Стефан Вайнфельд - Симпозиум мыслелетчиков Страница 2

И, конечно, надежды эти отражаются в фантастических произведениях, в частности в предлагаемом сборнике. Читая книгу, обратите внимание, сколько здесь фантазий на биологическую тему: управление чувствами человека на расстоянии, передача ощущений больного врачу для диагноза, анабиоз, соединение человеческих нервов с машиной для ликвидации технических поломок, чудесное излечение человека, волшебное исчезновение человека, жизнь мозга после смерти тела, считывание и воплощение мечтаний, исправление или мгновенное изменение внешности.

Научная фантастика далеко не всегда соответствует проверенным истинам, добытым в прошлых веках и десятилетиях. И в ней очень сильна эмоциональная сторона, роднящая ее с искусством. Но все же фантастика выражает надежды науки и надежды, связанные с наукой, разочарования науки и разочарование в науке, использует научные планы, предъявляет науке претензии, вносит предложения и пожелания, восторгается и протестует. Взлеты фантастики всегда были связаны с периодами больших свершений в науке.

Один из самых блестящих периодов в развитии естественных наук пришелся на середину прошлого века — 1858–1869 гг. К этому времени относится появление теории Дарвина и Периодической системы Менделеева, открытие клетки, законов наследственности, спектрального анализа. Несколько раньше был сформулирован закон сохранения энергии.

Человечество XIX века было потрясено успехами инженеров. Паровоз, пароход, телефон, телеграф! За восемьдесят дней можно объехать вокруг света! Сейчас трудно даже представить, как поражены были люди перспективами, которые открывала машинная техника. Но ведь психологически перейти от конного экипажа к паровозу было куда труднее, чем от паровоза к ракете. Техника вызывала восторг, казалось, что она способна осчастливить мир. И эти настроения выразил в литературе Жюль Верн. Первый его роман датирован 1863-м годом.

Для него самого разочарование пришло достаточно быстро — в 1870 г., когда прусские роты вторглись во Францию. Науки науками, а войны шли своим чередом, солдатские сапоги топтали крестьянские поля, как и в дотехническую эпоху. И сомнения в пользе техники при капитализме были выражены другим великим писателем — Гербертом Уэллсом в 90-х годах прошлого века. У него мы прочли, что в классовом обществе наука может приносить вред человеку, об агрессивных пришельцах из космоса, о войне в воздухе, о гибели гениальных одиночек, о техницизированном фашизме и о деградации человечества, если оно и дальше будет идти по капиталистическому пути развития.

Могучая и неисчерпаемая атомная энергия могла бы перестроить всю жизнь на Земле. Но когда эта энергия попала в руки людей, оказалось, что она способна приносить не только пользу, но и вред. Великолепные машины-автоматы при капитализме не только помогают человеку, но и вытесняют его.

Этот краткий и поневоле схематичный экскурс в прошлое необходим для того, чтобы напомнить: и в XX веке фантастика, следуя за ходом развития отдельных наук, переживала свои периоды подъема и спада, периоды строительства воздушных замков и периоды критики уже построенных.

Вопрос о связях между наукой и фантастикой не так прост, как это может показаться на первый взгляд.

Не случайно на всех симпозиумах шел разговор о пределах возможностей роботов. В этой книге вы прочтете о роботах тупоумных, педантично выполняющих заданное и доходящих при этом до абсурда (Ст. Вайнфельд «Симпозиум мыслелетчиков», Я. Зайдель «Закон есть закон»), о роботах, по ошибке губящих человека (В. Зегальский «Состояние опасности»), и о роботах, которые, преследуя свои цели, сами начинают эксперименты над живыми существами (Кш. Малиновский «Ученики Парацельса»).

Вполне логично, что обсуждение проблемы «Робот и человек» вызывает повышенный интерес к успехам биологии, тем более, что биология все яснее показывает удивительные возможности живого организма, его преимущества по сравнению с техническими устройствами.

За сто с лишним лет в науке произошло много событий, которые отражались в фантастике разных стран по-разному. И взяв конкретный сборник, мы как бы фиксируем отдельный момент, кадр, вырезанный из киноленты.

Первый сборник польских фантастов, первый симпозиум («Случай Ковальского», 1967) пришелся на тот момент, когда фантастика, озабоченная нежелательными последствиями открытий физиков в области атомного ядра и в кибернетике, вела яростную дискуссию о ценности этих открытий. Спор шел между энтузиастами науки и скептиками. Мы их тогда называли «физиками» и «лириками». К числу физиков принадлежали присутствующие и здесь, на третьем симпозиуме, С. Вайнфельд и Я. Зайдель, среди лириков же наибольшую активность проявлял Ч. Хрущевский. Физики были обстоятельны, суховаты, подчас скучноваты. Лирики же явно имели преимущество в литературном отношении, писали увлекательнее и убедительнее, отличались иронией, сарказмом, образы у них были сильнее. И как водится, те и другие перегибали палку в споре. Физики изображали победы науки слишком легкими, лирики же осуждали всякую мечту, даже мечту о победе над смертью, даже мечту о счастье. Дескать, не указывайте нам, что такое счастье, пусть каждый будет счастлив по-своему (Ч. Хрущевский «Сто Сорок Вторая»).

На втором симпозиуме («Вавилонская башня», 1970) наметилось сближение позиций, казалось бы, непримиримых спорщиков. Лирики стали рассудительнее, объективнее, физики — лиричнее и литературнее. Даже позаимствовали литературную манеру лириков. Это особенно заметно на нашем сегодняшнем симпозиуме, где С. Вайнфельд выступает с вариантом космических охотничьих рассказов в виде этакого межпланетного Мюнхгаузена, родича лемовского Иона Тихого, а Я. Зайдель, такой обстоятельный, такой преданный технике в прошлом, представлен короткими и броскими ироническими новеллами. Видимо, иронический стиль стал ведущим в фантастике семидесятых годов. Вот и физики вслед за лириками вынуждены принять этот стиль, если хотят, чтобы читатели приняли их.

Итак, мы явственно ощущаем перемену тематики. Неживая природа уступила место живой, мечты физические — мечтам биологическим. Из пятнадцати рассказов только в трех — космические полеты, в первом же сборнике из двадцати семи рассказов — четырнадцать космических путешествий. Время пришло иное — биофантастическое.

И еще одно надо отметить: новую нотку в произведениях физиков. Подавленные иронией своих противников, физики как бы признали, что их фантастические мечты были односторонними, что в развитии науки есть и свои сложности. Но все-таки…

Все-таки хочется, чтобы мечты осуществились.