Дэрил Грегори - Пандемоний Страница 20

Мне бросилось в глаза мое собственное демоническое имя на стенде, озаглавленном «Расширение послевоенной когорты: анализ случаев одержимости за 1944–1950 годы». Бородач перед стендом вел оживленную беседу с другим бородачом, и я воспользовался моментом, чтобы пробежать глазами текст. Понять, к чему клонит автор статьи, я не смог. Потому что объяснять, кто такие Камикадзе, Капитан и Правдолюб, не было необходимости. Все эти три типажа появились примерно в одно и то же время. Согласно автору текста, в список следовало дополнительно включить несколько других: Джонни Дымовая Труба, Художника, Ангелочка, какого-то демона по имени Марвел Бой и моего собственного по имени Хеллион. Ну и что теперь, не жить? Я тотчас представил себе бородатых академиков, которые с пеной у рта спорят по этому поводу.

Спустя несколько минут я обнаружил ряд столов, среди которых должен был находиться и стол доктора Рама. За три стола до нужного мне я замедлил шаг и сделал еще один глубокий вдох, после чего медленный-медленный выдох.

Рядом со столом никого не оказалось.

Я снова проверил номер: 32. Это точно его стол. Должен признаться, мне тотчас стало легче оттого, что доктора Рама здесь нет.

Впрочем, стол отнюдь не пустовал. На белой ткани располагалась тонкая стопка статей. «Морфометрия аномалий серого вещества у пациентов, страдающих одержимостью». Здесь же красовались имена самого доктора и еще какие-то три. Эту работу я уже прочел в Интернете и с великим трудом врубался разве что в каждое третье предложение.

В проходах между столами доктора я тоже не заметил. Я был уверен на все сто, что узнаю его, поскольку не раз видел его на фотографиях. Вскоре моя радость переросла в раздражение. Черт, куда он мог подеваться?

— Мы здесь, — произнесла женщина за соседним столиком.

Она нагнулась над краем стола, зажав в руки листки бумаги.

Я обернулся по сторонам и никого не увидел. Женщина улыбалась мне, словно чего-то ждала. На вид примерно моя ровесница, короткие каштановые волосы, три дырки в правом ухе. Однако одета в строгую темную юбку, на ногах коричневые туфли.

— Извините, вы это мне? — спросил я.

Она кивнула на мой значок.

Я тоже покосился на него.

Женщина рассмеялась.

— Пенсильванский университет. Я там получила бакалавра.

— Ах, ну да!

Как же я мог забыть. Согласно моей легенде я сам там учусь. Вот только откуда мне знать, что она хотела сказать этим своим «мы здесь…».

В ее кабинке я обнаружил серию из семи фотографий — все как одна сильно увеличенные и потому нерезкие. На каждой — девчушка в ночной рубашке. Некоторые снимки, судя по всему, сделаны в больничных палатах. Название исследования, набранное 78 кеглем шрифтом «футура» гласило: «Случаи чуждого разума». За названием следовало пояснение «Перенос информации и сопротивление лечению у пациенток, страдающих одержимостью Ангелочка».

— Вам нужен доктор Рам, — произнесла она. — Насколько я понимаю, вас интересует нейропсихические аспекты заболевания.

— Да-да, что-то вроде того. А вы, как я понял, занимаетесь Ангелочками?

Кстати, последние были так же известны, как Ангелы Милосердия или Девочки в Белом. Демон обычно вселялся в хорошеньких девочек лет десяти-одиннадцати, одетых в кружевные ночные рубашки, после чего отправлялся наносить визиты умирающим — больным раком, жертвам дорожных аварий, несовместимых с жизнью ожогов. Поцелуй Ангелочка убивал их. Согласно городскому фольклору, прикосновение губ такого создания избавляло их от страданий и дарило невыразимое словами умиротворение. Понятное дело, мертвые своего мнения по этому поводу уже высказать не могли.

— Я знаю, — произнесла женщина. — Их отправили на тот свет.

— Нет-нет, я бы так не сказал.

Это почему же? Я взял со стола экземпляр статьи. Страницы — около двух десятков — были скреплены степлером. Я быстро пробежал глазами отрывок, в котором говорилось о том, что некоторые девочки, одержимые Ангелочком, знали вещи, которые были известны только другим Ангелочкам — причем таким, что жили в совершенно других штатах и даже в другое время.

— Значит, вы его не видели? Я имею в виду, доктора Рама? — спросил я.

Моя собеседница отрицательно покачала головой.

— Его материалы уже лежали на столе, когда я принесла сюда свои. Но если я случайно его встречу, то могу передать, что вы его искали.

— Нет-нет! Не надо, — поспешил возразить я. — Я сам найду его. — Взяв в руки ее статью, я добавил: — Благодарю вас вот за это. Похоже, интересная работа.

С этими словами я повернулся и пошел прочь, делая вид, что на ходу читаю ее статью, причем с огромным интересом. Команда исследователей провела опрос очевидцев таких посещений начиная с сороковых годов. Акцент был сделан на то, что говорили при этом Ангелочки и о чем молчали газеты. После этого точно так же команда исследователей опросила родственников тех, кто умер в результате подобных визитов. Таким образом, удалось выяснить пару любопытных вещей. Во-первых, Ангелочкам было известно про пациентов то, что посторонний человек никак не мог знать. А во-вторых, Ангелочки были в курсе подробностей предыдущих визитов, о которых пресса предпочитала молчать.

Дойдя до последних столов, я оглянулся. Женщина не смотрела в мою сторону, но между нами никого не было. Листки бумаги я сунул в сумку. В нескольких футах от себя я заметил урну. Мне меньше всего хотелось оскорблять мою собеседницу в лучших чувствах, и я не стал бросать ее статью в мусорницу прямо у нее на глазах.

А в том, что статья заслуживала такой участи, сомнений не было. Ну и что, что эти представители «чуждого разума» знали вещи, которые им не полагалось знать, и после того, как в них вселялся Ангелочек, сохраняли прежнюю «личность». На любом школьном дне науки в ответ на такие заявления вы бы наверняка услышали скептическое «м-да…»

А эта псевдонаучная фразочка «чуждый разум». Между столами словно шло негласное соревнование, кто выдумает термин позаковыристее: мнемонические образы, архетип, прецедентные личности, вариант синдрома одержимости (ВСО), дискретно-вариабельное сознание (ДВС), социально-сконструированная альтернативная личность (CСАЛЬТ).

Думаю, ни один из этих наукообразных ярлыков не приживется. Чем хуже слово «демон»? Слово «одержимость»? Ведь даже школьник, и тот способен сделать грамматический разбор предложения «Я одержим демоном» — подлежащее, сказуемое, дополнение.

Я обошел зал, стараясь держаться подальше от группок участников, у которых здесь, как я понял, было также что-то вроде встречи выпускников. Для представителей ученого мира конференция — удобное место для общения с друзьями, потому что где им еще встречаться, как не здесь? Читать заголовки стендов было выше моих сил. Больше всего на свете мне хотелось выскользнуть в единственную имевшуюся здесь дверь — ту, через которую я вошел. Лямка сумки больно врезалась в плечо. Лицо раскраснелось и горело.