Георгий Мартынов - Встреча через века Страница 20

- Хорошо, попробую поговорить с ним, - ответил Люций, - но вы не подавайте и виду, что заметили что-нибудь неладное. Пусть Дмитрий считает себя здоровым.

- Физически он здоров, - вздыхал Сергей. - Ему вреден именно Ленинград и только Ленинград. Как только он покинет его, все придет в норму.

Люций был согласен с этим выводом. Ио также разделял мнение своего ученика. Мэри и Владилен думали о том же.

И все четверо ошибались.

Причиной раздражительности и мрачного настроения Волгина был не Ленинград. На новый и незнакомый ему город он не обращал большого внимания, а Октябрьский парк ему нравился. Ведь все наиболее памятные места сохранились в неприкосновенности.

Само по себе место, где был Ленинград, хотя и вызывало мысли о прошлом, но не могло послужить причиной усиливающейся тоски.

Этой причиной был портрет Иры, висевший в его комнате.

Здесь была допущена большая ошибка. Чуткость изменила Люцию, по просьбе которого был написан этот портрет с бюста, стоявшего в шестьдесят четвертой лаборатории. Он думал доставить радость своему сыну, но не учел, что этим портретом близкого человека подчеркнул и обострил одиночество Волгина в новом мире.

Никто не знал, какое потрясающее впечатление произвел на Волгина этот неожиданный подарок, как тяжело и трудно было ему видеть его ежедневно.

Каждый вечер Волгин долго стоял перед картиной, всматриваясь в любимые черты. Они были не совсем такие, как в его памяти. Ведь портрет был написан не с оригинала.

Это была Ира, но в то же время не совсем Ира, и различие, легко находимое Волгиным, еще больше угнетало его. Если бы она была "как живая", ему было бы легче.

Благодаря этой картине он каждый день целиком погружался в прошлое, и настоящее становилось ему все более чуждым.

Если бы Люций знал это, то постарался бы любым способов изъять портрет из комнаты Волгина, исправить допущенный промах. Но было уже поздно: Волгин ни за что на свете не согласился бы расстаться с ним.

Он привык к портрету, доставлявшему и боль и радость.

Волгин решил найти художника, писавшего картину, и попросить его изменить отдельные детали и выражение лица на портрете, которое совсем не соответствовало характеру Ирины. Она никогда не была такой замкнувшейся в "учености", строгой жрицей науки, какой изобразил ее на полотне этот художник.

Одна из этих деталей особенно была неприятна Волгину. На сером платье Иры блестела Золотая Звезда Героя.

"Неужели они не могли узнать подробности ее жизни? - думал он с досадой. - Ведь она никогда не носила звезды. Она была награждена посмертно!"

Звезда на груди Ирины, совершенно такая же, какую носил постоянно сам Волгин, подчеркивала разницу между ними. Она умерла, погибла, не зная, что удостоена высочайшей награды, а он живет, и весь мир чтит его, как героя былых времен.

Она умерла, а он жив!

Эта мысль постепенно становилась невыносимой для Волгина.

Своим поступком, вызванным самыми лучшими чувствами, Люций достиг того, чего и он и Ио боялись больше всего, - разбудил в Волгине неутихающую тоску, которую теперь нельзя уже было исцелить.

Но сейчас Люций даже не подозревал об этом.

Однажды, когда соскучившийся Волгин вызвал его по телеофу, Люций, как бы между прочим, спросил его, думает ли он когда-нибудь продолжать путь. Вопрос был задан в шутливом тоне, и Волгин не заметил ничего необычного в этом вопросе.

- Да, - ответил он, - на днях я думаю перелететь в Москву. Мне трудно расстаться с Ленинградом.

- Тебе тяжело?

- Нет, не тяжелее, чем будет в любом другом месте. Мне хорошо было в доме Мунция,- вырвалось у Волгина. - Там я был иногда даже счастлив.

Люций пытливо посмотрел на сына.

- Ты хочешь сказать, что чувствуешь себя несчастным?

- Не то что несчастным, но очень одиноким. Мне не хватает товарища, хорошо понимающего меня спутника. Такого, который мог бы понять и разделить мои чувства. Мэри и Владилен - чудесные люди, я их очень люблю, но... они не всегда способны понять меня. Ведь они так безмерно моложе меня. Все любят, - тоскливо продолжал Волгин, - все заботятся, все окружают меня вниманием. А когда все люди кругом друзья, настоящего друга нет. Ты знаешь, - прибавил он с улыбкой, иногда меня раздражает внимательное ко мне отношение.

- Ты соблюдаешь предписанный мною режим? - неожиданно спросил Люций. - Делаешь волновое облучение?

- Ты думаешь, что у меня нервы не в порядке? Возможно, что это так. Да, я выполняю все. Очень аккуратно. Это может подтвердить Владилен.

Волгин сказал это машинально. Он знал, что Люцию и в голову не может прийти усомниться в его словах.

- Советую тебе уехать из Ленинграда, - сказал Люций.- Незаметно для тебя самого родные места влияют на тебя.

- Не думаю, чтобы это было так,- ответил Волгин, - Но я уеду и очень скоро,

И он действительно сказал на следующее утро Мэри и Владилену, что пора отправляться дальше.

Молодые люди обрадовались.

- Когда же мы улетаем? - спросила Мэри.

- Завтра. Сегодня я в последний раз слетаю в парк. А завтра в Москву! Не бойтесь, там я не задержусь так долго, как здесь. Наше путешествие пойдет быстро.

- Мы не торопимся, - сказал Владилен. - Задерживайся, где хочешь и на сколько хочешь.

Волгин оказал Мэри, что Золотая Звезда на груди Иры раздражает его, и объяснил почему. На следующее утро он не увидел этой звезды. Она была закрашена и с таким искусством, что нельзя было заметить ни малейшего следа.

- Кто это сделал? - спросил Волгин.

- Я,- ответила Мэри. - А что, разве плохо?

- Наоборот, очень хорошо. Так ты, значит, художница?

- Ничуть. Я училась рисованию, как все, и не обладаю способностями.

Несомненно, она говорила правду. Но работа была выполнена с большим мастерством. Складки платья выглядели нетронутыми, будто на этом месте никогда ничего не было. Чувствовалась талантливая рука.

Ответ Мэри заставил Волгина задуматься.

Она говорила искренне, в этом не было никакого сомнения. И с точки зрения современных людей она действительно не обладала художественными способностями. Мэри во всем была обычной, рядовой женщиной. Но был случай, когда Волгин попросил Владилена исполнить обещание и спеть. Молодой астроном тотчас же согласился, и вдвоем с Мэри они исполнили сцену из старой (написанной через тысячу лет после смерти Волгина) оперы. Сила и красота голоса Владилена не удивили Волгина, он заранее знал, что услышит одного из лучших певцов века, но Мэри!.. Она пела так, что в любом театре двадцатого века могла быть выдающейся примадонной. А вместе с тем она считала - и это подтверждали другие, -что у нее нет и не было вокальных способностей.