Александр Казанцев - Полярная мечта (Мол Северный, часть 3) Страница 2

Глава вторая

В РАЗДУМЬЕ

Алексей до сих пор не знал бессонницы. Эта ночь, если не считать той, которую провел он после провала диссертации, была первой в его жизни, когда он не смог заснуть. Мягко ступая по ковру, чтобы не разбудить спящих в соседней комнате родителей, он ходил от одной стены к другой, задерживаясь то у стола, чтобы перелистать несколько страниц пояснительной записки к проекту, то у открытого окна. Завтра решается судьба проекта. Наступал самый значительный в жизни Алексея день. Все, что было до этого дня, не сможет сравниться с тем, что будет завтра. Быть может, у каждого человека бывает в жизни такое... Вчера ты был еще юн, а завтра станешь зрелым. Вчера ты еще только готовился, а завтра возьмешься за свершение самого главного в жизни. Когда он был еще совсем маленьким, ложась спать вечером накануне дня рождения, он волновался, думая, что ему сейчас пять лет, а завтра будет вдруг сразу шесть. Мысль о предстоящем чудесном превращении пяти лет в шесть наполняла его гордостью, но в то же время он сжимался в комочек, потому что ему было немножко жутко. А вдруг он станет совсем другим, не похожим на того Алешу, который лежит в кроватке? Это детское, давно забытое ощущение, знакомое, наверное, многим детям, которое он или помнил, или же когда-нибудь читал о чем-то похожем, внезапно всплыло в памяти Алексея. Он оперся руками о подоконник. С высоты двадцать пятого этажа улица казалась двумя линиями огней, снизу доносились коротенькие гудки автомашин. Почему ему кажется, что завтра все будет по-иному, что и они и все, кого он знает, будут другими? Разве он уже не изменился за то время, которое прошло с момента возникновения идеи ледяного мола? Что же произошло? Как это было? Да, в первый раз он почувствовал себя иным, когда стоял на капитанском мостике около Федора и мысленно вслед за ним командовал себе: "Вперед, самый полный!" Тогда впервые он понял, какую огромную силу представляет человек, если он не одинок, если стоит в строю плечом к плечу, локтем к локтю с людьми одной с ним цели. Один человек может только мечтать, но превратить мечту в действительность может только народ. С этого дня и началось проектирование. Оно началось с совсем не относящихся, казалось бы, к ледяному молу работ на Дальнем Берегу, где монтировался завод-автомат. Метели, морозы, непроглядная полярная ночь с трепетными всполохами сияния. В возведенных корпусах светло. Там устанавливают станки-автоматы. Выйдя на мороз, Алексей ощущал лицом, грудью, всем телом упругую силу ветра. Отвлекаясь от обычных дел, он старался представить себе работы на льду в такую погоду, прокладывание полыньи, заносимой снегом, опускание труб, к которым не прикоснешься рукой. И здесь, в Арктике, он находил, придумывал, изобретал будущие приемы работ. Алексей привык в Арктике не торопиться, обдумывать каждый шаг до мельчайших подробностей. Он знал, как благодарны были строители завода-автомата работникам московского "Завода заводов" за то, что они учли при создании автоматов все мельчайшие особенности их работы в арктических условиях. Алексей понял, что именно так и следует проектировать строительство ледяного мола. Его нужно строить не руками, а машинами, целой армией особых машин, приспособленных к холоду, к пурге, скрывающих своих командиров в теплых кабинах. Прежде чем строить мол, нужно изобрести механизмы для его строительства, сконструировать их и построить. Алексею вдруг вспомнилось, как однажды, возвращаясь с завода, он заметил на крыльце дома фигуру в кухлянке с хореем в руках. Рядом стояли нарты в оленьей упряжке. Алексей пригласил незнакомого оленевода к себе. Тот вошел и, сбросив капюшон, оказался... улыбающейся Галей. Алексей не мог догадаться, зачем она приехала сюда. Галя, замявшись, попросила показать ей завод-автомат. Недоумевающий, но, пожалуй, обрадованный, Алексей повел ее в цех. Галя, пораженная, остановилась у мраморных колонн вестибюля. "Как в Москве!" Задержалась у зеркала. "Полгода не смотрелась! Ужас, как лицо обветрено..." Прошли сразу не в литейный, а в механический цех. Пахло машинным маслом и разогретой эмульсией. Части станков сами собой сдвигались, раздвигались, словно не обрабатывали, а старательно "лепили", как сказала Галя, заготовку, превращая ее в готовую деталь. Они щелкали, жужжали, пели. Галя искоса посмотрела на Алешу и спросила: - А тебе кто показывал этот завод в Москве? Наверное... Женя? - Темные брови ее болезненно приподнялись у переносицы. - Нет, я в Москве ни разу к Жене на завод не выбрался, - простодушно признался Алеша. И Галя повеселела, даже разрумянилась. Оправдываясь, сказала: - У вас здесь жарко. - Это тепло, отнятое у морозного воздуха, - с гордостью отозвался Алексей. - Наши отопительные холодильные машины имеют такой низкий температурный уровень, что могут отнимать теплоту наружного воздуха даже в лютый мороз, как сегодня. Видимо, Гале нравилось, когда Алеша увлекается. Она смотрела на нею, забыв и автоматически работающие станки и бегущие по ленте заготовки. Потом говорили о моле. - Не терпится начать проектирование, - признался Алеша. - Хочется обсуждать проект, спорить, искать... Я так рад тебе, Галя... Галя задумчиво смотрела в сторону. Прошли в литейный цех, где из печей лилась нескончаемая струя металла. Это напоминало Алексею о Жене. - Ты знаешь, Галя, я не уверен, что это получится, но Женя хочет превращать эту всегда льющуюся струю в непрерывную трубу. Ведь для мола нужно столько труб! Галя поджала губы. Алексей заметил это и подумал, что вот с ним рядом идет чудесная девушка, которой он совсем не безразличен. Почему же нужна ему далекая и холодная Женя, подчеркнуто заинтересованная другим? Почему же не примет он Галиной дружбы?.. Алексей даже протянул к Гале руку, но тотчас отдернул ее и лишь украдкой посмотрел на девушку. Галя женским чутьем отгадала, что происходило с Алексеем. Задумчивая и рассеянная, она отказалась дальше осматривать завод и не захотела задержаться здесь хотя бы на один день. Немного озадаченный, Алексей из долга гостеприимства решил проводить Галю. Он отправился с ней в тундру, сидя на ее нартах. Следом за оленями шел его вездеход. Полярной ночью, при свете звезд, трудно было разглядеть ее лицо. Когда они прощались, она отворачивалась и все звала свою Гексу, а потом, к удивлению Алексея, спросила, передать ли привет инженеру Ходову? Нарты скрылись в темноте. Некоторое время долетал лай Гексы. Вскоре после отъезда Гали однажды в пургу на автоматический завод неожиданно приехал Ходов. Оказывается, что он решил обсудить с Алексеем методы предстоящего строительства, о котором уже говорили в печати, как об одной из задач недалекого будущего. Сутулясь, он расхаживал по комнате зимовки. Алексей наблюдал за его худым лицом, с провалившимися щеками, с запавшими серыми глазами и глубокими энергичными складками у губ. Ходов говорил ровным и безапелляционным голосом о том, что строители Днепростроя вынули за четыре с лишним года шесть миллионов кубометров земли и уложили один и две десятых миллиона кубометров бетона. Они были вооружены заграничными экскаваторами с ковшами емкостью в один-полтора кубометра. Ходов противопоставлял этому работу на первых великих стройках. Там строители за пять лет вынули три миллиарда кубометров земли (в пятьсот раз больше, чем днепростроевцы), уложили двадцать миллионов кубометров бетона (в семнадцать раз больше, чем на Днепре). Своим скрипучим голосом Ходов доказывал, что это удалось сделать потому, что для строителей были созданы советские экскаваторы с ковшами емкостью до пятнадцати, даже двадцати пяти кубометров, которые заменяли в работе десять тысяч землекопов. Великие стройки получили гигантские советские землесосы, заменявшие труд двадцати пяти тысяч человек. На этих стройках работали исполинские стальные муравьи - скреперы, могучие бульдозеры, армия саморазгружающихся машин, бетономешалок, похожих на дом, - словом, невиданная во времена Днепростроя новая техника, позволившая вооруженным ею людям выполнить титанические задания. Останавливаясь перед Алексеем, заложив руки за худую спину, Ходов говорил, что это и есть тот путь, по которому надлежит идти при строительстве ледяного мола. Мол можно построить только усилиями всей страны, которая взялась бы не только послать на север строителей, но и построить для них множество новых машин, способных заменить в работе на льду тысячи и тысячи людей. Алексей молчал, радостно соглашаясь со всем этим в душе. Ему было приятно слышать именно от Ходова повторение своих собственных мыслей. Алексей скромно умалчивал о том, что самостоятельно пришел к этим выводам, и у Ходова могло сложиться впечатление, что он убедил молодого инженера. Но молчание Алексея отнюдь не было робостью. Оно было скорее сознанием своей правоты, подтвержденной недавним противником. Да и не только недавним. Едва Ходов касался самой конструкции мола, молчаливость Алексея исчезала, глаза его загорались, он уже перебивал сухую, размеренную речь Ходова, не соглашался с ним. Ходов считал, что сейчас невозможно учесть все те условия, в которых должен строиться и существовать мол. Какова будет сила дрейфующих льдов, напирающих на мол? Какие будут наметаться сугробы у радиаторов, поднимающихся надо льдом? Каким способом удастся прокладывать во льду полыньи для опускания труб? Ходов предлагал не начинать проектирования, пока не будет накоплен опыт в специально созданной лаборатории. Карцев горячо восстал против этого. В лаборатории можно изучать только частности, но нельзя построить модель мола, и создать для нее условия, как в полярном море. Если уж ставить опыты, то ставить смелее и шире. Алексей предложил построить опытный мол в Карском море. Ходову понравилась эта мысль, но в назначении мола будущие соратники и уже противники сразу же разошлись. Ходов считал, что опытный мол понадобится лишь для того, чтобы разрешить с его помощью вопросы, встающие перед инженерами. Он хотел строить опытный мол самых малых, ненадежных размеров с затратой минимального количества труб, радиаторов, энергии. Пусть он будет заведомо ненадежен, пусть льды поломают его, - пусть природа сама внесет коррективы в проектирование. Это даст возможность построить главное сооружение наиболее экономично, лишь с самыми необходимыми запасами прочности. Выгода будет огромной. Алексей спорил, возражал. Нельзя задерживать начало строительства. Нужно не проходить учебу в Арктике, а покорять, преобразовывать ее! Нужно сразу строить мол, который мог бы выдержать тяжелое испытание в природных условиях и повлиять на эти условия, на самую природу. Нельзя отказаться от быстрейшего появления магистрали. Ведь она могла бы заменить сто железных дорог! Ходов уехал. Они с Алексеем так и не договорились о конструкции мола. Но одно решено было твердо: при проектировании и на строительстве мола они будут работать вместе. ...Алексей подошел к окну и настежь распахнул его створку. Город покрыт был предрассветной дымкой. В Институте холода у академика Омулева начинались исследовательские работы, которые должны были в скором времени послужить основой для будущего проектирования. Замысел ледяного мола был уже широко известен. Он интересовал многие министерства и Академию наук. И пока инженер Карцев выполнял обычную работу строителя на Дальнем Берегу, в Москве и в Свердловске, в Ленинграде и Ново-Краматорске конструкторы трудились над чертежами машин, которые будут строить на льду и изо льда грандиозное сооружение. Еще до окончания строительства на Дальнем Берегу Алексей был вызван в Москву. Алексей летел на самолете и волновался: он знал, что его встретят друзья, был уверен, что среди них будет и Женя, и этой встречи почти боялся. Не раз пытался он представить, как увидится с Женей. Конечно, она будет холодно-внимательна к нему: расспросы, пожелания и за всем этим равнодушие. Получилось не так. Когда он вышел из самолета, Женя подбежала первая, припала к нему, охватив его плечи руками и уткнувшись лицом в его грудь. Он почувствовал запах ее волос, они касались его щеки. Алеша, покраснев, стоял, боясь пошевельнуться, а она не поднимала головы. Виктор отпустил какую то плоскую шутку. Женя отпрянула, и потом все было именно так, как мрачно представлял себе Алексей, если, пожалуй, еще не хуже. Женя стала холодной, почти равнодушной. Он боялся посмотреть ей в глаза, она же, свободно беседуя, не отводила своего ясного, ничего не говорящего взгляда. Женя, казалось, спохватилась и решила показать Алексею, что у них уже не может быть прежних отношений. Ему было горько, досадно. Но он взял себя в руки и через некоторое время, непринужденно идя рядом с Женей, поймал себя на том, что уже не волнуется, что почти равнодушен. Алексей расспрашивал Дениса о закончившейся стройке близ Дикого, о его мальчишках-близнецах, Виктор подшучивал над отцовским чувством Дениса, а Женя, безучастная, молчала. Сославшись на какие-то неотложные дела, она не поехала проводить Алешу до квартиры. У подъезда дома его ждал сюрприз. Еще из окна машины он увидел Галю с букетом цветов. Знала ли Женя, что Галя ждет его? Может быть, потому и не поехала? Алексей терялся в догадках. Все дни со времени приезда Алексея Женя ходила задумчивая, молчаливая. Лишь однажды она нерешительно обратилась к брату: - Витя, скажи, тебе не кажется, что Алеша остепенился, стал более терпимым к людям, к замечаниям, которые ему делают? Виктор ехидно улыбнулся: - Дорогая и уважаемая сестра, увы, это так, хотя я и не сомневаюсь, что прежний Алексей вам был ближе и понятнее и вы не возражали бы, чтобы все было по-старому. Тем более, что нынешний Алексей куда больше нравится одной нашей общей знакомой... Не дослушав, Женя порывисто вышла из комнаты. Гале и Жене стало трудно встречаться, а когда это случалось, они всячески старались не упоминать даже имени Алексея. Но один раз Женя услышала, как Галя говорила Денису. - Я сейчас верю в Алешу больше, чем когда-нибудь. Он производит на меня впечатление человека, который бережет накопленные силы... Словно почувствовав пристальный взгляд Жени, Галя обернулась, смутилась и покраснела. Женя равнодушно отвела глаза и молча пожала плечами. Разговор оборвался. Вскоре Галя снова улетела в Арктику. Поскольку это была первая группа геологов, отправлявшихся на трассу мола, Алексей приехал провожать их на аэродром. Галя сразу похорошела, увидев Алексея, но у нее почему-то вдруг появилось много дел, она и минуты не могла постоять около Алексея. Только когда все прощались, она, не глядя ему в глаза и на мгновение задержав его руку, с каким то вызовом, как бы отвечая Жене, снова сказала о силе, которую он накапливает, и добавила, что очень верит в эту его силу. Галя уезжала в те дни, когда проектирование развернулось вовсю. Шло соревнование между двумя вариантами: вариантом Алексея, стремившегося доказать целесообразность широкого фронта работ на строительстве ледяного мола сразу в нескольких морях, и вариантом Ходова, осторожно проектировавшего небольшой ледяной мол только у Карских ворот, чуть прикрывающий пролив от холодного течения Уже после отъезда Гали было принято окончательное решение, объединившее оба варианта. Алексей и Ходов стали проектировать вместе опытный мол через все Карское море. Он должен был и выяснить условия существования сооружения и вместе с тем создать в Карском море незамерзающую полынью, на которой удастся проверить возможность зимнего судоходства, по крайней мере в этом море, и изучить метеорологические и климатические изменения. При работе бок о бок споры Ходова с Алексеем стали еще ожесточеннее. Спорили из-за всего, из-за любого размера. Какую принять ширину мола, чтобы она выдержала напор льдов? Ведь никто не знал силы, с которой будут давить льды. На какой высоте от поверхности льда расположить радиаторы, чтобы их не заносило снегом? Каждый лишний сантиметр был связан с огромным расходом металла, затратой лишнего труда, дополнительной стоимостью. Ходов упрямо экономил, рассматривая сооружение прежде всего как опытное, ссылаясь на коррективы, которые должна внести природа. Именно природа, по мысли Ходова, вооружит проектировщиков новыми знаниями, опытом, цифрами, данными. Алексей же прежде всего видел в этом моле сооружение, преобразовывающее часть Арктики. Он не мог допустить, чтобы сооружение оказалось бы поврежденным стихией, Арктика непреобразованной, покорение полярных морей отодвинутым на будущие годы. И вот все эти споры, искания, борьба - позади! Каковы теперь отношения между Алексеем и Ходовым? Может быть, они стали врагами? Ведь они так долго боролись! Алексей усмехнулся. Пожалуй, дружбы между ними пока еще и нет, но есть проект опытного ледяного мола - их совместный проект, связывающий их больше, чем может связать симпатия или привычка. Проект существует и завтра будет рассмотрен. Заводы уже изготовляют подвижные кессоны и водолазные костюмы для работы на дне моря. Магнитные членисторукие краны, способные брать трубы с поверхности льда и устанавливать их трубчатым частоколом без прикосновения к металлу человеческих рук. Создаются монтажные машины для установки радиаторов и заполнения их холодильным раствором. Уже выпущены в большом количестве холодильные машины, которые встанут на льду, чтобы полярным летом охлаждать замороженное сооружение, предохраняя его от таяния. Строятся несчетные ветряки, которые силой ветра будут приводить в действие холодильные машины. Вспомнился спор о ветряках и холодильных машинах на общую мощность двадцать миллионов киловатт, с помощью которых Алексей собирался заморозить монолит ледяного мола длиной в четыре тысячи километров. Алексей улыбнулся. Насколько экономичнее решен теперь вопрос! Холодильные машины и ветряки требуются на неизмеримо меньшую мощность - лишь для поддержания мола в замороженном состоянии. Быть может, завтра при рассмотрении проекта кто-нибудь вспомнит о первых, еще не отстоявшихся мыслях Алексея. Завтра, защищая проект мола, Алексей и Ходов, пожалуй, уже не смогут считаться пионерами строительства. Их опередили многие и многие заводы, уже работающие на будущую стройку, опередили геологи, начавшие разведку трассы, в том числе и Галя. За окном светлело. Доходившие до облаков огни исчезли. Исчезли и сами облака, поднялись выше, протянулись к горизонту лучами. К ним в небо поднимались контуры дворцов высоты с устремленными вверх шпилями. Здания эти казались одновременно и могучими и легкими на фоне бело-оранжевых веселых барашков, на фоне светлеющего золотистого неба. Высотные дворцы словно поднимались до самого завтрашнего дня, уже загоревшегося вверху на облаках, до того самого завтрашнего дня, о котором думал Алексей. Ему стало одновременно и грустно и радостно. Почему-то вспомнились Женя и Галя, захотелось кого-то обнять, зажмуриться и засмеяться. Сердце у него сжалось, как бывает, когда захватывает дух. Но это было не оттого, что он смотрел с высоты двадцать пятого этажа. Он весело встряхнул головой: - Здравствуй, завтра!