Михаил Пухов - Змей из-под пространства Страница 2

Да, 15 часов полета. И пялься все время вниз, плюс следи за показаниями радаров. А тут еще Пинчук со своими вопросами. Иногда, правда, психолог дремал, откинувшись в кресле стрелка, но чаще бодрствовал и, естественно, любопытствовал. То ли действительно ничего не знал, то ли притворялся. Или производил тестирование. Профессионализм - великая вещь. Разве поймешь, что на уме у этих психологов?..

- Но почему мы тратим на оборот полтора часа? - недоумевал он. - Так медленно! За полтора часа спутник успевает обежать Землю. Но Земля-то гораздо больше!

- Правильно. Только у нее и масса гораздо больше.

- Ну?

- Значит, больше и орбитальная скорость. Вот все и компенсируется. Период обращения зависит только от плотности, а она входит в формулу под знаком радикала. Знаете, за сколько спутник обегает Луну?

- Нет. А за сколько?

- Примерно за полтора часа.

- Не может быть.

- А Марс?

- Ну?

- За полтора часа.

- Казуистика, - сказал тогда Пинчук.

Сейчас они медленно летели сквозь пустоту к зданию станции, которое Гудков обнаружил ровно на первом витке. Не радаром, конечно, просто взял да увидел. Дело радара - небо, внизу он пасует. А глаза - наоборот... Блестящий металлический паучок среди однообразных камней - так станция выглядела сверху. Теперь она была гораздо внушительнее. По крайней мере, центральный купол оказался высотой метров шесть, от него и входного блока - головы "паучка" - к другим помещениям тянулись трубы-тоннели.

Гудков мстительно посмотрел назад. Позади волочился Пинчук. Прыгуном психолог был никудышным, пользоваться газовым пистолетом он вообще не умел, и они летели сквозь пустоту в связке, как альпинисты, скрепленные пятиметровым фалом. Сохранять равновесие на буксире Пинчук тоже, очевидно, не научился, и болтался туда-сюда, словно воднолыжник, которого волокут за моторкой на тросе. Вдобавок он еще вращался вокруг всех своих трех осей, как гимнаст, выполняющий прыжок высшей степени сложности. Словом, человек-Олимпиада. Иногда во время этих спортивно-пространственных эволюций тело психолога, сместившись в сторону, открывало ландшафт Цирцеи. Там, далеко позади, примостился среди камней катер Гудкова, похожий отсюда на гриб-дождевик: толстая ножка силового отсека, прикрытая сверкающим в лучах Солнца шаром рубки управления.

Гудков снова посмотрел вперед, по ходу движения. Там произошли перемены: здание станции сильно выросло, а рядом с входным тамбуром высилась фигура в скафандре. Смотритель радиомаяка "Цирцея" уже ждал их.

Пока ничего о его внешности сказать было нельзя. Все люди в скафандрах выглядят одинаково. Даже женщины. Тем более с такого расстояния и когда не с чем сравнить, нет точного масштаба. Смотритель стоял неподвижно и ждал, когда они приземлятся с ним рядом. Так могло бы стоять и чучело.

Значит, их появление не осталось незамеченным. Интересно, какие на маяках локаторы? Вряд ли хорошие. Впрочем, с камата наверняка дали радиограмму: так, мол, и так, едет ревизия, готовьте хлеб-соль. И хозяин астероида послушно оделся в парадную форму и вышел встречать дорогих гостей. А гости уже много секунд приближались к нему в осторожном горизонтальном полете: прыжок, который на Земле приподнял бы центр тяжести тела всего на метр, унес бы здесь человека на высоту Останкинской телебашни и длился бы минут пять. Но пилоты конвойных катеров, как и все космонавты, специально тренируются на такие полеты-прыжки - правда, без груза. На орбитальных базах проводятся даже соревнования по этому виду спорта. Профессионализм - великая вещь. Гудков знал, что новая коррекция газовым пистолетом не понадобится, хотя ему и мешал балласт массой в добрый центнер на привязи.

Главное теперь было приземлиться помягче, без отдачи, которая погнала бы их в новый полет.

3

Едва они освободились в тесном тамбуре от скафандров, внутренняя дверь любезно распахнулась, впустив людей в узенький коридор. Смотритель маяка - его звали Михаил Кристофорович Штуб - летел впереди, указывая дорогу. Впрочем, обошлись бы и без провожатого: коридор узкий, прямой, освещение тусклое, по бокам люки наблюдательного поста, радиомаяка, складов и оранжереи, впереди - вход на жилую половину. Словом, отнюдь не лабиринт. Станция типа "Астрокупол -2М", совершенно стандартная. Их делают где-то там под Рязанью.

Смотритель Штуб без скафандра оказался именно таким, как и представлял Гудков: лет пятьдесят пять, не больше. Но и не меньше. Лицо у него было мрачное, будто ему всю жизнь что-то сильно не нравилось. Или не понравилось в тот миг, когда он увидел их без скафандров. И первый вопрос-то задал не очень обычный: "Одни мужчины?". Помрачнел еще больше и тут же добавил: "Если говорить откровенно, что-то вы долго. Я, вы уже понимаете, в пятый раз выхожу". Впечатление, будто сидит на своем маяке и мечтает, что сию минуту к нему залетит какая-нибудь вечно юная Аэлита. Только об атом, будто, и думает. Старый гриб. Глаза голубые, но выцветшие, под ними мешки. Длинный отвислый нос. Впалые щеки. Типичная внешность для смотрителя астероидного радиомаяка. По крайней мере, именно так их изображают авторы фантастических комиксов.

Но сейчас лица Штуба не было видно. Он плыл по воздуху впереди всех, отталкиваясь руками от выступов. За ним, подобно неопытному аквалангисту, тыкался в стены Пинчук, все еще переживающий по поводу того, как его волокли сквозь пустоту на привязи. Замыкал вереницу Гудков. Его тренированное тело плавно скользило в воздухе.

Штуб толкнул дверь, и они без задержки - Пинчук, впрочем, по инерции сделал вынужденное сальто - влетели в гостиную. Освещение здесь было получше, чем в коридоре. Относительно яркое, на деле ни к черту. За иллюминаторами стояла ночь. Значит, пока они снимали скафандры в тамбуре, астероид успел повернуться на нужный угол.

- Прошу к столу, - пригласил хозяин. Ничего по делу он услышать еще не успел и не знал пока, как себя повести. - Или, может, сначала отдохнете с дороги?..

Отдых был тем единственным, чего жаждал сейчас организм Гудкова, однако Пинчук, уже оправившийся от недавнего унижения, его опередил:

- Спасибо, мы уже отдохнули. Сначала летели двое суток, потом здесь еще долго крутились. И отлично выспались. А вот перекусить бы действительно не мешало.

- Наташенька, - распорядился хозяин, - собери покушать товарищам.

Гудков вдруг понял, что их в помещении четверо. Даже рот у него приоткрылся от изумления. Казалось, она отделилась от стены. Небесное существо, как выражаются земные поэты. Личико худенькое, хорошенькое, загорелое. Волосы темные, длинные, глаза большие и синие. Такие были у Штуба, вероятно, лет сто назад, в ХХ веке. Сама вся тонкая, высокая, длинноногая. Лет около двадцати пяти. Значит, дочь. Надо же, у такого старою гриба - и такая дочь. И ведь похожа, вот что удивительно. Понятно даже, почему он помрачнел, увидав двух здоровых мужиков. Ревнует, боится за дочку. Боится, что уведут. Правильно, однако, боится...