Валентин Юрьев - Отбросы Страница 2

Борода!? Колючки есть. Да ну её! Потом побреюсь… С этими мыслями, которые вяло, но с тупой настойчивостью приходят каждый день, я всё же начинаю противный сеанс мазохизма, помня, что положение обязывает, вытаскиваю из тайничка заветную коробку и скребу свою щетину туповатым лезвием, зная наперёд, что обязательно порежусь. Какое счастье, что здесь никого нет!

После сушки тёплым воздухом в трубе вентиляции переползаю назад, "домой", где девочка на берегу уже что-то колдует себе на завтрак около костра, напевая и морщась от дыма, беру стандартный пакет с чистым бельём, извиваясь червяком, залезаю в него, руками приглаживаю волосы, расческа где-то была….вроде бы…. ну да бог с ней, и, наконец, закрепляю обруч на голову, облачение закончено.

Ну всё, пожалуй, я готов. Начинается очередной день, несущий старые и новые заботы.

— Керн, дай талмуд.

Передо лицом лучами из обруча высвечивается небольшой экран, по которому неторопливо ползут строчки невыполненных дел. Ну, не так уж и много. Как не хочется начинать!

— "Проверка герметичности" — понятно, куда же без неё.

— "Провести Ритуал" — неужели пора?! Это святое…надо бы сочинить что-нибудь новенькое, не забыть бы только.

— "Конфликт на кухне" — черт бы побрал этих тёток!

Строчки ползут неторопливо и я начинаю выбираться из своей берлоги, читая их в движении, и ползу в сторону Большого кольца, по длинному туннелю из переплетающихся стальных труб.

— "Проверить скафандры" — да, пора уже.

Большинство дел привычны и повседневны, огромный механизм станции работает строго по графику и не вызывает в голове ничего, кроме согласия, да…. надо сделать.

— "Написать свою историю" —

Фу ты, вот она, болячка моя. Сам же себе и придумал. Ну зачем, скажите на милость, мне моя история? В который раз я себя мучаю этим пунктом, зная, что никому старческие мемуары не нужны, но и не в силах совсем отказаться от мысли сохранить хоть какую-то память о нас.

Перевешивает, постепенно простая, тупая, но здравая мысль, что если надо, значит кому-то надо! Ну хоть как-нибудь потихоньку попробовать, произнести первые слова, а там видно будет, во всяком случае, может быть само желание пропадёт, мозг выпустит пар желания, а с ним исчезнет и эта проблема.

Удивительно то, что этот процесс происходит уже много дней и в борьбе с самим собой обычно побеждала лень, но сегодня я почему-то переламываю нежелание.

— Керн, убери талмуд и начни новую запись, назови её "Дневник"…нет, лучше назови "My book", дальше пиши диктовку.

— Готов.

Как же начать? Удивительно, до чего же иногда бывает трудно произнести простую, казалось бы фразу. Какие-то нервные центры заклинивают речевой аппарат и слова не лезут из упрямо сжатого рта. Приходится остановиться и сосредоточиться.

Я делаю усилие и с трудом произношу:

— Я — начальник тюрьмы. — сначала тихо, и теперь, словно уже обмакнувшись в ледяную воду, второй раз повторяю с небольшой злостью на свое только что преодоленное безволие:

— Керн, ты слышишь? Запиши, я — начальник тюрьмы.

Откуда-то из неясного пространства доносится ответный голос

— Я слышу.

Слава мне! Это означает, что первый шаг сделан, первая моя фраза легла в пухлый том еще ненаписанной истории, на чистом пергаментном листе появилась первая строчка.

Первый шаг, я хорошо это знаю, очень часто переходит в ступор, который становится непреодолимым препятствием в любом задуманном деле, ломает судьбы, коверкает планы, даже если он не связан с физической болью и вызван лишь внутренним недовольством самим собой, страхом, совестью или ложным стыдом, умноженным на робость, стеснительность, да и мало ли на что.

Я сделал его!

— Керн, пиши дальше.

Случилось все это абсолютно случайно, хотя, если разбираться скрупулезно, то вся наша жизнь — это цепь невероятных совпадений и случайных столкновений.

Он, мой папа, после войны, где погибли почти все его сверстники, был из тех "золотых лейтенантов", из которых осталось всего три процента, случайно получил работу в маленьком военном городе, случайно встретился с ней, моей мамой, случайно они поженились и случайно у них появился мальчик — это был я, а не какая-нибудь девочка.

А потом я рос и это было закономерно, вырос, случайно поступил в какой-то наугад выбранный институт, потому что провалился в тот, в который хотел…

Механический голос, возникающий в моей голове, останавливает мое красноречие как всегда неожиданно:

— Нужна справка. Куда провалился?

— Провалился — значит не сдал экзамены при вступлении и не был принят.

— Ты не сдал экзамен?

— Сдал, вообще-то, но не хватило баллов….

Я чувствую, что объяснение сейчас зайдет в тупик и быстро сдаюсь.

— Ладно, Керн, считай, что не сдал.

— Этот термин внести в словарь?

— Да, внеси в третий разряд значимости.

Керн — это мой раб, слуга, мой друг, моя подушка для слез, моя мать для диких интимных откровений, мой судья и палач.

Керн — это громадный компьютер, с которым мы все связаны неразрывно, так уж странно крутанула жизнь мою судьбу, которую я в который раз уже пытаюсь описать хотя бы в виде дневника и каждый раз, подойдя мысленно к первой фразе вдруг понимаю, что произнести ее вслух даже самому себе боюсь.

То, что мы связаны с ним — не аллегория, нас физически соединяет нить радиоканала, но это не главное, главное то, что мы опутаны сетью взаимных потребностей, инструкций, правил и условий, невыполнение которых может принести немало смертей.

— Керн, на чем я остановился?

Это ему раз плюнуть. Все разговоры записываются и хранятся столько, сколько нужно. Я слушаю свой собственный голос и с трудом пытаюсь вспомнить, куда же я хотел повести нить своего рассказа? Не помню. Ладно…

— Керн, пиши. В который хотел поступить. И не перебивай меня больше, ставь флажки, потом спросишь то, что не поймешь. И дай блокнот.

— Хорошо, Кэп.

В его ровном голосе не бывает ни обиды, ни раздражения, я понимаю, что он — машина, но иногда становится стыдно за свою несдержанность, которая, впрочем, ему абсолютно безразлична. Передо мной в воздухе возникает светящийся прямоугольник, на котором мои слова уже написаны обычными буквами.

— Пиши.

Поступил в первый попавшийся институт, выбранный наугад. Случайно встретил девчонку, такую, что за пять лет учёбы не смог от неё оторваться и закономерно женился на последнем курсе. Случайно распределился на работу в другой город и в первые же годы случайно получил там квартиру, хотя в стране были трудные времена и даже общаги не хватало на всех.