Сергей Казменко - Высшая истина Страница 2

Нас на "Аконе" было триста двадцать человек - как и сто, как и двести, как и двести восемьдесят три года назад. Триста двадцать лучших из лучших, отобранных из числа многих претендентов специальной комиссией Всемирного Конгресса. У тебя, Рангул, родной дядя, кажется, работает сотрудником этой комиссии? Твой дядя не прогадал - за то, что твой череп лежит сегодня передо мной, он до конца дней будет получать в дополнение к своим и так немалым доходам довольно приличное содержание. Но ты-то наверняка считал, что получишь намного больше, когда три с половиной месяца назад, ровно на год позже, чем я, вылетел с Глейи. Ты сам хотел попасть сюда - но почему? Даже зная тебя и тебе подобных, я никак не могу найти достаточно убедительное объяснение этому. Почему вам всем приспичило стать оритами? Что это - безумная дань какой-то моде? Или же просто физиологическая потребность везде и всегда добиваться самого лучшего, вернее даже, не обязательно лучшего - просто недоступного остальным смертным? Неужели вы никогда не задумывались над простым вопросом: а нужно ли это недоступное вам, таким, какие вы есть? Неужели никогда не приходило вам всем в голову, что стать оритом - это значит принести себя в жертву, это значит не получать, а отдавать, отдавать все, что имеешь в жизни, отдать, быть может, даже саму жизнь? Неужели за прошедшие столетия вы настолько выродились, что подобные мысли вам даже не приходили в голову?

Если бы полет к Ори не длился так долго, я бы наверняка не задавался сейчас подобными вопросами. Меня постигла бы тогда судьба всех остальных Достойных, и черепа наши лежали бы сегодня по соседству, улыбаясь друг другу. Но у меня хватило времени все хорошенько обдумать еще там, на "Аконе". Три с половиной месяца - достаточный срок, чтобы понять очень многое, даже если не знаешь основного. И я не терял этого времени даром. По чести говоря, у меня и выхода-то иного не было. Думать - единственное занятие, которое мне оставалось в вакууме, которым, наверное даже неосознанно для самих себя, окружили меня мои невольные попутчики. Не мог же я, в самом деле, присоединиться к их бездумному времяпрепровождению, к этим оргиям и разврату, которым предались они с самого начала полета, еще не став оритами, но с легкостью сбросив тесную для себя оболочку обычного человека, вынужденного подчиняться необходимым условностям. Хотя, если вдуматься, вы и на Глейе не очень стремились подчиняться этим условностям. Вы требовали подчинения от нас, а сами... Мы же не слепые, мы все видели и обо всем знали. Но нам в жизни хватало иных забот, кроме обсуждения ваших нравов. Чем-чем, а заботами ты и тебе подобные снабдили нас с достатком.

Итак, мне не оставалось иного занятия - только думать. И я думал. Думал между приступами острой тоски по ближним и по Глейе, думал во время этих приступов, чтобы не кричать от душевной боли, думал днями напролет и ночами, когда без сна валялся на своей койке, думал, думал и думал. И главной отправной точкой моих размышлений был вопрос: почему вот уже скоро полторы сотни лет, как не имеем мы никаких иных свидетельств существования и деятельности оритов, кроме ежегодного прилета "Акона"? "Акона", который из года в год становится все дряхлее, но тем не менее исправно увозит на Ори все новые и новые группы Достойных. Быть может, думал я, взирая на своих попутчиков, ориты именно по Достойным, которых мы избираем, судят о людях, и потому считают бессмысленным вступать с нами в контакты? Видят, насколько мы мелки, эгоистичны, развращены, насколько низок и узконаправлен наш потребительский интеллект, насколько примитивны потребности и неразвиты истинно человеческие качества. Но как можно вообразить, что цивилизация столь высокого уровня способна судить о нас лишь по этим людям? Кто мешает им получить иную, правдивую информацию о нас? Ведь у нас с ними общие предки, и сами они еще совсем недавно были такими же, как и мы, людьми. Они не могут все позабыть, они не могут не помнить, сколь часто в человеческой истории наверх поднималась именно пена, накипь, а вовсе не лучшее из того, что родит человечество. Они не могут не знать всего этого и не могут оставаться безразличными к творящемуся до сих пор на Глейе беспорядку, если только... Если только в них осталось хоть малость человеческого - так думал я сперва.

А если нет, если они действительно уже не люди, если они и в самом деле превратились в бессмертных звездных странников, тогда зачем им нужен весь этот маскарад с "Аконом" и лучшими представителями человечества Глейи? Затем, как пытаются некоторые фантазеры объяснить это, что будучи бессмертными, они бесплодны, и новые люди потребны для умножения рядов оритов? По-моему, это сказки для далеких от науки людей. Но если даже и так, если новые ориты происходят из рядов Достойных - тогда вопрос: достойны ли эти Достойные того, чтобы стать оритами? Став могущественными и владеющими высшими истинами оритами - какими они станут? Где их стремление к созиданию, к познанию истины, к самосовершенствованию, наконец? Если ориты сами происходят из числа таких вот Достойных достойны ли они того высокого имени, что существует о них на Глейе? Возможно, я и не прав, возможно, превращение в орита было бы чревато глубинными изменениями, но все же я убежден, что орит получившийся из тебя, Рангул, немногого бы стоил. Ты и тебе подобные слишком мелки перед лицом бессмертия и бесконечности, ваших душ не хватило бы и на две человеческих жизни. А, говоря по чести, не хватает толком даже на одну.

Ты, бедолага, и ее-то не сумел прожить как следует. Я видел твой конец несколько дней назад, и даже если бы мог тогда спасти тебя, не стал бы этого делать. Зуармы, конечно, гнусные твари. Стервятники. Но ты и тебе подобные - просто паразиты. И это гораздо хуже.

Когда "Акон" коснулся дальнего конца посадочной полосы и стремительно помчался к космопорту, толпы зуармов, уже несколько дней бурлящие вокруг здания, рассеялись, и к тому моменту, как космический корабль замер на месте, вокруг не видно было ни души. Тогда я еще не знал, что мне делать. Тогда я еще питал какие-то надежды, мне еще казалось возможным как-то предупредить - хотя бы попытаться это сделать - тех, кто прилетел на "Аконе", и тем предотвратить трагедию. Нет, я, конечно, не питал иллюзий. Я не думал, что новые Достойные окажутся более заслуживающими спасения, чем те, кто был моим спутником год назад. Тебе, Рангул, будь ты рядом со мной в те минуты, вряд ли удалось бы понять, что же мною двигало. Я, наверное, даже не стал бы пытаться объяснить тебе свои мотивы.

Но тебе уже мертвому - скажу.

Видишь ли, я убежден, что поступки наши делятся на достойные и недостойные вне зависимости от того, по отношению к кому они совершаются. И если ты хочешь оставаться человеком, то ты просто обязан из всех линий поведения всегда выбирать самую достойную. Потому что самый твой выбор уже есть действие, и оно по отношению к кому-то может оказаться приведением приговора в исполнение. И тут не важно, насколько суров и оправдан этот приговор. Важно, что ты не имеешь права, если хочешь оставаться человеком, одновременно быть и судьей, и палачом.