Владимир Кантор - Пугач Страница 2

Длинный занес ногу для удара, но неожиданно поскользнулся на мокрой траве и грохнулся нескладно, боком, выронив карабин. А толстяк, увернувшись, с трудом встал на колени, потом на ноги, разогнулся и сунул руку во внутренний карман. Длинный потянулся было к карабину, но замер. Толстячок стоял в двух шагах, направив ему в лоб пистолет. Оказывается, он тоже малый не промах. На длинного пистолет направляли не впервой, и он знал — если сразу выстрела не было, то и не будет. И все же, и все же… Он напряженно следил за подрагивающей рукой. Хмырь не стрелял, кровь запеклась у него на щеке, и он свободной рукой пытался ее стереть. Если все образуется, с ним можно делать дела. Конечно, тем ребятам, что тут пропали, он и в подметки не годится, но выбора-то нет. Лишь бы не нажал на спусковой крючок. Я же его не убил. И не собирался, хотел только поучить малость. Моя промашка, не понял, с кем имею дело…

На голову ему посыпалась с дерева труха. Розовая птичка устроилась на ветке как раз над ним и по-прежнему долбила кору. Он судорожно дернулся, но поднять руку, чтобы стряхнуть с волос древесный мусор, не посмел. Толстячок заметил это и немного опустил пистолет.

— Ты сильная личность, — сказал он. — А я нет. И это дает тебе право бить меня ногами. Но у меня есть оружие, и я пущу его в ход, если потребуется.

— Понял, — сказал длинный. — Не горячись. Мир.

Он стряхнул с головы труху и сел, скрестив ноги. Но к карабину уже не тянулся.

— Слушай, — обратился он к молчавшему толстяку. — Есть богатая идея. Точно, богатая.

Идея представилась ему удивительно простой и даже честной. Главное убедить толстяка, тогда они спасены. Раньше он что хотел? Запустить толстяка вперед и проверить, есть ли звери в ракете. Но теперь я сам пойду, подумал длинный. Пусть только даст пистолет. Не понимает он, что ли, остолоп непуганный, что нельзя здесь оставаться, сожрут бесследно. Как пить дать сожрут. И не заметишь, откуда подлезут.

Он и не подозревал, что спутник его уже решился. Надо возвращаться, чего бы это ни стоило. Домой. Туда, где его ждут. Риск велик, но бездействие еще хуже. Правда, как только он вспоминал о зверях, в груди делалось нехорошо; но вдруг они ушли? И бандюга этот вроде бы присмирел. Вот тебе и пугач, и вправду пугач.

— Эй, парень, — снова начал длинный, — ты только послушай.

Он говорил медленно, осторожно подбирая слова, чтобы они звучали убедительно и не страшно.

— Я понял, в чем дело. Звери эти для нас невидимые, а сами-то, небось, видят. И оружие наше видят. И скрываются. Может, в воздух подымаются, может, еще куда. Мы стреляем, понимаешь, и все мимо, а они потом — бац! И будь здоров. А пистолет — это тебе не карабин и не автомат, с ним вплотную можно подойти, и прямо у дверей из кармана шарахнуть. Это верняк, только спокойно, не промазать.

Толстяк молчал.

— Эй, ты не думай, — заторопился длинный, боясь, что толстяк откажется. — Я первый с пистолетом пойду.

— Нет, — сказал толстяк. — Я сам. Только у меня с глушителем пистолет, выстрела можешь и не услышать.

— Понял.

Длинный вскочил на ноги, покосился на спутника.

— Карабин подбери, — разрешил тот.

Вечерело. Птицы попримолкли, но несколько пташек, свиристя, неотступно следовали за ними, перепархивали с дерева на дерево. И больше — ни живой души, до самой опушки, до василькового поля.

Ракета толстяка стояла совсем близко к деревьям, можно добежать одним рывком, если только хватит сил. Длинный остался ждать, а толстяк медленно пошел вперед, сжимая в кармане пугач. На рывок сил не осталось. «Пусть не будет зверей, — думал он. — Пусть их не будет. Не мог же я дать пугач этому малому, он бы сразу понял. Только бы не было зверей!»

Руки плохо слушались его, люк никак не хотел открываться. С трудом он откинул его и вошел внутрь. И внутри тоже никого не было. Никто не нападал. Оставив люк открытым, толстяк быстро прошел в рубку управления, захлопнул за собой дверь и прижался лицом к смотровому стеклу.

Он сразу увидел длинного. Озираясь, тот стоял на опушке, потом медленно пошел к ракете. Карабин наизготовку. Остановился. Побежал. Снова шагом. Васильки, растоптанные огромными ботинками, отмечали его путь. Опять побежал. В нескольких шагах от ракеты вскинул карабин и выстрелил вверх, вперед, вниз. Одна пуля чиркнула по обшивке. Длинный рванулся к люку.

Толстяк вышел из рубки, чтобы запереть люк. И обмер. Длинного не было.

— Эй, парень, где ты? — спросил он.

Никто не отозвался. Люк открыт, снаружи светло. Толстяк осторожно выглянул. Никого. Он вылез из ракеты и обошел ее кругом. Никого. Только птички посвистывают.

Он вернулся, не торопясь запер люк, прошел в рубку и запустил двигатель.

— Домой, — сказал он себе, — домой.