Дмитрий Колосов - Крысиный Волк Страница 20

— До скорой смерти, подонки! — пожелал Толз, когда появившиеся хранители повлекли нас в боксы.

— До скорой, начальник! — беззвучно прошептал я.

Глава 8

Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох, вдох… Воздух лез в глотку неуступчивым ватным комком, а вылетал обратно с неестественной легкостью, отчего начинало казаться, что его катастрофически не хватает. Словно отвечая на эту паническую мысль, сердце колотилось сумасшедшими, опускающимися вразнобой молоточками. Внутри все вздымалось, как будто потревоженные непрерывной тряской органы перемешались — желудок, подталкиваемый кишечником, вылез наверх, выдавив сердце едва ли не в горло, а легкие и печень опустились поближе в почкам и теперь терлись о них слюнявыми боками, вызывая тупую боль. И море влаги! Кожа была пропитана ею насквозь, лоб заливало потом, который выедал глаза, под ступнями противно хлюпало. Мне было плохо, нестерпимо плохо. Помутившееся сознание то и дело посещала мысль, что еще немного, и я рухну на пол и больше никогда не поднимусь, просто не хватит сил встать. Однако время шло, а я все бежал и бежал по проклятой ленте, упорно рвущейся из-под ног. Я бежал, несмотря на то что ноги стали ватными, а переполненная кровью голова гудела так, будто меня окунули в воду. И самое интересное — я мог отойти в сторону, и никто не сказал бы мне ни слова, и мне не грозило наказание. Я мог сесть, как это сделал мой напарник; сесть и поглазеть на стену или на тупые рожи подпирающих ее хранителей. И это было бы совершенно естественно, в этом не было ничего ужасного. Однако я, словно заведенная пружиной игрушка, упрямо переставлял ноги по струящейся из барабана ленте. Больше всего на свете хотелось упасть и умереть, но я знал, что именно так и будет, если я не сумею подготовиться к игре. Тогда кто-то настигнет меня и разобьет мне череп дубиной. Глотку перехватило спазмом, из нее вырвался сдавленный стон, воспринятый сознанием как нечто отвлеченное. Ноги уже заплетались, я переставлял их с грацией обитателя астероида, вдруг очутившегося на громадном шаре Белонны. Ну еще шаг, еще и еще один крохотный шажок…

Лента дернулась. По инерции я шагнул вперед, потерял равновесие и кулем свалился на что-то мягкое. Голова ужасно кружилась, когда я поднимал ее, и оттого склонившийся надо мной бородач в салатовом одеянии выглядел не очень отчетливо, словно по его лицу мазнули бледной акварелью.

— Ну ты здоров, приятель!

Слова с трудом пробились сквозь ватную, глухо булькающую пелену. Мне почудилось, что я различил в них уважение. Скорей всего, так оно и было. Меня здесь уважали. Никто из игроков не был столь слаб, как я, и никто не тренировался с таким упорством. Накануне мне прямо сказали об этом. Подобное признание польстило бы мне, если б я не был столь измучен. И сейчас похвала почти не доставила мне удовольствия. Я вяло кивнул и перевел взгляд на дорожку, только сейчас обнаружив, что она неподвижна. Выходит, я свалился с нее не по собственной инициативе, а из-за того, что бородатый тип отключил механизм.

— Почему?

Я выдавил это самое «почему» в три приема, в промежутках между которыми усиленно заталкивал в легкие воздух.

Бородач, чье лицо приобрело большую отчетливость, изобразил улыбку:

— Чудак, передохни! Иначе сдохнешь!

Что ж, в его словах был резон. Я кивнул и попытался сесть. Сделать это мне удалось лишь со второй попытки. Бородач какое-то время наблюдал за моими потугами, потом покачал головой и скрылся за ширмой. Тогда ко мне подошел мой сегодняшний напарник. На тренировки игроков водили по двое, чтобы они могли получше познакомиться друг с другом. В первый день моим компаньоном был Снелл, с нездоровым любопытством наблюдавший за тем, как я подыхаю на тренажерах. Накануне я занимался на пару с Лоренсом. Точнее, занимался я, а Лоренс забавлялся тем, что посмеивался да рассказывал всякие забавные байки, которые я старался пропускать мимо ушей. Сегодняшнего напарника звали Поурс. Он был убийцей и выглядел почти таким же дохляком, что и я. Поурсу было бы нелишне поднакачать свои тощие мускулы, однако он не желал изнурять себя тренировкой. Куда сильней Поурса привлекала возможность поговорить со мной в те недолгие мгновения отдыха, которые я себе позволял.

Вцепившись в мой локоть, Поурс помог мне подняться и доковылять до скамеечки, за что бывший заключенный Н-214 был ему безмерно благодарен. У меня не было уверенности, что я смог бы сделать это без посторонней помощи. Ноги подкашивались так, словно суставы подменили на совесть смазанными подшипниками. Обнаружив под задницей твердую поверхность, я принял позу шестимесячного зародыша и постепенно восстановил дыхание. Поурс внимательно и, похоже, не без сочувствия наблюдал за моими страданиями.

— Зачем тебе все это, Бонуэр?

Я попытался улыбнуться. Не знаю, как насчет улыбки, но оскал получился вполне приличный.

— Ты хочешь жить?

То был вопрос, который я ежеминутно задавал себе и который пробуждал во мне силы, о наличии коих я и не подозревал…

— Не знаю.

Поурс безразлично пожал плечами. Потом он опомнился и попытался изобразить уверенность, которой у него не было и в помине:

— Естественно!

— Глядя на тебя, этого не скажешь. А я хочу. Выживет лишь тот, кто окажется самым сильным.

— Ты полагаешь, все решает сила?

Близорукий взгляд Поурса был беззащитен. Неожиданно во мне проснулось некое подобие жалости к нему.

— А что же еще?

— Сила… — Лицо Поурса было озадаченным, почти обиженным. — А как насчет совести, разума, наконец, любви?

Я еще как следует не отдышался и лишь потому не расхохотался.

— Клянусь десятью заповедями, Поурс! Откуда у тебя в голове столько трухи? Какая совесть?! Какая любовь?! Все это осталось там, за стеной. А здесь есть лишь сила, дикая волчья сила! Если хочешь выжить, ты должен стать волком!

— Крысиным волком?

До меня не дошел смысл слов Поурса, и потому я переспросил, вытирая лицо холодным и влажным от пота полотенцем.

— Я говорю: крысиный волк! — повторил Поурс.

— Что еще за крысиный волк?

Поурс открыл рот, намереваясь ответить, но в этот миг из-за ширмы появилось лицо бородача. Я просил его строго следить за моим временем, и он не позволял мне расслабляться:

— Бонуэр, пора!

— Иду!

Ноги по-прежнему дрожали, но я поднялся и направился к тренажеру, которому предстояло привести в порядок мою спину. Последовал новый раунд истязаний. Когда я освободился из механических объятий, спина болела так, словно по ней долго молотили стальным прутом. Постанывая, я добрался до заветной скамьи и рухнул на нее. Поурс, который упорно не желал утруждать себя упражнениями, подал мне кружку с водой. Лязгая зубами о край, я осушил ее до дна, после чего накрепко прилип к стене. Мышцы яростно протестовали против подобного обращения, каждый мускул орал, требуя передышки. Я внимал их воплям и даже мысленно кивал в ответ, соглашаясь, но бессмертный червяк, таящийся в глубине души, с усмешечкой шептал так, чтобы не быть услышанным: ты все равно поднимешься и будешь работать дальше. И я знал, что так и будет, что через положенные пять минут я поднимусь и направлюсь к металлической дуге, которая должна помочь мне укрепить руки.