Харлан Эллисон - Разбился, как стеклянный домовой Страница 2

- Эй, Руди, где ты был?

- В армии.

- Ого!

- Да, это было ужасно.

- Все кончено?

- Да. По здоровью.

- Это хорошо.

Они посидели молча. Потом Джон вдруг закивал головой и сказал самому себе:

- Похоже, ты не очень-то устал.

- Послушай, Джон, что с Крис? Ты знаешь, мы должны были пожениться.

- Она где-то здесь, - ответил Джон.

Из кухни, расположенной за столовой, где под столом спала блондинка, доносились дикие звуки, будто кто-то рвал мясо. Это продолжалось уже долго. Руди взглянул в окно. Человек в сером костюме разговаривал с двумя полицейскими.

- Джон, Крис может уйти?

Джон сердито посмотрел на него.

- Послушай, парень. Никто не держит ее здесь. Просто она к нам привыкла. Сам спроси у нее. А меня не трогай!

Полицейские шли к дверям. Руди встал, чтобы открыть им. Они улыбнулись, увидев его мундир.

- Чем могу вам помочь? - спросил Руди.

Первый полицейский спросил:

- Вы здесь живете?

- Да. Меня зовут Рудольф Бекель.

- Мы хотели бы войти и поговорить с вами.

- У вас есть ордер на обыск?

- Мы хотим не обыскивать, а только поговорить. Вы служите в армии?

- Только что демобилизовался. Вернулся к семье.

- Мы можем войти?

- Нет, сэр.

Второй полицейский выглядел беспокойно.

- Этот дом называют "Холм"?

- Кто называет?

- Соседи. Они говорят, что здесь что-то происходит.

- Вы что-нибудь слышите?

Полицейские поглядели друг на друга. Руди добавил:

- Здесь всегда тихо. Моя мать умирает от рака кишечника.

Они примирились с его присутствием, потому что он умел разговаривать с людьми из внешнего мира. Кроме Руди, который покупал продукты, никто не выходил из Холма. Здесь всегда было тихо.

Только иногда в задней комнате, где раньше было помещение для прислуги, слышалось рычание, да из подвала доносились всплески и звуки ударов чего-то мокрого о кирпич. Это была замкнутая маленькая вселенная, ограниченная на севере ЛСД, на юге мескалином, на западе напитками и на востоке амфетамином. В Холме жило одиннадцать человек. Одиннадцать - и Руди.

Он бродил по комнатам и изредка встречал Крис, которая не разговаривала с ним. Лишь однажды она спросила, интересует ли его что-нибудь, кроме любви. Он не нашел, что ответить, и просто сказал: "Крис, пожалуйста", а она обругала его и направилась к лестнице на чердак.

Руди слышал доносившийся с чердака визг, как будто кричала мышь, которую разрывали на части. В доме жило много кошек.

Он не знал, почему находится здесь, и не понимал, почему она не хочет уходить. У него постоянно гудело в голове. Ему казалось, что если он найдет нужное слово, Крис пойдет с ним. Он разлюбил свет. От света болели глаза.

С ним почти не разговаривали.

Руди стал их единственной связью с внешним миром. Он написал своим родителям, в банк, еще куда-то, и начали приходить деньги. Немного, но достаточно для того, чтобы покупать продукты и платить за дом. Он хотел, чтобы Крис была добра к нему.

И все настояли, чтобы Крис была добра к нему. Она стала спать с ним в маленькой комнатке на втором этаже, где Руди оставил свою сумку. Тут на кровати он проводил большую часть дня, если не нужно было выходить из Холма, и читал в старых газетах криминальную хронику. И к нему приходила Крис, и они занимались любовью.

Однажды ночью она убедила его, что этим нужно заниматься после ЛСД, и он проглотил две большие желатиновые капсулы. Крис лежала, как огромная, в шесть миль длиной, конфета, а он превратился в медную проволоку, заряженную электричеством, и пронзил ее плоть. Она извивалась в его электрическом потоке и становилась все мягче. Он погружался в эту мягкость и с восторгом наблюдал, в какие сложные узоры выстраивались встающие ему навстречу в тумане слезинки. Он медленно опускался, все время поворачиваясь, удерживаемый голубым шепотом, обвивавшим его тело, как паутина. Звук ее дыхания во влажной пещере подушки звучал низко, он касался ее кончиками пальцев, и она дышала еще тяжелее, ее дыхание поднимало его, а он все опускался, слабея, в обволакивающей мускусной сладости.

Под ним что-то начало пульсировать, что-то тонко взвизгивало, и он боялся опускаться. Он почувствовал страх. Паника охватила его, горло у него сжалось, он вцепился в оболочку, и она разорвалась в его руках. Он падал все быстрее и быстрее!

Фиолетовый взрыв взметнул все вокруг, зарычал зверь, который искал его, но имени которого он не знал. Он услышал ее крик, она извивалась под ним, и ужасное чувство крушения охватило его...

И наступила тишина.

Она длилась мгновение.

Потом зазвучала мягкая музыка. Они лежали в жаркой маленькой комнатке, касаясь друг друга, и спали. Долгие, долгие часы...

После этого Руди стал редко выходить на свет. В магазины он ходил по вечерам, укрываясь в тени. По ночам он выбрасывал мусор, подметал тротуар и подстригал траву на лужайке ножницами, потому что шум косилки раздражал соседей. Теперь они не жаловались, потому что в Холме всегда было тихо.

Руди начал сознавать, что уже давно не видит одиннадцать молодых обитателей Холма. Но звуки вверху, и внизу, и вокруг него слышались в доме все чаще.

Одежда стала ему велика. Он носил лишь трусы. Руки и ноги его болели. Костяшки пальцев распухли и покраснели.

У него постоянно гудело в голове. Он все время читал старые газеты. Он помнил, что когда-то у него был гараж, но это было так давно. Когда в Холме отключили электричество, это его не обеспокоило, потому что он предпочитал темноту. Но нужно было сообщить об этом одиннадцати.

Он не нашел их.

Они исчезли, но Крис должна быть где-то здесь.

Он услышал хлюпающие звуки в подвале и стал спускаться в мягкую темную тишину. Подвал был затоплен. Здесь был один из одиннадцати, Тедди. Он висел на скользкой верхней перекладине подвала, мягко пульсировал и светился слабым зеленоватым светом. Резиновую руку он опустил в воду, и она вяло покачивалась на волнах. Потом что-то приблизилось к ней. Он сделал резкое движение, вытащил существо, извивающееся в его резиновой хватке, медленно и осторожно поднес к стене и ударил о кровавое пятно. Существо ужасно завизжало, и Руди услышал сосущие и глотающие звуки.

Он поднялся по лестнице. На первом этаже он увидел блондинку, которую звали Адриана. Она лежала, худая и белая, как скатерть, на столе, а трое остальных впивались в нее зубами, и из гнойных карманов, которые когда-то были ее грудями и ягодицами, брызгала зеленая жидкость. Они пили эту жидкость, и лица у них были бледные, а глаза как пятна сажи.

Когда Руди поднимался на второй этаж, его чуть не сбил Виктор, летевший на тяжелых кожистых крыльях. В зубах он нес кошку.