Игорь Васильков - Тайна двух сфинксов Страница 2

«Эти люди могут подтвердить старую истину, что противоположности сходятся», — наверное, думает Нина. Андрей — подвижный и нервный, легко увлекающийся, привыкший к тому, что все ему дается сравнительно легко. А Виктор Петрович — медлительный, всегда спокойный и немного застенчивый, но умеющий проявлять невероятное упорство в достижении поставленной цели. Вкусы и склонности у них тоже разные. Андрей понимает и страстно любит музыку, а Виктор Петрович равнодушен к ней. Андрей всегда мечтал об активном вторжении науки в жизнь и нашел свое призвание в биологии. А Виктор Петрович увлекался историей и стал археологом. Они всегда спорят, но это не мешает им оставаться связанными самой прочной и искренней дружбой, окрепшей еще давно, в студенческом общежитии университета. Виктор Петрович немного старше Андрея, и это, по его собственному убеждению, дает ему право по отношению к другу держаться давно усвоенного слегка покровительственного тона. Андрей привык к этому и не обижается.

Нину забавляет, что она, не оборачиваясь, может следить за своими слушателями, В темной глубине полированного дерева ей хорошо видна за их спинами широкая дверь террасы, выходящая в сад. Нина видит, как тяжелая грозовая туча, неподвижно повисшая над садом, впитала в себя, будто огромная губка, горячую массу солнца, и лужица перед террасой, только что посылавшая на крышку рояля весело мерцающие световые зайчики, сразу стала мелкой и скучной.

Подул легкий ветер. Где-то далеко лениво громыхнул гром.

Нина продолжает играть. Мелодичные звуки музыки наполняют террасу, бьются в застекленные переплеты рам, а вылетев в окно и точно испугавшись непогоды, возвращаются, чтобы по-прежнему упрямо кружиться над головой Виктора Петровича, напоминая ему мелодичное журчание нильской воды у первых порогов и песни Хофни Гуссейна.

Гуссейн, рейс[1] археологической экспедиции в долине Нила, всегда напевал во время работы. Одна и та же однообразная мелодия без слов — видимо, столь же древняя, как сам Египет, — неслась над светло-желтым песком пустыни каждый раз, когда в руках Гуссейна появлялись заступ или лопата и он показывал молодым неопытным рабочим приемы контрольных раскопок или, отстраняя всех, сам быстро, но с бесконечной осторожностью разбрасывал песок и щебень в тех местах, где, по его мнению, можно было наткнуться на хрупкие предметы древности.

Нет, Хофни Гуссейн не был только наемным рабочим. Всю жизнь он, так же как его отец и дед, работал вместе с археологами и приобрел большой опыт.

Виктор Петрович познакомился и подружился с Гуссейном несколько лет назад, когда приехал в Верхний Египет вместе с группой советских специалистов, чтобы помочь египтянам в изысканиях, связанных со строительством высотной Асуанской плотины. Когда главный инспектор департамента древностей в Верхнем Египте подозвал Гуссейна к Виктору Петровичу и сказал, что они будут работать вместе, Гуссейн, узнав, что Виктор Петрович русский, радостно заулыбался, поднял над головой руки и, пожимая левую кисть правой, воскликнул:

— Русси хара-шо!

Виктор Петрович до сих пор, кажется, ощущает на своем лице нестерпимо горячие струи воздуха, несущиеся из раскаленных ущелий Ливийского хребта, помнит прохладу глубоких пещерных храмов Абу-Симбела и слышит скрипящий звук собственных шагов, когда они с Гуссейном бродили по грудам оставленного древними каменотесами известнякового щебня, почти белого и такого прочного, словно это осколки слоновой кости. Вот во время таких переходов из одного храма в другой Гуссейн и рассказал Виктору Петровичу свою родословную.

Говорил он на странном языке, состоящем из смеси английских, французских и даже русских слов, которые уже успел выучить.

Происходит он из селения Курна и состоит в родстве с потомками семьи Абд эль Расулов, которая пребывала в безвестности и неожиданно в конце прошлого века прославилась на весь мир.

Кто-то из членов этой семьи обнаружил совершенно случайно недалеко от Долины Царей[2], в ущелье Дейр-эль-Бахри, тайник, а в нем мумии фараонов и целый склад сокровищ. Так как Абд эль Расулы были бедны и не отличались бескорыстием, они решили сохранить в тайне свою находку. Но все тайное раньше или позже становится явным. Абд эль Расулов уличили в торговле ценностями, похищенными в гробницах, и привлекли к ответу. Тайна была раскрыта, мумии фараонов и сокровища перевезены в музеи, а Абд эль Расулы распрощались с надеждами на богатство. Но слава о находке уже прокатилась по миру. Абд эль Расулов сочли великими кладоискателями, за их помощью обращались заезжие археологи, хранители музеев древностей, иностранные коммерсанты, бравшие на откуп право на раскопки в Египте. Многие жители Курны занялись новым промыслом, они научились помогать археологам. Не миновал этой судьбы и Хофни Гуссейн. Но он не жалеет, профессия разведчика прошлого оказалась ему по душе.

Позже Гуссейн вызвался сопровождать Виктора Петровича в обратный путь до Каира. Они вместе бродили по сонным от жары улицам Луксора, глазели на сушеных крокодилов, прибитых над входом в лавки торговцев древностями, и вместе же на утлой феллахской лодчонке с драным парусом переплыли священный Нил в том месте, где в Долине Царей время сохранило нам памятники Фиванского некрополя.

В Каире Хофни Гуссейн помогал Виктору Петровичу упаковывать небольшую коллекцию древностей, переданную египетскими учеными для советских музеев. В этой коллекции, кроме нескольких мелких предметов, все очарование которых может понять только археолог, был еще деревянный сфинкс размером в рост человека и довольно грубой работы. Виктору Петровичу казалось, что сфинкс этот не представляет большой ценности, зато Хофни Гуссейн почти не отходил от деревянного изваяния. Он скреб его длинным желтым ногтем, долго выстукивал и все к чему-то прислушивался. Потом, взяв Виктора Петровича за рукав и молча подведя его к сфинксу, Хофни Гуссейн сказал медленно, стараясь, чтобы было понятно каждое слово:

— Слушай, друг руси! Этот сфинкс очень древней работы. Там внутри, — Гуссейн постучал по сфинксу согнутым пальцем, — он пустой! Там, — Гуссейн снова постучал по сфинксу, — надо искать большие сокровища.

Виктор Петрович не придал особого значения словам Гуссейна. Сам-то он не верил в древность деревянного сфинкса, подозревал подделку и брал его с собой только потому, что не хотел обидеть своих египетских коллег.

Когда все вещи были погружены на самолет и Виктор Петрович поднимался по трапу, он увидел в толпе провожающих Хофни Гуссейна. Его зубы блестели в улыбке, поднятые над головой руки пожимали одна другую, он что-то кричал, но в шуме грохочущих вблизи моторов Виктор Петрович не столько расслышал, сколько угадал только три слова: