Дж. Макинтош - Шесть ворот на свободу Страница 2

И тут он вышел к воде: голубое, сверкающее в лучах солнца озеро раскинулось перед ним на целую милю. Прозрачная вода завораживала, и он, быстро сбежав по поросшему травой склону, бросился в озеро. У него не возникло сомнений по поводу того, умеет ли он плавать – он плыл, наслаждаясь прохладной, чистой водой и тем, как ловко его тело справляется с этой новой задачей.

Потом он нашел удобный, плоский камень и, заглянув в ровную гладь озера, увидел свое лицо.

Он не был красивым человеком. Тяжелая квадратная челюсть, темные, колючие глаза под черными бровями – лишь прячущаяся в уголках рта едва уловимая улыбка смягчала это лицо. Он остался доволен. Из воды на него смотрело лицо настоящего мужчины, а не мальчишки, или какого-нибудь слабоумного слабака.

Стало темнеть, и он, вдруг, неожиданно для себя понял, что очень устал, и тогда голод отступил куда-то на второй план. Он подумал было, что надо бы соорудить что-нибудь вроде постели или шалаша, при этом он плохо себе представлял, что эти слова означают. Подумав вскользь, что в окружающем лесу его могут поджидать какие-нибудь опасности, а потом нашел небольшое углубление между двух камней на самом берегу озера, удобно устроился на мягком мху и тут же заснул.

Ему снились более яркие, чем в реальной жизни вещи, однако, его сны оказались куда менее фантастическими, чем можно было бы предположить, а потом их на удивление легко было вспомнить во всех подробностях.

Его совсем не удивило, что во сне он вспомнил то, что ускользало от его бодрствующего сознания. Вряд ли он появился на свет уже взрослым человеком. У него было прошлое, и его подсознание знало про это гораздо больше, чем та часть мозга, что анализировала реальную ситуацию.

Правда, он не мог вспомнить ничего, что касалось бы лично его самого. Только города, большие города, над которыми светило сразу несколько солнц. Он видел империю гораздо более великую, чем та, о которой мечтали древние, союз мирных и процветающих планет, точнее не планет, а целых звездных систем.

В проносившихся в его спящем сознании ярких видениях он видел галактику, которой правят подобные ему люди.

Чистилище было частью этой галактики.

Чистилище… во сне он понимал, что ему что-то известно.

Но это место не играло никакой роли в той грандиозной панораме, что проплывала перед его мысленным взором.

Он видел Землю, мир, где все начиналось; Землю, которая, во многом была узнаваемой для тех, кто жил в 25 столетии, и в те времена, когда колеса вертелись благодаря пару, когда миром правили феодалы, и когда потрясающие достижения Греции и Рима, чуть не привели к рождению мира, в котором можно жить, когда фараоны создавали свои царства, а человек еще только начинал познавать окружающий его мир.

Да, он был на Земле. В огромной империи людей, охватывающей тысячи других миров, он знал, где его дом.

Он был не просто землянином, местом его рождения был Лондон.

Он это знал… но не хотел возвращаться назад.

Открыв глаза, он понял, что все тело у него затекло и болит, что его мучает страшная жажда, но есть совсем не хочется. Слишком поздно он понял, что ему не следовало ложится спать, не наполнив желудок – необходимо было поддерживать силы своего организма, а не подвергать его новым испытанием. Он понимал, что ресурсы его тела не беспредельны.

Был уже день, впрочем, солнца он разглядеть не смог, хотя небо было голубым и совершенно безоблачным.

Не задумываясь над тем, что делает, он нырнул в озеро.

Оказавшись в воде, он окончательно проснулся и понял, что смертельно хочет пить и есть.

Он напился воды, и она, словно тяжелый, свинцовый шар, наполнила его желудок. Он быстро выскочил из озера.

Сейчас только одно имело значение – мясо. Ему просто необходимо было съесть кусок мяса.

Потребовалось всего лишь две минуты, чтобы поймать зайца.

Он был настолько голоден, что сумел догнать улепетывающего со всех ног зверька. Одним быстрым, нетерпеливым движением он свернул ему шею… Сорвав часть шкурки, он стал пить еще бегущую по жилам животного кровь и поспешно впился зубами в его теплое мясо.

Когда от зайца не осталось ничего, кроме обглоданных косточек, он спокойно вернулся к озеру и помылся. Вне всякого сомнения, ему просто необходимо научится разводить огонь. У него ничего для этого не было, и он весьма скептически относился к древним теориям о том, что, потерев одну сухую палочку о другую, можно добиться желаемого результата. Кроме того, все палочки, попадавшиеся ему на глаза были такими влажными, что вряд ли от них мог быть какой-нибудь толк. И тем не менее, он должен был развести огонь. Поглощать сырое мясо, как дикий зверь возможно, когда ты только что не теряешь сознание от голода, но он знал, что больше никогда не будет испытывать «такого» голода. Во всяком случае, в этом мире изобилия.

Однако пройдут часы, прежде чем он снова захочет есть.

Здесь столько фруктов, что два или три дня у него в запасе есть, а потом он снова кого-нибудь убьет, разведет костер и поджарит себе мяса. Уж к тому-то времени он наверняка придумает, как сделать грубую печь или горшок, и как добыть огонь.

Он снова удобно устроился на камне и подумал, что даже в раю неплохо было бы иметь какую-нибудь одежду.

Он вспомнил свой сон… и понял, что даже если и лишился всех своих знаний, его сознание, поставленное перед жесткой необходимостью, сумеет справиться с возникающими трудностями.

Стрэнд в Лондоне по-прежнему вел к Трафальгарской площади, посреди которой стоял неизменный адмирал

Нельсон. А ведь со времен Трафальгарской битвы прошел уже не один век. Морское сражение. Когда же это было? Почти через два тысячелетия после того, как родился Христос…

Сражение произошло в 1815 году, а сейчас… 3610 год? Или 3650?

В Чистилище это не имело никакого значения.

Гораздо важнее было осознание того, что даже здесь необходимо соблюдать приличия и найти хоть что-нибудь, напоминающее одежду. Откуда-то он знал, что раньше не ходили обнаженными, но это состояние ему понравилось, и он решил, что теперь в теплую погоду он будет носить только самые необходимые вещи. Однако, хотя он и был в прекрасной физической форме, кожа у него оказалась довольно-таки чувствительной. Босые ноги покрывали царапины и ссадины, а когда он случайно наступал на мелкие камешки, то испытывал сильную боль. А на камнях и бревнах было бы гораздо удобнее сидеть, если бы у него было надето хоть что-нибудь, напоминающее штаны. Пожалуй, лучше всего подошли бы плавки, в набедренной повязке было бы не так удобно. Надев их, да еще какие-нибудь сандалии, и засунув за пояс нож, он был бы готов к любым неожиданностям – во всяком случае, пока ему ничего особенно опасного здесь не встретилось. Для начала сгодится и каменный нож. Он пожалел, что не может побриться – для этого необходима металлическая бритва. А еще ему очень хотелось подстричь волосы и ногти на ногах.