Майкл Мэнсон - Конан и грот Дайомы Страница 20

Взгляд его вновь обратился к трем воинам.

- Ты, Торкол, поедешь к Эйриму. Скажи, что я посылаю его на остров в Западном океане, лежащий к закату солнца от Барахов. Скажи, что там много золота - так много, что, возвратившись, он сможет скупить весь Ванахейм и Асгард в придачу. Скажи, что он может не бояться бурь и штормов, ибо я поеду с ним... - После недолгого размышления стигиец добавил: - Еще скажи, что если он не выполнит мою волю, то не доживет до зимы. И никто не доживет в его жалком крысятнике! Я пошлю ураган, который сметет в море и дома его, и корабли, и запасы пива, и людей - всех до единого!

- Да, господин. Я все передам, как ты велел, - Торкол снял шлем и отер вспотевший лоб.

Маг уставился холодным взглядом на Фингаста и Сигворда.

- Ты, Фингаст, соберешь пятьдесят воинов из самых лучших. Пусть готовят секиры и мечи, вино и копченую вепрятину, сушат хлеб и острят стрелы. Запастись всем на две луны. И скажи им про золото, что ждет каждого на том острове... а еще скажи, что все достанется им, а не людям Эйрима. Но лишнего пусть не болтают! Ты понял меня, Фингаст? - Дождавшись, когда воин со шрамом кивнул, стигиец резко повернулся к третьему из предводителей своей дружины: - Ты останешься в Кро Ганборе, Сигворд. В мои покои не заходить и не лакать вино днем и ночью, ясно? Если стражи заскучают, отпусти их поразмяться в ближних усадьбах - но так, чтобы в замке оставалось не меньше тридцати бойцов! Сам же никуда не уходи.

Сигворд кивнул. Он редко покидал крепость, опасаясь мести прежнего своего хозяина, Рейрима; тот был злопамятен, силен и имел много сторонников в Срединном Ванахейме. Любой из побратимов и приятелей Рейрима с радостью преподнес бы ему голову бунтовщика.

- Идите! - Стигиец повел глазами в сторону двери.

Три воина вышли из зала, лишь Фингаст задержался на пороге, спросив, к какому сроку готовить людей. Через луну, сказал маг, когда вскроется море, раз нельзя выступить раньше.

Раньше... Раньше он сумел бы поднять такой ветер, что льды бы лопнули как панцирь краба под боевым молотом! И сам Имир, Ледяной Великан, забился бы в щель вместе со всем своим гнусным потомством, сыновьями и дочерьми, полагающими себя владыками вьюг и снегов... Ну, поглядим, подождем... быть может, Сила еще вернется. А не вернется, так он сам нагрянет на остров зеленоглазой ведьмы! Нагрянет с дружиной ваниров, из коих каждый равен пяти бойцам теплых земель! Недаром же ванирские легенды утверждают, что произошли эти дикие и кровожадные люди от таких же диких и кровожадных обезьян, выживших в ледяной тундре. Дикари! И поклоняются они дикарю - дикому великану Имиру, заросшему волосами от макушки до пят...

Усмехнувшись, стигиец представил, как его воины и бойцы Эйрима вспарывают животы слугам рыжей. Если удастся добраться до острова, с охранниками ведьмы проблем не возникнет... Разве то люди? Так, иллюзия, сотворенная из песка и камней... Другое дело, киммериец, забравшийся к ней на ложе. Ну, его можно отдать Эйриму: ваны и киммерийцы недолюбливают друг друга, и этот безродный бродяга примет нелегкую смерть.

А после него упокоится и Эйрим, подумал маг, неторопливо возвращаясь к черному алтарю. В окрестностях Кро Ганбора не должно быть слишком удачливых и слишком храбрых воинов.

* * *

Прищурившись, Владычица Острова Снов глядела на лицо спящего Конана. Оно не отличалось красотой и правильностью черт, но было в нем нечто, пленяющее женское сердце... Очертания подбородка и скул говорили о нраве упрямом и твердом, крутой лоб в завитках темных волос свидетельствовал об уме, плотно сомкнутые губы - о немногословии и решительности; в изломе же густых бровей читалось нечто грозное, напряженное, будто тетива лука, с которой в любой момент готова прянуть стрела. Нет, он не отличался красотой - он был прекрасен! Так прекрасен, как только может быть прекрасен мужчина в глазах влюбленной женщины.

* * *

Сегодня она нарочно ослабила защиту, чтобы стигиец подсмотрел все - все то, в чем было отказано ему. Все, чего он никогда не получит! Ни ласки ее рук, ни сладости губ, ни аромата волос, ни последнего наслаждения, самого сокровенного и пьянящего! Всего, что подарено ею этому дикарю, могучему варвару с севера...

А стигиец пусть смотрит, пусть бесится! Великий маг, великий Гор-Небсехт! Пусть смотрит!

То была ее маленькая месть за разрушенный остров, самая утонченная пытка, которой женщина может подвергнуть возжелавшего ее мужчину - показать, как она отдается другому. Унизить и растоптать стигийца, жаждавшего ее любви!

Разумеется, моральные муки были только иллюзией мести, ибо не могли истребить ненавистного стигийца полностью и до конца. Она давно расправилась бы и с его телесной оболочкой, если б не обитавший в теле колдуна древний демон, Аррак, Дух Изменчивости, Великий Ускользающий... Аррак хранил Гор-Небсехта и защищал от ее чар. Аррак одаривал его силой, повелевающей стихиями. Аррак хранил его от ночных кошмаров, верных слуг Владычицы Снов. Аррак помогал ему видеть половину мира, и в этой половине, к несчастью, находился и остров Дайомы - в ином случае стигиец никогда не узрел бы ее, не заметил, не возжелал... А, не заметивши, не стал бы и домогаться.

Уже несколько дней мысли Дайомы вращались вокруг плана, медленно зревшего в ее уме, обретавшего необходимую завершенность и отточенность. Словить одной сетью двух птиц! То был замысел, достойный ее хитрости, ее магического искусства, ее женского коварства. Удержать Конана и разделаться со стигийцем, пройти по лезвию между правдой и ложью, отсечь ненужное, сохранить дорогое... Вновь и вновь она обдумывала цепь грядущих событий, рассматривала ее, проверяла на прочность каждое звено - ибо, не обладая даром предвидения, могла полагаться лишь на трезвый расчет.

Несомненно, Гор-Небсехт был смертен. Если пронзить его сердце клинком не простым, но зачарованным и подготовленным к сему деянию - стигиец умрет, как любой человек, чья плоть бессильна против острой стали. Дайома могла наложить чары на губительное оружие; ей были известны все нужные заклятья, и меч, кинжал или топор, заколдованные ею, рассекли бы не только тело стигийского мага, но даже неподатливый камень. Итак, в этой части плана трудностей не предвиделось.

Смертоносный клинок, разумеется, убил бы только Гор-Небсехта, но не демона, обитавшего в нем. Аррак уйдет, неуловимый, как душа, исторгнутая из тела колдуна; покинет мертвую плоть стигийца и тут же подыщет себе новое пристанище. Какое? Не исключено, что обителью Аррака станет тот, кто уничтожил Гор-Небсехта.

Почему бы и нет? Дух Изменчивости по природе своей любил перемены. После двух сотен лет, проведенных в теле стигийского мага, он вполне мог польститься на крепкую могучую плоть киммерийского воина. Не простого воина, воителя из воителей! Героя, каких не видел хайборийский мир! Ее возлюбленного!