Михаил Огарев - Проказница, Святогор и вечеря по понятиям или Бесами торговать разрешено ! Страница 20

Под разобиженные причитания и всхлипы уехавшего вверх перископа, в потолке одно за другим начали открываться многочисленные нумерованные отверстия, из которых тоненькими струйками забрызгала мутноватая жидкость правда, не из всех, а из каждого третьего или четвертого. Но вот незадачливому ефрейтору досталось по полной программе. Очередной "номер тринадцатый" внушительного диаметра по стечению обстоятельств распахнулся как раз над ним и, секунду помедлив, разродился, по меньшей мере, ведром противно пахнущей хлоркой воды.

Спасаясь от брызг, Элиза поддернула свой сарафан и живо отпрыгнула бочком в сторону аварийного выхода, не сводя блестящих глаз с продезинфицированного и обильно охлажденного парня. Увы, все это, очевидно, только укрепило его силы, так как решительного рывка форменных штанов книзу, последовавшего сразу вслед за принудительным омовением, венгерские подтяжки не выдержали...

Самое время было удирать со всех ног. Однако уже проскользнув в черную угловую щель, девочка не вытерпела и бросила на полуобнаженного героя-любовника последний любопытный взгляд. Тот воспринял его в качестве допинга и с хриплым страстным стоном ринулся вперед. Из разреза оставшихся на нем кальсон немедленно вырвалось наружу гордо вздернутое мужское достоинство весьма приличного размера...

...Взволнованная, полная новых незабываемых впечатлений, Элиза стремительной припрыжкой неслась по полутемным лабиринтным коридорам. Она поднималась, спускалась, сворачивала наугад, куда придется, в поисках света и свободы. Сзади активно лупили босыми пятками по влажному бетону, неоднократно падали, шумно дышали наподобие паровой машины с давно выработанным ресурсом, но практически не отставали. Вот только окончательно догнать беглянку не позволяла вовсю разошедшаяся эротическая фантазия преследователя, который на бегу умудрялся взахлеб рассказывать сам себе, в какой очередности и как именно он будет развлекаться со своей жертвой. А будущей жертве мешало спастись аналогичное чрезмерно возбужденное состояние, иначе она давно бы заметила указатели направления в виде выбитых в камне стрелок, то и дело появлявшихся на стенах.

Помощь пришла несколько неожиданного рода: внезапный низкий вой пожарных сирен - то угасавший, то вновь заводившийся на всю катушку возник, казалось, из ниоткуда, однако для встрепенувшейся Элизы он послужил отличным ориентиром. Ее несказанно радовал этот мрачный, однообразный звук, словно бы порожденный зловещей раковиной Страшного Сатира Айгипана(32); она легко бросалась ему навстречу и едва ли не летела, будто подхваченная все возрастающей мощью механической музыки, а в периоды коротких пауз с безошибочной интуицией угадывала, с какой стороны та зазвучит вновь. Вскоре вверху, по нескончаемой продольной балке пробежала слабая волна живого трепещущего дневного света, затем другая, третья... и вдруг опостылевший грязно-серый прямоугольник потолка исчез, превратившись в ослепительно-белый круг. Широкий столб теплого летнего воздуха, в котором медленно плавали и вращались пылинки, заколыхался перед Элизой на расстоянии в паре десятков метров, освещая крутую винтовую лесенку без перил, стремившуюся куда-то наверх. Из последних сил дочь барона устремилась к ней, достигла и дробно застучала единственным уцелевшим каблучком по вытертым до блеска овальным металлическим ступенькам.

На конечной площадке истеричные голоса сирен, до этого бывшие столь желанным, превратились в чувствительную помеху, ибо они по громкости в пиковом режиме стали почти что невыносимыми. Элиза едва успела перевести дух, прислонившись на секундочку к гладко побеленной нагретой стене, как подоспел-таки ее настырный кавалер, на сей раз уже полностью в обнаженном виде, что нисколько не добавило ему привлекательности. Это тощее, без признаков серьезной мускулатуры и перепачканное всем, чем только можно, существо неизвестной породы сейчас так же мало походило на мужчину, как земляной червяк - на змею. Тем не менее, отмахав по инерции зверским галопом две трети лестницы и перейдя далее на утиный шаг, существо приосанилось, для чего, обильно поплевав на ладони, провело ими дважды по голове от темечка к развесистым ушам и вдобавок внушительно привстало на цыпочки. Его губы по-прежнему непрерывно шевелились, глаза горели мистическим огнем, давно не стриженные на ногах когти отрывисто клацали по металлу, а вымазанное грязью достоинство твердым негнущимся штыком торчало наперевес...

Элиза снова начала пятиться, теперь уже просто автоматически, без какого-либо волнения или страха. Она и наступавшее дикое Оно, несомненно, были из разных, непересекающихся миров, но близко к себе подпускать Его все-таки не стоило. А вдруг действительно произойдет та самая разрушительная аннигиляция, о которой оправдывающейся скороговоркой рассказывал старый еврей-изобретатель, там, в пиршественной?

Коснувшись спиной тяжелой плотной портьеры, девочка, не оборачиваясь, просунула руку в ее разрез и наугад пошарила там, проверяя наличие двери. Ее не оказалось, и тогда Элиза, решившись, сделала большой шаг назад. И в этот момент сирены начали стихать - их завывание медленно превратилось в сгусток мучительно вибрирующих звуков, который внезапно рассыпался в воздухе с тихим вибрирующим: "Ах-ххх..."

Свет и свобода! Правда, пока еще весьма ограниченная, ибо дочь барона очутилась на обширном балконе. Слева резные изогнутые перила, справа тоже, и уж, конечно же, и за спиной. Хорошо, отступим еще немножко, затем обернемся и позовем на помощь...

Портьера тем временем пришла в движение - сначала слабое и неуверенное, но с каждой новой секундой все более размашистое и энергичное. В конце концов, она задергалась, забилась, заметалась сразу по всем направлениям, закрутилась в некое подобие спирали и, вдруг оборвавшись, с утробным хрюком шлепнулась на мрамор балконного пола. Немного повозившись там, портьера горделиво восстала в виде фигуры, по драпировке напоминавшей одновременно римского патриция в тоге, средневекового священника в рясе и типичного умалишенного в смирительной рубахе. Все варианты облачений были из зеленого бархата...

Юная баронесса непроизвольно замерла на полушаге, втайне ожидая некоего удивительного перевоплощения, но из верхних складок запыленного одеяния резво высунулась все та же ушастая ефрейторская голова, которая по всем параметрам, к сожалению, не годилась даже для среднестатистического сумасшедшего, не говоря уже о прочих изысканных возможностях. Голова несколько ошалела от яркого пополуденного света, золотого солнца и звонкого пения неизвестной птицы где-то там, в вышине, и на минутку крепко зажмурилась. Затем резко вскинула веки, вылупилась на девочку и, узнав ее, издала радостный боевой клич непередаваемой экспрессии. Потом уставилась воспаленными эенками чуть левее... и тут уже озвучивание было совершенно другого рода и исходившее из иного, куда менее приличного места...