Николай Очковский - Где бы ты ни был Страница 2

Однажды, года через два, приезжаю я к нему в начале декабря. Стучусь, как обычно, к нему в калитку, и, как всегда, он вприпрыжку ко мне выбегает и стискивает в своих объятиях так, что дышать невозможно. А потом, обнимая своей ручищей, заводит в дом. Я сначала не понял, что у него в доме изменилось, как-то уютнее стало. Тут из кухни вышла женщина. Чёрт, таких красавиц я никогда не видел! Пшеничного цвета волосы, едва доходящие до плеч и слегка завивающиеся на концах, немного вытянутое лицо, аккуратный рот, немного вздёрнутый вверх небольшой нос и властные изумрудного цвета глаза. Все бабы, которых я видел и считал привлекательными, просто меркнут рядом с ней.

— Знакомься, Андрюх. Это Ангелина, моя жена, — сказал Ваня и, хлопнув меня по плечу, продолжил: — А это Андрей, мой лучший друг. Мы с ним вместе учились в университете. Помнишь, я рассказывал?

— Помню, очень приятно, — ответила Ангелина и, улыбнувшись, кивнула. — Обед будет готов минут через двадцать. А как называются ваши косички?

— Э-э-э… Дреды, — промямлил я.

— Точно, — она ещё раз улыбнулась и сказала Ваньке: — Ладно, я иду на кухню, а ты не дай гостю заскучать.

У меня был только один вопрос:

— Как? Как ты умудрился отхватить себе такую бабу? Ты же чёртов социопат, живёшь в глуши, ни с кем не разговариваешь. Как?

— Долго рассказывать, — говорит. — Тут без чуда не обошлось.

Ладно, думаю, не хочет рассказывать — не надо. Погостил я у него пару деньков, на рыбалку с ним сходил, за грибами и уехал.

В следующий раз я приехал к нему только через полгода. Ванька с порога огорошил меня новостью:

— А я скоро папой стану!

Ого! Ай да Ваня! Безмерно я был рад за друга. И завидовал ему немного, потому что у меня с личной жизнью было туго. Ещё и барабанщик наш на наркоту подсел, пришлось его гнать из группы за это.

Мы сидели на крыльце в плетёных креслах и пили тот самый дешёвый коньяк, как в студенческие времена. От мыслей об этом обдолбанном придурке я немного приуныл. Видать, у меня это было на роже написано, потому что Ванёк у меня спросил:

— Ну, дружище, чего расклеился?

Я ему и рассказал о проблемах с группой. И добавил:

— Всю жизнь жил один, а сейчас мне чего-то не хватает. Бабу мне надо, наверное.

— Эх, Андрюха, — сказал мой кореш, разливая по рюмкам остатки коньяка. — Не парься. Мне сначала тоже здесь несладко было. Поговорить не с кем и всё такое. Я даже дневник начал писать, чтобы не одичать вконец. Кстати, очень помогает. А по поводу женщин. Само придёт, когда надо.

— Ладно уж, — говорю, — как-нибудь переживу. Так когда ты батей станешь?

— В июле месяце.

— Слушай, может, ко мне в город переедете на это время? Я вас к нормальному врачу отведу.

— Не надо.

— А роды ты сам принимать будешь?

— Сам, — говорит. — Я уже книжек кучу набрал. Сижу, изучаю.

— Ну ты даёшь! Выпьем за это.

Выпили. А потом ещё долго сидели и болтали о всякой ерунде, любуясь закатом. Это была последняя моя встреча с ним.

Часть 2. Дневник

В августе месяце мне на мобилу пришло сообщение о том, что на мой счёт пришло полтора миллиона гривен. Я чуть пиццей не подавился. Первая мысль: «Твою мать, сколько бабла!»

А потом задумался. Кто это у нас такой щедрый? Ванька? Само собой, он, больше некому. Зачем? Сам он на что жить будет? Звонил ему, звонил — так и не дозвонился: у него телефон был выключен. Ну, думаю, надо ехать и узнавать, что стряслось.

Через два дня я уже был возле его дома. Минут двадцать стучался — без толку. Я не на шутку испугался. Плюнул на все правила приличия, перелез через забор и вошёл в дом (дверь была не заперта).

Внутри никого не было. Мебель на месте, всё на месте, а Ваньки нет. И его жены тоже. Да что такое с ними случилось? Я прошёл по комнатам, заглянул в кухню. Всё чисто, аккуратно, только полки, которые раньше ломились от его домашней консервации, теперь пустовали. В шкафчиках чистая посуда. Странно.

Вернулся в спальню. Кровать аккуратно застелена, а на старом письменном столе лежит тетрадь с вложенной в неё запиской. Достал записку, прочитал:

«Привет, Андрюх!

Даже не знаю, как написать. Я снова исчезну, теперь, наверное, уже навсегда. Деньги решил перевести тебе: ты-то ими распорядишься, как надо, я знаю. Жаль, что не успел попрощаться с тобой лично. Все ответы на вопросы ты найдёшь в моём дневнике. Будь счастлив!

Я уселся за стол и начал читать.

Никогда не вёл дневник. Почему начал? Да потому что заметил за собой, что из-за долгого одиночества мои мысли стали путаться, терять вербальный характер. Диким становлюсь.

А так у меня всё хорошо. Спокойно у нас здесь, и люди хорошие. Никто ни у кого ничего не ворует, можно даже дом на ночь не запирать.

Сегодня утром на рыбалку ходил, с десяток окуней поймал.

А что, дневник помогает мозги прочистить. Сегодня общался с соседом по улице и ни разу не запнулся при разговоре. Он мне за грибами предложил сходить. Я согласился. Почему бы и нет?

За грибами не сходили. Местная алкоголичка умерла прошлой ночью от инсульта, а у неё дочь лет двадцати осталась. Нужно хоронить. Жаль девчонку, совсем одна осталась. Главное, чтобы по стопам своей матери не пошла.

Вчера были похороны. Хлопот много, поэтому долго ничего здесь не писал. Дочь её, Ангелина, молодцом держалась, на людях почти не плакала. И поминки прошли нормально. Никто не напился, никто не дебоширил. Всё было культурно.

Сегодня провёл генеральную уборку в доме. А завтра с соседом, Прохором, по грибы пойдём.

Ходили за грибами. Было здорово. Прохор, оказывается, Афганистан прошёл, много чего про войну рассказывал. Грибов уйму набрали: начало августа дождливым выдалось.

Прохор обещал поделиться рецептом маринада. А ещё он говорил, что Лина в последнее время в лес одна уходит. Что же, каждый горе по-своему переносит. Спиваться не начала — и то хорошо.

Ничего интересного не происходит. К чёрту дневник. Надоело каждый день писать ни о чём.

Лина пропала. Опять ушла в лес и не вернулась. Два дня её уже нет. Местным до этого нет никакого дела. Взял хлеба, воды, пару банок тушёнки и пошёл её искать. До темноты по лесу болтался, так и не нашёл. Конечно, что же я могу один сделать? Лес ведь большой. А всем наплевать, даже Прохору. Что за люди?