Сборник - Фантастика, 1975-1976 Страница 20

Он действительно Звездный Аргус, то есть сверхчеловек.

Мне тяжело рядом с ним, я словно отравленный. Отчего-то Жжет голову и тошнит. И слабость в ногах. Он добрый, честный, открытый, но я испытываю страх.

В нашу жизнь Аргус принес суету и великое напряжение.

Утром, после завтрака, он вдруг закричал, что всем нужно лечь на пол. Сам же схватил ракетное ружье (одной рукой!) и выбежал во двор. За ним с лаем и ревом вынеслись собаки - всей кучей - а щенята Джесси заскулили в своем ящике.

Я вышел за ним.

Георгий крикнул, чтобы я сдвинул сетку. Быстро! Сейчас!

В один момент!

Я включил мотор, и небо открылось нам, голубое и чистое, даже медуз не было. И все крики, и суета Георгия показались мне такой ерундой. Но вдруг… Широкая тень пронеслась над домом, и все задрожало от рева двигателей! Упали комья огня, Л- боп-боп-боп - вслед этому широкому унеслись три маленьких ракетных снаряда. Их пустил Георгий. Они ушли за крылатым роботом, и за деревьями раздалось еще одно “боп”, да такое сильное, что упала радиомачта, чуть не убив меня.

– Робота пустил! - крикнул Георгий. - Догадался!

Отдав ружье Ники, он щурился на небо и, почесывая шлем, цитировал:

– “Параграф третий. Тот, кто направляет автомат на человека, заслуживает наказания первой степени”, - сказал он. - А точно наведено, у него хорошая карта.

– Мерзавец! - сказал я.

– Пойду глядеть на дело рук своих, - сказал Георгий.

Он вышел и, ничего не боясь, пошел лесом. Как бы взлетая, он прыгал через кусты. Я восхитился: какова реакция! Сбил эту чертову штуку, выпустив три снаряда с расчетом. А если бы та попала в дом? Мне стало жутко. Я не боялся моутов и заграBOB, бациллы Люцифера не пугали меня. Но если прилетает робот и поднимает твой дом в небеса, в этом есть какая-то скверная жуть.

Мне стало жаль дом той жалостью, что я порою испытываю к щенятам, Георгию, себе, когда устану и скисну.

Так дело не пойдет. Георгий прав, надо спешить. Я пошел налаживать “Алешку”. Все было в норме - антиграв под напряжением, горючее в баках. Я нажал пуск - скарп приподнялся до уровня моей груди и повис раскачиваясь. Я погладил его: люблю эту штуку! Мой “Алешка” - это добрая рабочая скотина с каютой, плитой и холодильником. Есть там и коекакой инструментарий: микроскоп, пресс, фотокамеры.

Я опустил “Алешку”, выбросил пару дохлых ночников, тряпкой вытер руль. Похлопал по подушкам сидений - хорошо!

И занялся двором - мешали ворвавшиеся во двор сотни вирусов, летучие, фиолетовые, надоедливые.

Они стрекотали, наскакивали, жала их сверкали как иглы.

Я поставил мачту, мотором натянул сетку, и вовремя: подлетали медузы. Красные, синие и желтые, они красиво плыли, словно древние корабли. Но когда спускались ниже, я видел синюю бахрому их качающихся щупалец.

Вот что я здесь люблю (кроме Георгия) - живое тепло собак. Они моя дальняя родня, и мне сладко их гладить, трогать, ерошить им шерсть. Я люблю их мыть, расчесывать, стричь.

Так мило касание их горячих ласковых языков. И временами мне стыдно, что я завез псов на сумасшедшую планету, и хочется просить у них прощения. Сказать им - простите, вы сражаетесь и гибнете за меня, но без вас я не смогу здесь жить. Мне нужны ваша ласка, бдительность и любовь.

Суперы - бойцовые панцири. Собственно, к обычному я привинчиваю налобник с шипом сантиметров в тридцать (чертовски трудно научить собаку пользоваться им). Также добавляю короткие шипы на спину и бока, двадцать-тридцать штук.

Хотел бы я увидеть рожу моута, сцапавшего мою собаку.

Но прямое оружие собак - автоматические пасти, управляемые биотоками. Работает челюстями наспинный робот с передаточной механикой страшной силы.

Я одел собак, и они стали фантастически уродливыми и до чертиков опасными. Такими мы и пойдем в колонию.

Вот они заскулили, жмутся ко мне. Ага, Георгий. Он перепрыгивает куст, хлопнул моута по морде и пробежал во двор.

В руке его широкоствольный пистолет. Значит, война.

– Он нес три ракеты, этот дурак, но у двух отказал механизм сброса. Они и.рванули. Угробили оранжевого бородавчатника. В клочья разнесли!

– Так ему и надо, - бормочу я. - Обнаглел, за собаками гонялся, меня ловил. Так и надо.

Георгий подходит, хлопает меня по плечу. У, какая тяжелая, страшная рука.

– Радуйся, - говорит он. - Им завтракает желтый слизень с дом величиной.

– Он светится?

– Там и без него светло. По-видимому, это Большой Солнечник, что живет в роще коралловиков.

– Ну в путь.

– Кто будет вести машину?

– Веди ты.

Я сел за пульт управления, Аргус угнездился рядом. Он сидел так, словно из него вынули все кости.

Я увидел, как худы и остры его плечи, и у меня сжалось сердце. Ники влез к собакам.

Я поднял машину над деревьями, в мир особенных, верхушечных лесных жителей. Нас тотчас окружили летающие пузыри, на крылья сели желтые двухголовки. Они подбежали к кабине и глядели на нас, тараща глаза. Я повернул на юг и дал умеренную скорость. Газовые струи потянулись за нами.

Теперь, если у Штохла и есть дальний радар, он не заметит нас, низко летящих.

Пролетев километров двести, я повернул на запад. Здесь деревья цвели верхушками. В них копошились зарзгусы.

– Тим, - спросил Аргус. - Тим, ты все там убрал?

– Где?

– Ну дома?… Коллекции, фото, записки?

– Основные в сейфах, последние на стеллажах. А что?

– Тим, мне жалко, что так все получилось.

– Что случилось? - не понимал я.

– Он накрыл нас, он влепил в дом три ракеты. Ты погляди.

Я откинул защитный козырек и увидел дым. Он поднимался из джунглей к облакам, тонкий и высокий, как шест. Он покачивался. Меня ударило в грудь, и закружилась голова. Я ощутил холодные пальцы Аргуса - он снял мои руки с клавишей управления.

– Мне жаль, - повторил он. - Мне жаль.

Я зажмурился и подержал свое лицо в ладонях, что пахли машинной смазкой. Я был предельно несчастлив.

Я родился в подземелье на холодном Виргусе, рос на этой скупой планете без животных и деревьев. На Люцифере я нашел для себя все, что мне было нужно, и животных, и то, что здесь мы называем деревьями, в избытке. Мне было хорошо здесь. И… вот все рушилось.

– Звездный, - сказал я. - Ты ввязал меня в эту историю, тот бы меня не тронул. Зачем я ему? Ну, сижу на станции, ну, собираю образцы.

– Верно.

– Я тебя должен ненавидеть - коллекции погибли.

– Основные в сейфах.

– Гони к дому! - заорал я.

– Вот этого я не сделаю.

– Там горят труды наши. И твои тоже, имей это в виду.

– А мне что за дело? - сказал он и заговорил вдумчиво: - Я как-то отвердел, мне чужды твои тревоги. Я - стрела правосудия, направленная в Зло, и мой путь прям. (Он вздохнул). Не злись, Тим, сейчас тебе станет хорошо. Тебе хорошо, уже хорошо… Ты все забыл, тебе хорошо.