Алан Кубатиев - Рукопись, найденная в парке Страница 2

21 июля. Честно, я собирался вести дневник, но не получилось. Просто исторические события начались сразу. Как только мы переехали границу, я по ошибке назвал Светозара Васильевича Серибаем Валихановичем, и его моментально задержали до выяснения. Папа сказал, что это уже работают затейники, потому что они были в гимнастерках, китайских джинсовых галифе и фуражки наполовину голубые. Еще он сказал, что БИМ в момент пересечения границы определила каждому из нас роль в соответствии с нашими текстами и будет предлагать нам обстоятельства, при которых мы сможем сыграть её наилучшим образом. Ну, тут я не стал удивляться, какой он умный, потому что он просто раньше всех прочитал эту брошюру, которую нам всучили в турбюро вместе с путевками, а я её уже сто раз начинал читать и немедленно засыпал на третьей странице, а потом вообще её потерял нафиг. Правда, Светозар... то есть Саул... то есть Серибай Валиханович сам виноват - мы в его именах уже запутались. Когда у нас был конфликт с Золотой Ордой, он срочно переименовался как-то по-ордынски, потому что опасался, что они нас захватят. Китайское его имя у меня записано, а запомнить никак не получается. Еще у него есть сапармурадское и великобухарское имя, а когда он мылился занять должность в каком-то диване по делам инаковерцев, то принял и наше великотуранское имя. И фамилий у него на самом деле тоже две - Вагинов и Логтман.1 Он приходил к отцу консультироваться, можно ли зелёный паспорт получить так, без обрезания. Оказалось, что нельзя, и теперь у него имя туранское, но паспорт красный, а с ним можно работать на работах, которые не могут уронить достоинство великотуранского народа. Сейчас он служит Главным тамбурмажором в Диване по Защите Права на Неполучение Образования.

А утром мы были на параде и шагали мимо трибуны Мавзолея и пели "Три сокола", а на трибуне стоял Сталин, отдавал честь и кричал: "Здгаствуйте, товагищи!.." Отец обозлился и сказал групповоду, что это Леннон кричал "Здгаствуйте", а групповод ответил, что это не Леннон кричал, а Ленин, что это вообще не живой Сталин, потому что живого выпускают только для американцев, японцев и шведов, а нашему просто засунули не ту дискету. Отец спросил, что, значит, мы граждане второго сорта, а групповод сказал, что для второго сорта выпускают актёра Луканейшвили, а мы идём по путёвкам третьей "С" категории. Потом нас возили по городу и показывали памятники. Я вообще-то люблю искусство. И больше всех мне понравился памятник "Жертвам деловых махинаций." Гигантская страшная чугунная бабочка с клыками, как у динозавра, метров десять высоты, а впереди толстенький человечек в очках, и ясно, что она его вот-вот схарчит. В мемориальный центр мы так и не попали, но перед памятником все сголились вместе с гидом. А сделал это всё знаменитый скульптор Муслим Златошер, сам ветеран деловых махинаций - уже сорок два года он добивается возвращения ему его вкладов и вкладов тех, с кем он начинал это движение. Потом нас отвезли в ресторан отеля и мы там обедали - нам давали китайские макароны по-пехотному, синтетические, но с дырками, гуляш по-чукотски и кисель "Натуральный", а отец заказал бутылку китайского "Чинзано" и сказал, что это любимое вино Сталина. Официант ушёл, а из-за соседнего стола пришёл здоровенный дядя в драной тельняшке и сказал, что мой папа жлоб и что любимое вино Сталина - это перцовка. Отец сказал: "Вы что себе позволяете? Как ваша фамилия?" Драный Тельник печально сказал (я записал на вокопринт и потом спечатал, чтобы не ошибиться): "Фамилья?.. Манда кобылья..." Отец подавился и начал синеть. Дядя посмотрел на него и так же печально сказал: "Вот кого мы не добили... Знаешь ли ты, панасоник ёбаный, как умирают моряки? Они умирают, рубаху рванув на груди!.." И он точно дорвал тельняшку до самого пупа и вытащил подол из джинсов, чтобы дорвать совсем, но тельняшка никак дальше не рвалась. Тогда он запел: "Все вымпелы вьются, и с Богом - ура!.." и кулаком звезданул папу в лоб. Потом нам всё объяснили - и что он спас отцу жизнь, выбив у него из горла пучок макарон, и что он по ошибке оказался в этой группе, у него была путёвка в национальный совместный парк "Порт-Артур", и что после принудительного разъяснения его с позором отправят домой и что папу он принял за японца, который берёт его в плен. Но всё равно было обидно, а мне особенно, потому что пока я решал, пробить "чон-кетмень" ногами или врубить "кара-балта" с правой, Драный Тельник сам упал . Отцу дали какие-то пилюльки от сотрясения мозга, а денежное возмещение пообещали выдать сразу же после "Победы". Он обозлился и ушёл в номер, а мне разрешил посидеть ещё немного и посмотреть концерт. Концерт был маленький. Сначала пионеры и пионерки выбежали на сцену и прочитали стихи Джамбула про Ежова, а потом они стали как-то залезать друг на друга и отставлять руки и ноги. Тут я понял, что это не пионеры, а лилипуты, потому что с них всё время сыпалась пудра, а самый здоровый лилипут, который стоял внизу и всех держал, тихо выматерился, когда лилипутка залезала на него и наступила ему на ухо, а я читал в одной жутко старой книжке, что пионеры не пудрятся. Мне стало скучно и я уже собрался пойти в номер, когда вдруг погасили свет, на сцену вышел конферансье и радостно объявил: "А сейчас выступает любимец нашего парка, мастер стариной песни Вилорий Пурккин! Он не поменял своего славного имени ни на какое новое или выгодное, потому что оно означает "Владимир Ильич Ленин Организатор РеволюцИЙ"!.. И гордой фамилии он тоже не поменял - она происходит от слова ПУРККА, что означает Политическое Управление Рабоче-Крестьянской Красной Армии! Один из его предков был во время Великой Войны Советского Народа сыном ПУРККА! Похлопаем ему, товарищи! Все захлопали, и я тоже. Выскочил Пурккин. Одет он был в салатную парчовую гимнастёрку с оранжевыми петлицами и голубые джинсовые галифе под цвет глаз и чёрные сапоги с красными голенищами. Голос у него был ничего cебе, приятный. Аккомпанировали ему слепой домбрист-китаец и пианистка в монгольском халате. Две песни, которые он пел, я записал, но спечатывать не стал - много места. Одна называлась "Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на опасном пути". А другая - про еврейских подводников-антифашистов, "Подводная лодка "Жёлтая звезда". Классная песня, но слова я не просёк, надо потом будет спечатать и гармонии подобрать - домбра у Асельки есть. Потом Пурккин откланялся и убежал, а на сцену вышел мужик в розовом трико и жилете и женщина в балетной пачке и начали танцевать под фанеру, но очень стучали ногами и я не понял, что они танцевали. Потом вылетел конферансье и очень радостно объявил, что все, кто ещё не получил индивидуальные пакеты, могут зайти в бельевую гостиницы, а теперь выступает любимица Четвёртой воздушно-десантной дивизии "Лебедь" Авдотья Пуркуа! Со знаменитым послевоенным шлягером "Дизайнер, что готовит борщ"! Но тут вышел прокол, потому что это была никакая не Пуркуа. Под неё загримировали какую-то жучку, и пела она тоже под фанеру, но зрители уже все, кроме меня, хорошо укушались и ничего не замечали, а мне стало противно, и я пошёл в номер. Надо было спуститься в холл (здесь его почему-то называли вестибюль), а оттуда лифтом подняться к себе на этаж. Рядом с лифтом были телефонные автоматы с привязанной к ним на леске старинной китайской монетой. А над каждым телефоном висел плакат с отвратным ушастым мужиком и надписью: "ТСС! МЕЖДУ НАС ДВОИХ ВСЕГДА МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ ТРЕТИЙ!" Подпись была незнакомая - "А. РАЙКИН". Я переписал плакат в дневник и пошёл к себе устал я сильно и спать хотелось, как зимой. Наш номер был на предпоследнем этаже, на сорок девятом. Я толкнул дверь, она была незаперта, наверное, папа ещё не спал, но всё равно было надо запираться - кому охота остаться без "Аргуса" с голоплатой или вообще без багажа. Я вошёл, зажёг свет и в первый момент сдуру решил, что кто-то повесил объёмный макси-постер из "ПлейБая". Но потом разобрался. У них же модели обалденные, а это была Эмманюэль Акылбековна из нашей группы, а папашу я сразу даже и не узнал - он от смущения засунул голову под подушку. Тут я встал как дурак, потому что решил, что попал в чужой номер, и не знал, что делать, потому что догадался, что номер всё-таки наш. Тогда Эмманюэль Акылбековна повернулась и, не слезая с папаши, рявкнула: "А ну марш вообще! В кино пришёл, да?" Тогда обозлился я и сказал: "В кино таких жирных только в одежде снимают!.." и выскочил в коридор. Там я отдышался, спать совсем расхотелось, и я задумался, что делать. В ресторан возвращаться не тянуло, на улицу переться было опасно - шокер и бронекепка остались в номере, и я пошёл побродить по отелю, то есть по гостинице. Свой этаж я прочесал и решил взглянуть, чего там на пятидесятом, или, может, удастся даже поглядеть на Парк с крыши. На сорок девятом было точно так же, как на нашем; и на пятидесятом, который там тоже нашёлся, всё было такое же, только все надписи на китайском. Но пока я тыкался во все служебные двери и старался найти ход на крышу, я дошёл до лифтового холла. Домой, то есть в номер возвращаться явно не стоило, и я подумал - спущусь в холл и погляжу головизор. И тут я разглядел за лифтом в стене маленькую железную дверь, на которой было написано мелом по-русски: "ПИСТОЛЕРОВА НА КОЛ!!!" и еще что-то. Подойдя, я разглядел, что это, наверное, Пистолеров и нарисован, потому что лысый бородатый мужик в очках сидел на колу, который острым концом торчал у него из черепной макушки. Нарисовано было здорово, я даже засмотрелся. Всё чётко, без дураков. Руки крутятся, ноги болтаются, а рот открыт и проходящий там кол тоже видно. Класс. Как на иллюстрациях к Буркунскому и Лукодьяненко. Надо будет потом взять "Аргус" и сголить в дневник. Скорее всего какое-то историческое лицо, и надпись старинная - сейчас выжгли бы лазером, а не мелом. Затем я, само собой, подёргал дверцу за приваренную скобу и она вдруг открылась, потому что было незаперто. Ну, я, конечно, туда сразу не полез, потому что раз незаперто, может оказаться всякое. Сначала сунул голову и осмотрелся. Конечно, по голове тоже можно было заработать, а без бронекепки это огорчительно, но было интересно, и я всё равно посмотрел. Там был маленький коридор и лампочки в потолке - две не горели, а одна горела, но совсем лажово, и я сперва не разглядел в конце другую дверь, крашеную такой же краской, как и сам коридор, тёмнозелёной, и со всякими рычагами, будто на подводной лодке. Топтался на пороге я долго, но потом всё равно перешагнул, хотя сердце колотилось прямо в ушах, и осторожно двинул вперёд. Весь коридор был шагов десять длиной, и я подошёл прямо к двери и попробовал её открыть, но она была заперта. Наверное, тут и был ход на крышу. И приспичило мне непременно туда вылезти, посмотреть на Парк, а потом сголить его с птичьего полёта. Поэтому я принялся дёргать рычаги и крутить штурвальчики, но я же не знал, какой за каким крутить, и у меня ничего не получалась, и я обозлился и решил открыть во что бы то ни стало, и начал крутить все по очереди. Крутил и дёргал изо всей силы, и вот, когда я дёрнул какой-то, дверь неожиданно открылась. И теперь в лоб получил я, но не кулаком, а всей этой стальной дурой. И после того я ничего не помню. Когда я очнулся, на меня смотрело очень сердитое лицо в очках и со стрижкой "морпех". Я моргнул и застонал - на лбу словно чугунная гиря лежала, да ещё прибитая большим ржавым гвоздём. Лицо покачалось и сердито сказало: "Ты что, больной?" "Да, " - честно признался я. Тогда лицо куда-то делось, а я поднял глаза и увидел потолок с большой лампанелью и хотел посмотреть ниже, но тут снова появилось лицо и положило мне на голову банку ледяной кокчаеколы. Я взвыл, потому что почувствовал, какая там шишка, но от холода стало легче: голова будто онемела. Теперь я видел, что это парень постарше меня. Он сунул мне две таблетки и другую банку кокчаеколы, уже открытую. Таблетки я сжевал и глотнул чаеколы. Парень встал и спросил меня: "Встать можешь?" Я сказал: "Не знаю". Он сказал: "Ну что, мне через тебя теперь скакать?" Я сказал: "Попробую". Когда я снова пришёл в себя, то понял, что пробовать не стоило. Парень стоял на коленках рядом, и лицо у него было озабоченное. Он дал мне отхлебнуть ещё холодной чаеколы и спросил: "Ты откуда, головастик?" "Из Азиопы, - ответил я и сел. - Мы приехали в Парк. С отцом". Наверное, начали действовать таблетки, потому что мне стало полегче, и я сел. Вокруг были всякие вещи, которые я только на картинках видел. Трилибитные блоки, штук десять, вокопринты самой последней модели, лазерный экран с эффекторами и ещё другие дела, в которые я даже не въезжал. На кармане рубашки у него висела карточка с его фотографией и именем "АЛИК И. ВЕЩИЙ. Реализатор". А внизу то же самое по-китайски. Он сказал: "Ну что, скорую вызывать? Как у тебя там?" Я прислушался к чувствам и сказал: "Вроде нормально..." Он сказал: "А то тебя тогда придётся вниз тащить. Здесь, понимаешь, совершенно секретная зона, я и не врублюсь, как ты сюда попал. У нас видка над дверью квакнулась, и когда ты начал ломиться, я смаху и открыл, думал, свои или управляющий припёрся. Ну что, нести?" "Зачем? - удивился я. - У меня почти всё прошло. А чего это у вас, диспетчерская?" Он хмыкнул и сказал: "Нет, кондитерская." Я сказал: "Кончайте шутить. Я же вижу." Он сказал: "Хорошо, пусть будет диспетчерская. Но только всё равно тебе сюда нельзя; если охрана засечёт, будет шум, и мне тоже наваляют." Я спросил: "А чем отсюда можно управлять?" Он сказал: "Всем, чем захочешь. Это БИМ." Вот тут у меня в голове зашумело по-настоящему. Какой тут к хренам вид с крыши! Только приехать и сразу попасть в пультовую Большой Игровой Машины - небывалый кайф!.. В том буклете, который я пытался читать, это как раз было самое интересное. В БИМу запихали много миллионов ситуаций из Войны, которые в принципе развиваются в пределах одной оболочки - Война начинается, продолжается и заканчивается победой Советского Союза и разных там его союзников. Другие варианты запрещаются по ихним евразийским законам. Но внутри этой самой оболочки она может раскручиваться как угодно по куче всяких подпрограмм - можно по всем пятнадцати томам Академической истории Войны, можно по кино, можно по каким-нибудь романам. Есть игра по спецзаказу, называется "Тихие зори", она адаптирована для мужчин отдельно, для женщин отдельно. Есть такая, где старшина женщина, а зенитчики юноши, и соответственно переделывают сцены бани, захвата диверсанток и кое-что прочее. Это мне уже Алик И. Вещий рассказал. Я его спросил, а можно Играть по "Подвигу разведчика" или по Юлиану Семёнову. Он странно посмотрел на меня и спросил, откуда я знаю про Юлиана, а я признался, что у нас дома стоит антикварное полное собрание сочинений, на пергаменте, один клиент с отцом расплатился за развод. А "Подвиг разведчика" нам достался от прапрадедушки на видео, и ещё "Чапаев". Когда отец приходит и сразу ставит одну из этих дискет, значит, его опять где-то обозвали интеллигентом. Алик сказал, что в принципе можно, просто здесь нельзя: у Комитетов и Аквариума свои Парки, и туда попасть очень трудно и стремно - многие один раз попадают и потом всю жизнь не могут отвыкнуть, так заигрываются, что уже везде играют. Вообще фанатов у каждого Парка много, особенно среди тех, кто как-то в Игре поувечился, физически или морально. Кстати, у меня всегда было сильное подозрение, что Асанкин дед тоже просто сыграл по одному роману, про героического лётчика, есть такой, мне Чуингам пересказывал, и получилось уж слишком близко к тексту. Мы ещё поговорили, потом у него в кармане что-то зацокало, он сморщился и сказал: "Чёрт, засекли-таки!" Это у него был такой приборчик, который сигналит, если рядом появляется кто-то с шокером, сеткомётом или с чем-то из военных металлов. А газбаллончики мне по фигу - у меня прививка. Надо такой штукой обзавестись. Пока секьюрити не впёрлась, он меня быстро вывел, а я спросил, можно к нему ещё зайти, и он сказал, что можно, а я спросил, можно ли завтра, а он сказал, что можно, и я обрадовался. Но завтра уже была Война.