Андрей Хуснутдинов - Сказка о Золотой рыбке Страница 2

А через неделю Ариза сказала, что хочет выйти на сушу. Утром я с семи часов ждал на берегу, выбрав большой уступ. Солнце едва осветило бесконечное зеленое зеркало воды, и мне казалось, что утро очень приятное и, наверное, теплое. На прозрачное забрало, искрясь, оседала водяная пыль, океан сиял. Единственное, что меня угнетало,- это то, что Ариза будет без скафандра, и мое противно-громкое дыхание под шлемом, иногда оно заглушало плеск воды. Я смотрел вдаль и неизвестно почему думал, что Ариза приплывет с востока. Она окликнула меня из-под уступа. - Эй, дипломат! (Почему-то "дипломат", а не "дипломник".) Я здесь! Она оттолкнулась от скалы и теперь, раскинув руки, покачивалась на воде прямо подо мной. Я сошел на берег. Ариза демонстрировала свою беззаботность, но было видно, что суша ее пугает. - Выходи же! Иначе я подумаю, что ты боишься. На самом деле все просто. "Просто" было для меня, кто проводил в бассейне не более трех часов в неделю. - Ты ничего не понимаешь! - крикнула Ариза и подплыла к берегу. Коснувшись дна, она нерешительно встала на ноги и с серьезным видом шагнула вперед. Я зашел в воду и протянул руку. Это было наше первое соприкосновение. Убрав с лица волосы, Ариза оглянулась на океан и, опершись на мою руку, вышла на пляж. Сквозь крагу я чувствовал теплый сильный комочек ее кисти. - Иг!! - рявкнул мегафон со станции, эхо улетело в океан, Ариза качнулась и вцепилась мне в локоть...- Красавица, я, кажется, испугал тебя, продолжал наглый голос.- Но мною двигали лучшие побуждения. Я хотел сказать, чтобы вы не отходили далеко от станции. Семен мне завидовал, может - даже ревновал. Иначе я не мог объяснить причины, по которым ему так не хотелось наблюдать нас с Аризой со станции. Мы пошли вдоль берега к одинокому песчаному холму, белевшему за рощей. В мегафоне раздалось шуршание... - Ты не простынешь? - спросил я. Ариза неловко держалась за мою руку ниже локтя. Ее покачивало. - У меня теплообогрев. - И мокрая голова. - Ничего, уже солнце вышло. Темная роща, скаля голые ветки, лениво и медленно поворачивалась, обнажая холм. Станция осталась за деревьями, Я пытался сбавить шаг, но меня так и несло вперед. Островок - не больше десяти гектаров, много не нагуляешь, если учесть еще обширные россыпи острых камней и грязь, похожую на клей для обуви. Нам оставалась только узкая полоса дюн у берега... Я тут же оказался у подножия холма и растерянно кашлянул, взглянув на Аризу. Меня выручило то, что она уже успела утомиться. - Я присяду, можно? - Можно, но здесь холодно. Она благодарно посмотрела на меня за проявление чуткой заботы, исходившей на самом деле не столько из боязни, что на мокром песке можно простудиться, сколько из-за неловкости. - Вчера ты не захотела рассказать о своих родителях, - начал я. - А ты говоришь об этом так, словно требуешь. Ариза все-таки села. - Нисколько. Просто я никудышний психолог. - Не задавай, пожалуйста, больше вопросов на эту тему. - Хорошо... В таком случае, какая хорошая погода, не правда ли? Великолепная погода. - Мне смеяться? - В ее глазах были огоньки, Ариза все же рассмеялась... Роба скафандра тяжелела на мне с каждой минутой. Рядом с Аризой я представлялся себе нелепо блещущим, громоздким чудищем. Она заметила мое томление и, взяв за пояс, потянула на землю. Я плюхнулся в песок и подумал, что у нее это вышло очень просто. - Когда ты улетаешь? - Через неделю. - И с какими результатами? - Семен сказал, что ему о таком психоконтакте и мечтать не приходилось. Но он съязвил, скорее всего. Потому что завидует. - Из-за чего? - Ему попался какой-то алкоголик, - уклончиво ответил я и постарался улыбнуться. Вышло криво. - Это из-за того, что еще тогда, вначале, ты отключил прибор. И до конца дней своих он не простит тебе неуслышанного анекдота. - Возможно. С океана дунул ветер. Это я определил по тому, как шелохнулись волосы Аризы. В роще треснула ветка и что-то дико заверещало. Я не сразу понял, зачем она протянула руку к моему лицу. - Ты стоял на утесе, и на тебя летели морские брызги. Ариза провела пальцем по забралу. На уровне моего рта появилась прямая, более прозрачная, чем остальное стекло, черточка. - А в морской воде много сенки. Она нарисовала два круглых глаза и нос. Мне казалось, что я сижу внутри глупой маскарадной маски. Причем Аризе эта маска очень нравится. Да-да. - Только не стирай, пожалуйста. Это мило. Она не удержалась и поставила на правую щеку родинку. И тогда у меня и возникла эта сумасшедшая идея. День прибытия, вонючий ветер, зеленая гроза и монолог Семена давно отошли в область бредового. Я спокойно поднял руку к виску, еще не думая, что все-таки совершу эту глупость, но когда увидел глаза Аризы - замок сам щелкнул под пальцами. И я не успел понять, хорошо это или плохо. В нос с такой силой ударило тухлым запахом сероводорода, что у меня едва не перевернулся желудок. Сдвинув забрало на место, я принялся истошно откашливаться и чуть не оглох от этих звуков. Кашлял, наверное, больше минуты. Ариза с беспомощной жалостью смотрела на мои мучения. Очнувшись, я громко вздохнул. В голове шипело тошнотворное варево, хотелось плакать. "Ближе, дальше - не имеет значения, если преграда остается на месте".- Я все-таки запомнил слова Аризы. - Ариза, я тебя обманул. Я улетаю сегодня... Кха! - Ты меня ненавидишь. - Я говорю совершенно не об этом.- Меня мучило еще удушье... - Я говорю о преграде, которая и через неделю, и через месяц, через год все равно останется на своем месте. Мне лучше улететь сегодня, потому что когда-то придется это сделать. Я не пробью этой преграды даже лбом. Она молчала. - А в доказательство того, что улетаю только из-за этого - смотри! Я сорвал с пояса пульт когитофона и запустил им в скалу. Жалко брызнули осколки пластика и схем. Ариза не оценила моего жеста. - Там блок памяти, в котором были записаны все результаты моей практики. Одним психологом меньше. Все. Переживу. И сама эта штука недешевая. Ариза закусила губу и отвернулась; рука, которой она упиралась в землю, мелко дрожала... Был ли смысл утешать, да и чем? Крагами? Зло вытаскивая вязнущие в песке ноги, я пошел на базу. Во рту жгло, как спиртом.

Семен словно ждал меня. Он лежал на кушетке и листал какой-то огромный кожаный фолиант. - В чем дело? - Улетаю. - Я перетряхивал свой чемодан. - Сегодня почтовый с Земли. - Улетаешь совсем? - Совсем. - Навсегда? - ... - Ты сошел с ума, - спокойно констатировал Семен. - Скорее всего. Я разбил пульт. - Да? - Да. - Вдребезги? - Семен захлопнул книгу. - Вдребезги. Не будь циником. В любое время, но только не теперь. - А она сидит и плачет на камушке. Я устремил на него испепеляющий взгляд. - Сначала, Игорек, первый аргумент. Это чтобы ты меня выслушал.- Семен спокойно отбросил замок иллюминатора и дернул стальную крышку на себя. Иллюминатор открылся. Я набрал в легкие воздуха, затаил дыхание и повертел пальцем у виска. Семен пожал плечами и сделал глубокий сочный вздох. - Хорошо! Я осторожно потянул носом воздух и выронил незакрытый чемодан. Никакого сероводорода. Пахло водорослями. - Что это значит? - Это значит,- громко продекламировал Семен, сложив на груди руки, - это значит, что ты хороший человек, Иг. - Конкретней. - Сначала ответь мне на вопрос. Ты влюбился в нее? По уши? До гроба? Иначе не буду рассказывать. Я злился. - По уши. До гроба. Семен, видимо, понял, что я ищу вокруг себя что-нибудь... - Но-но... Выслушай. - Он облокотился о раму иллюминатора. - Из тебя, во-первых, выйдет отличный психолог. Это я к тому, что психовать не надо и что практика у тебя завершилась успешно, хотя с когитофоном ты поступил, как варвар. Во-вторых. Я назову тему своей дипломной работы. Звучит банально, но ничего. "Формирование интенсивного и относительно устойчивого чувства субъекта из-за осознания невозможности реализации этого чувства". Да-да, любовь и скальпель, земля и небо. Только не надо изображать возмущение подопытного кролика! С этого момента ты должен ползать передо мной на коленях и благодарить меня. - Семен вовремя увернулся, мой альбом со свистом вылетел в иллюминатор... - Еще один факт в пользу моей теории. Но если это любовь, то ты не должен обращать внимания на то, как в данном случае она возникла. Ариза тоже вела честно по отношению к тебе, она ничего не знала. - Семен резко присел, иначе бы несессер угодил ему в лоб.- Да-да, поверь мне, Иг... Дон Жуан любил всех и вся - по возможности. Самое сильное чувство - по невозможности... - Он двинулся к дверям.- И ты доказал это, родной мой. И я расцеловал бы тебя, если бы ты не замахивался на меня своим чемоданом... А скафандр больше не надевай... На базе смеются. Семен выскользнул из комнаты. Чемодан с грохотом вонзился в дверь, посыпалось белье и книги. Опомнившись, я побежал на берег. Аризы, конечно, нигде не было. Карапетян в тот день чуть с ума не сошел, поругался с начальником базы... Ее нашли в нескольких километрах от берега. Оказавшись на катере, она долго не могла понять, в чем дело, и хотела даже прыгнуть обратно за борт. А потом бросилась мне на шею, и уже никакая сила не смогла бы разжать ее рук. Как девочка. Самодовольный Семен, вытирая с комбинезона зеленые брызги, рассказывал, как пришлось ей сделать внушение насчет местной подводной цивилизации - весьма полезное по тогдашнему состоянию здоровья Аризы, хотя до сих пор не пойму, как удалось заставить ее поверить в такую глупость,- как пришлось ввести миоглобин, чтобы могла дышать под водой, как в мой скафандр были вмонтированы генераторы запаха сероводорода, и прочее, и прочее. В тот день я понял, что он великий артист и страшно тщеславный человек. На борту почтового лайнера Ариза подошла к Семену и дала ему пощечину, от звука которой включилась сигнализация аварийной охраны. Объяснила - за внушение и миоглобин. И больше мы не расставались. Вот и вся капуста и сказка.