Рэй Брэдбери - Сборник 13 КОШКИНА ПИЖАМА Страница 20

– Видите вон тот большой красный пульмановский вагон? Который не похож на все остальные? Загляните-ка. Среднее окно.

– Четыре типа в деловых костюмах, в карты играют, курят сигары. А вот этот толстяк, постой-ка, это же…

– Кто?

– Луис Берт Майер, киномагнат из «MGM». Луи-Лев! Что он здесь делает? Он же умер!

– Не совсем, насколько ты видишь. Ладно. Тогда, в тридцатом, Луис со своими подручными сели в этот огромный красный вагон, поезд отправился от студий «MGM» по специальной железной дороге и поехал в Глендейл на предпремьерные показы. Потом они снова забрались в этот супернавороченный игрушечный поезд и покатили назад, приветствуя ликованием благожелательные анонсы и разрывая на мелкие кусочки плохие.

– И что же? – уныло спросил я.

– А то, что, когда все поезда такие, и вдруг кто-то появляется вот на таком, поневоле обратишь внимание. А теперь залезай в вагон и посмотри на Луиса Майера, ожившего христиано-иудейского араба, сидящего, как пойманная бабочка, в этой огромной машине времени.

Почти невидящими глазами я уставился на свои ноги.

– Ну надо же! – произнес Грин. – Помоги-ка мне забросить его в вагон.

Марти подхватил меня под локоть с одной стороны, Грин – с другой, и вместе они рывком закинули меня в поезд.

Мы, спотыкаясь, пошли через наполненные дымом вагоны, в которых множество людей тасовали и перетасовывали карты.

– Боже мой! – воскликнул я. – Неужели это Дэррил Занук, глава компании «Двадцатый век Фокс»? А там Гарри Кон, гроза Гауэр-стрит? Какого черта они затесались в этот кошмар?

– Как я уже сказал, они попались в Сеть для Бабочек, которая поворачивает время вспять. Самый гигантский в истории сачок выудил их из могил, сделав им предложение, от которого они не могли отказаться: участок в шесть футов или билет на Вечный Экспресс имени Джона Уилкса Бута.

– Господи, твоя воля!

– Нет, это все Элмо Уиллс, – прокричал Грин. – На базе студии «MGM» в Лас-Вегасе он соединил несколько компьютеров в совершенно несовместимый агрегат и пришпандорил к нему суперпередвижную бейсбольную перчатку.

Я внимательно вглядывался в наполненный дымом игорный вагон.

– Вот так, значит, нынче попадают на поезд?

– Да, – небрежно ответил Грин.

– Снаружи на каждом вагоне – названия кинокомпаний, – продолжал я. – А внутри – покойные магнаты, живьем.

– Они все вложили деньги в виртуальную Сеть и в Элмо, который говорил: «Величайший паровоз в истории? Поезд, благодаря которому вернулись домой Бобби Кеннеди и Рузвельт? Какой поезд сто лет назад объехал всю страну под всеобщий плач?»

Я почувствовал, как щека моя увлажнилась слезой.

– Похоронный поезд, – тихо ответил я. – Поезд Эйба Линкольна.

– Дай ему сигару.

Поезд дернулся.

– Он что, отправляется?! – закричал я. – Я не желаю, чтобы меня видели среди этой мерзости.

– Останься, – сказал Грин. – Назови свой гонорар.

Я чуть не ударил его по улыбающейся физиономии.

– Будь ты проклят!

– Я уже проклят, – рассмеялся Грин. – Но собираюсь оправдаться.

Поезд снова дернулся и заскрежетал.

Моего приятеля Марти швырнуло вперед, а затем бегом потащило назад.

– Ты должен это видеть! Следующий вагон до отказа набит адвокатами.

– Адвокатами? – Я обернулся к Грину.

– Они строчат судебные иски, – сказал Грин. – За задержки в расписании. В каких городах мы останавливаемся? Какие передачи мы даем в эфир? Какие договоры мы подписываем с авторами книг? На чьей мы стороне: Эн-би-си или Си-эн-эн? И тому подобное.

– И тому подобное! – закричал я и вслед за Марти нырнул головой вперед.

Мы мчались через толпу безумцев, которые все поголовно кричали, показывали на нас пальцем и сыпали проклятиями.

Добравшись до четвертого вагона, я рывком распахнул дверь и погрузился в кромешную тьму, наполненную мерцанием огней; танцующие светлячки невидимых машин.

Повсюду вспыхивали яркие пучки света и призрачные тени компьютерной подсветки.

Эта мрачная пещера сияла лампочками, будто в ней находился пульт управления космического корабля; какой-то человечек, чуть ли не карлик, быстро-быстро бегал по консоли своими паучьими пальцами. Да, это был он, изобретатель невероятного, крамольного Жнеца Бабочек.

Я поднял руки со сжатыми кулаками, и карлик воскликнул:

– Вы намерены побить меня?

– Побить? Нет. Убить! Что вы натворили?

– Натворил? – вскричал он. – В моих руках история, передаваемая из уст в уста. Я могу забросить свою Сеть и выловить колесницу Бен-Гура или корабль Клеопатры, посеять смуту и отпустить на волю псов времен.

Он опустил взгляд и погладил руками расцвеченные огнями очертания машины, и продолжал, созерцая минувшие годы и словно обращаясь к самому себе:

– Знаете, я часто думал: если бы в ту ночь, в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году, выстрел в театре Форда прогремел чуть раньше, этого траурного поезда никогда бы не было, и история Америки изменилась бы навсегда.

– Что вы сказали? – переспросил я.

– Выстрел, – повторил Элмо. – В театре Форда.

– Выстрел, – прошептал я и подумал: "Никто не станет кричать «Пожар!» в переполненном театре. А что, если крикнуть это в переполненном паяцами поезде?"

И вдруг я заорал:

– Сукины дети!

Я подскочил к задней двери вагона и распахнул ее настежь.

– Ублюдки!

Три дюжины адвокатов вскочили, услышав мой пронзительный, как гудок паровоза, крик.

– Пожар! – кричал я. – Театр Форда горит! Пожар! – орал я.

Все, кто был в этом проклятом, в этом страшном поезде, услышали мой крик.

Распахнулись настежь старинные двери. С дикими воплями вылетели стекла в старинных окнах.

– Постойте! – вскричал Грин.

– Нет! – ревел я. – Пожар! Пожар!

Я бежал из вагона в вагон, крича, раздувая пламя.

– Пожар!

Все до единого в панике, словно подхваченные ветром, вымелись, из поезда.

Платформа кишела несчастными жертвами и обезумевшими адвокатами, наспех выписывавшими имена и что-то бормотавшими себе под нос.

– Пожар, – прошептал я в последний раз.

Поезд был пуст, как кабинет стоматолога в неудачный день.

Грин, шатаясь, подошел ко мне; на сей раз это его ноги словно приросли к земле. Лицо его было пепельно-серым, казалось, ему не хватало воздуха.

– Поворачивай поезд обратно, – сказал я.

– Что?

Марти повел меня через груды нетронутых гаванских сигар и игральных карт.

– Назад, – простонал я. – Отправляй его обратно на Вашингтонский вокзал, в апрель тысяча восемьсот шестьдесят пятого года.

– Мы не можем.

– Вы же только что приехали оттуда. Назад, о боже, возвращайтесь назад.