Юрий Леднев - Умница Джек Страница 2

«Черт ее дернул за язык!» — вспыхнуло раздражение у Пищурина.

— Ну я выстоял в очереди бутылочку и скорей к тебе! — продолжал разглагольствовать Берасов. — Надо же посмотреть, что за гениальная штукенция у тебя получается. Да и свое надо тебе кое-что почитать. Вчера у меня очень мощная вещица проклюнулась! Думаю, ее в любом толстом журнале с руками оторвут! — Поглядев на груду исчерканных, скомканных листков бумаги, валяющихся на столе, Берасов понимающе усмехнулся — мол, знаем ваши гениальные задумки! — и, вынув из кармана тетрадку, стал читать свою «проклюнувшуюся» вещицу. Но нового в ней ничего не проклюнулось, года в ней текли и текли, как и в предыдущих стихах Берасова. Потом он вытащил записную книжку и, как обычно, стал посрамлять творчество современных поэтов. Так за разговорами, а говорил в основном один Берасов, быстро летело время. О новом романе Пищурина, ради которого он сюда приехал, Берасов ни гу-гу! За окнами наступала на мир темнота, и Берасов засобирался домой.

Проводив Берасова к электричке, Пищурин возвращался в дачный поселок. Он шел не спеша по лесистой дорожке, и горестные раздумья начали одолевать его. Они зародились еще на платформе, когда электричка с Берасовым в веселом раскатистом грохоте умчалась к Москве, оставив в Пищуринской душе смутную тревогу и растерянность.

На небе сгустились тучи, стал накрапывать дождь, и оттого настроение стало хуже. Дачный поселок, показавшийся ему днем таким милым, уютным, выглядел теперь затерянным, заброшенным в далекую глухомань. Дождь усилился, и Пищурин прибежал домой изрядно вымокшим.

«Вот еще невезение! — думал он, сидя на диване, вслушиваясь в мерный постук капель дождя по крыше и шорох листьев под дождевыми струйками, наводящих уныние и печаль на Пищурина. — В самом начале моего литературного большого поприща и скверная погода! Недобрый знак!» — Пищурин не был фанатично суеверен, но в приметы иногда верил.

Пищурин вдруг почувствовал в себе невыносимую тоску по городскому уюту. Он представил себе, как Берасов сейчас вернется в свою перенасыщенную цивилизованными благами квартиру, как его встретит с улыбкой жена, накормит ужином, напоит душистым чаем, и он блаженно заляжет в теплую уютную постель. А он, Пищурин, один-одинешенек будет томиться от скуки в этой старой конуре, громко именуемой дачей. И целый месяц, как раскольник Аввакум, в одиночестве и отрешении, самозаточенный, будет страдать здесь, каждый день жрать «капроновый» суп, как метко окрестила жена суповый концентрат в пакетах, который надо еще самому и варить.

Ему вдруг ни с того ни с сего стало обидно за себя. «Да, верно, это его идея быть врозь, — рассуждал он, — но почему жена не настояла на том, чтобы остаться на время отпуска всем вместе, и с такой легкостью бросила его одного? А, действительно, почему? — сверкнула в нем коварная мыслишка. — Да, почему это она такая молодая так легко, без слез и уговоров, уехала на юг, где… Она же с дочерью!» Пищурин, как мог, гнал коварную мысль, но она упорно цеплялась за сознание и не уходила. Тогда он попробовал перевести раздумье на себя…

«Да, а я! С какой это стати вдруг решился на это глупое самопожертвование? Во имя литературы? Еще неизвестно: получится ли повесть. Пока одна идея да слабенький вариант, который подметил руководитель литкружка. Но идея и заготовка — это еще не художественное произведение. Идей сейчас у всех много, только художественности ни шиша! Причем в такой дыре не только что-нибудь напишешь приличное, подохнешь от скуки скорее. Другое дело — на юг! Там и сил можно набраться и впечатлений масса. Классики не зря на юг ездили творить». Он представил себе широкое синее море, южное ласковое солнце на чистом голубом небе, желтый песок пляжа. Ялта! Где творил Чехов…

— Нет! — решительно сказал вслух Пищурин. — Надо немедленно исправлять положение! Завтра же поеду к теще и скажу ей: спасибо, милая, за дачу. Можешь ее теперь занимать сама, а я уезжаю к жене и дочери…

В этот момент он услышал, как кто-то поскребся в дверь. Пищурин подошел к двери и открыл ее. В прихожую вошел весь мокрый пес Берасова. Отряхнувшись от влаги, пес лег на коврик в прихожей и умными глазами поглядел на Пищурина, как бы извиняясь за свой нежданный визит.

— Ты что же, милый, отстал от хозяина? Или хозяин забыл тебя? — участливо вопрошал он у пса. — Бедный песик…

В ответ на сочувствие пес повилял хвостом и мотнул головой.

— Может, ты хочешь домой? Я провожу тебя на следующей электричке? — сказал Пищурин и открыл дверь, приглашая пса на выход. Но пес, зевнув, продолжал лежать, уложив поудобнее голову на лапах. — А, ты, наверное, нездоров или сильно устал! — высказал догадку Пищурин. — Ну, тогда лежи, отлеживайся, а завтра я тебя отправлю к хозяину. А то ты — пес породистый, тебя могут запросто прибрать к рукам или, еще хуже, на шапку изведут. При нашем цивилизованном варварстве такое возможно… — Оставив пса в прихожей, он прошел в комнату. В душе Пищурин был страшно рад, что пес остался с ним: все-таки живая душа рядом, не один.

Когда Пищурин сел на диван и стал читать газету, пес пришел из прихожей и преданно улегся у его ног.

— Скучно одному, даже ты это понимаешь! — сказал с сочувствием Пищурин, глядя в печальные собачьи глаза, и погладил пса за ухом. Тот, повернувшись на бок, лег на ботинки Пищурина. И тут Пищурин увидел, что позабыл переобуться в домашние тапочки.

— Слушай, — обратился он к псу. — Как тебя звать: Тузик? — Лохматый собеседник отрицательно покачал ушами. — Шарик? Мухтар? — Опять отрицательное покачивание собачьей головы. — А! — воскликнул догадливый Пищурин. — Ты же у нас порода! Тебя зовут Билл или Джек. Да? — Собачьи глаза улыбнулись. — Джек, да? — Пес кивнул в подтверждение лохматой головой. — Значит, Джек! Конечно, Джек! Как я сразу не догадался! — Пес заморгал глазами, а Пищурин в восторге улыбнулся. — Вот умное животное собака! Все понимает, только сказать не может! — Стащив с ног ботинки, Пищурин вдруг предложил умному животному: — Слушай-ка, Джек, дружище, ты не смог бы отнести мои ботинки в прихожую, а вместо них притащить сюда тапочки? А то мне так не хочется вставать! От этого скверного вина, что принес твой хозяин, печень ноет. А, Джек?

Пес взял в зубы ботинки, отнес их в прихожую, а вместо них приволок в комнату пищуринские домашние тапочки.

— Молодчина! — похвалил его Пищурин. — Ну спасибо тебе, дружище. Не зря говорят: собака — друг человека. Я в этом теперь убедился. — И он неожиданно предложил: — Джек, а чего это мы с тобой скучаем? Ведь ты, наверное, петь умеешь? Давай-ка вместе попробуем? Тяни за мной! — И Пищурин запел: «И-из-вела-а меня-а-а кручина-а-а…» — Но сразу остановился и сказал: — Не хочешь петь грустное… Понятно. Да и старинных песен ты, конечно, не знаешь. Давай тогда споем современное и веселое! — И он бодро запел: «Главное, ребята, сердцем не стареть…» — Пищурин заливался во все тяжкие, а ему бодро подвывал Джек.