в такую погоду от него будет мало толку, я заказал на вечер себе билет на экспресс до Орденской столицы, и отзвонившись в их Управу потребовал предоставления к моему прибытию транспорт и сопровождение. Когда я утряс дела с казначеем и получил чеки на обналичивание в Орденском банке, меня вызвал к себе оружейник и под роспись вручил мне комплект "мечта дикаря". Уложив длинноствольные пистолеты, боеприпасы к ним и кобуры в саквояж, я уговорил таки, пользуясь полномочиями командировочного в удаленный район, выдать мне дополнительные патроны. Я не думал, что мне так уж понадобится более ста патронов в моей поездке, но, пользуясь правилом, что запас спину не тянет, я с превеликим удовольствием закинул в саквояж еще коробку со стройными солдатиками смерти.

После оружейника, Карлик велел мне решать дела домашние. Я попрощался с руководителем и покинул управление. Слуги, оповещенные мной по телефону о том, что я уезжаю на продолжительное время, уже собрали мне мои походные принадлежности. В модный нынче кожаный чемодан были уложены мой охотничий, он же для верховой езды костюм. Предметы нижнего белья, без которого ни один цивилизованный человек не мыслит своего существования. Так же костюм для встреч, который я приказал немедленно выгрузить, понимая, что там, куда я еду, он мне будет лишь ненужной обузой. Так же было собрано много всякой ерунды, что, по мнению моего старшего слуги, непременно должны мне пригодится в дороге. Проверив лично каждую мелочь, я согласно кивнул и слуги, закрыв чемодан, унесли его в мой экипаж что так, и ожидал у входа.

Я уже был сам готов отправиться к отцу в его кабинет, когда появившийся слуга пригласил меня к нему.

Сказать, что наши отношения с отцом были идеальными, было бы неверно. Мы часто спорили особенно, что касается политики и понятия права. Но он был ветераном жандармерии и понимал мою работу как, наверное, никто другой, и это нас роднило еще больше, чем прожитая жизнь под одной крышей. Несмотря на различие взглядов на современный уклад жизни он принимал почти все нововведения не зацикливаясь, как многие старики ветераны на "в наше время так было не принято". Он прекрасно понимал, что в постоянно совершенствующемся техническом мире огромную роль играют именно знания, а не махание саблей или меткая стрельба из служебного оружия. Единственное, что он не принимал, это новомодные тенденции принижения роли Богов в нашем мире. Он, наверное, в чем-то обоснованно заявлял, что именно Боги дали нам все то, что мы имеем сейчас. Я же скорее просто из чувства легкого противоречия был сторонником идеи, что и без Богов мы бы достигли всего этого, спустя каких то десять-двадцать лишних лет. На что мой отец с небрежной ухмылкой заявлял, что и за 200 лет бы не добились. Ну, не знаю, может быть, конечно, он и прав. Но не верить же вслепую, что если бы не Боги, то мы бы сейчас бегали в набедренных повязках с луками и копьями из дерева Прота и издавали бы улюлюкающие звуки. Это мне кажется смешным и нелепым.

Отец встретил меня, не вставая, но, приветливо улыбаясь и жестом предлагая присесть в кресло напротив него. Я послушно присел на край гигантского кресла, в котором по преданию сиживал один из императоров. Мой отец служил еще Инте Удачливому. И хорошо служил, пользовался расположением и был доверенным лицом. При следующих правителях его карьера не очень удалась, но я никогда не слышал, чтобы отец жаловался на судьбу. Он был слишком горд для этого.

Отец заговорил первым:

- Мне сказали, что ты надолго удаляешься. - Он приосанился и взглянул мне в глаза - Тебе может показаться нелепым, но я не устоял и позвонил Карлику узнать, куда он тебя направил.

Я, наверное, густо покраснел, и отец, заметив это, только махнул рукой:

- Не смущайся. Когда я управлял твоим отделом твой нынешний начальник бегал у меня и расследовал такие дела, о которых без смеха не вспомнишь. И то, что он стал начальником в этом и моя заслуга есть, так что я имел право спросить, куда он направил моего единственного сына и наследника.

Я невольно поерзал, стыд-то какой. Я следователь - сыщик по особым делам, за моей спиной сотни раскрытых хищений, два подавления восстаний дикарей, два морских путешествия по делам департамента жандармерии Столицы… о чем речь, я даже удаленным лесным округом управлял, пока из столицы не прислали наместника - одного из провинившихся политиков. И мой отец звонит моему начальнику и узнает о моем назначении, хотя это служебная тайна.

- Как настоящий страж Империи, он мне ни словом не обмолвился о цели твоего путешествия, только заверил, что оно соответствует твоему статусу и что ты, выезжая на это задание, обладаешь исключительными полномочиями.

Я невольно поднял глаза к затянутому голубым шелком потолку. Смеха-то будет между начальством, если Карлик, как его называет, открыто отец и за глаза сотрудники, обмолвится о звонке другим начальникам отделов.