И Крупеникова - Предел бесконечности Страница 20

Глеб повернул голову и вздрогнул. Новое чувство, не похожее на все необъясненные, но привычные: пожилой человек как бы излучал тепло.

- Правду сказать, не знаю, - тихо ответил Глеб. - Она ищет свой дом. Или говорит, что ищет. Она странная немного.

- А ты сам?

- Я тоже, наверное, странный.

Машина затормозила. В первый момент парень струхнул: не решил ли шофер высадить сомнительных попутчиков. Но тут же одернул себя: нет - человек с "теплом" не мог так поступить.

- Спит? - шепотом спросил водитель. Глеб кивнул. - Дай-ка на нее посмотрю. Кажется, я знаю, где ее дом.

У Глеба екнуло внутри. Неужели подошла к концу их общая дорога? Он бережно отодвинул со лба спящей шапочку.

- Точно! Ее Тамара звать?

- Да, - парень услышал, как дрогнул голос. Все завершается. По спине потек страх.

- Слава богу, цела малышка! - пожилой шофер шумно вздохнул и передернул рычаг скоростей. Мотор запыхтел, машина покатила дальше. - Она пришла к нам в Белково совсем крохой. Ума не приложу, кто ее такую бросил. Прижилась. Сначала у бабки Владлены, потом я ее забрал. Старуха-то померла, да так неожиданно. Хотя в ее годы! Представляешь, ей было что-то около девяноста, а то и больше. Говорила, что в начале второй мировой родилась. Да-а... А Томочку мы любили. Когда она пропала вдруг, вся деревня с ног сбилась, искавши. Чего только не думали!

- Когда это случилось? - Глеб подался вперед.

- Два года назад, как оттепели начались... Смотрю, она подросла. И похорошела! Говорил жене, вырастет гадкий утенок в лебедя! Я ее сразу и не узнал-то. Ты где ее подобрал?

- Это долгая история.

- Ха, у нас времени полно, парень. Меня Борисом Сергеевичем зовут. А фамилия - Потемкин. Старая такая вот фамилия! - он усмехнулся своим мыслям. Отсюда до Белково по этакой метели будем часа четыре километры мотать. Валяй, рассказывай!

И Глеб рассказал всё от начала до конца. Он был уверен, что Борис Сергеевич поймет. Уверенность родилась из того нового "виденья", которое он назвал про себя "теплом"...

- Да-а, ну и история, - буркнул пожилой человек. - Ты вот что, парень. Про эту свою "альтернативу" лучше забудь. Не важно, как ты родился: из пробирки, из капсулы или из черт знает чего. Важно, кем ты в жизни стал. Вон, жена родила мерзавца моего по всем правилам, а вырос - оболтус без царя в голове. За сытным куском погнался и сгинул, как перекати-поле, где-то заграницей. Ни родства, ни земли своей не знает... А что Томочка тебе про цветок говорила?

Глеб повторил фразу, произнесенную девочкой на лугу, и добавил:

- Я два года голову ломаю над ее высказываниями. Как вы думаете, что она понимает под "цветком"?

- А кто ж ее разберет! - Борис Сергеевич поерзал на сидении, разминая затекшее тело. - Мне она тоже однажды что-то похожее выложила. Понимаешь, парень, она видит людей как-то по-особому.

- Я заметил. Один человек сказал мне, что у нее "дар от бога". Я после этого Библию изучать стал, - Глеб усмехнулся. - А Тамара даже рассердилась.

- Ага, знакомая картина, - понимающе закивал Борис Сергеевич. - Семенова у нас в Белкове живет - баба набожная, сам увидишь. Так у нее в горнице даже икона висит. Томочка ее на дух не переносит.

- Семенову?

- Да нет! Икону! Всё твердила одно и то же: люди бога в небе высматривают, а земля, мол, страдает. Я с ней беседовать на эту тему пытался, а она губки надует и молчит.

Тамара зашевелилась.

- Дядя Боря?

- Привет, кроха. Проснулась? - он одной рукой погладил девочку по голове. - Скоро дома будем. Вот уже мосток твой любимый проехали. Уже, считай, дома.

- Ага, - сонно кивнула Тамара, обняла руку Глеба и опять уткнулась ему в колени.

Борис Сергеевич тихонько засмеялся.

- Во, парень, видал? Теперь ты ей вместо дома родного. Чует мое сердце, ты без нее отныне шагу не сделаешь. Пойдет следом, как ниточка за иголочкой!

От этих слов Глеб почувствовал странное облегчение. Дорога не заканчивалась. Горизонт был далеко впереди.

___________________

Филипп медленно шел по пустым коридорам. За стеклянным стенами сновали люди в белых халатах. Лиц он не узнавал. Команда сменилась месяц назад, и из предыдущего состава лаборатории остались единицы. Ничто не могло заставить людей продлить контракт еще на год - ни денежные премии, ни обещание всемирной известности, ни отважная научная мысль руководителя. После дружного отъезда первой группы доктор Жулавский выплеснул злость и негодование на своего помощника. Стас вынужден был целый час выслушивать лавину упреков и обвинений в бестолковом подборе людей. Теперь место гнева заняло высокомерное безразличие: жалкие, никчемные деляги, не способные понять его безграничную преданность науке. Пусть убираются. Инструкции и отчеты составлены вполне сносно, за неделю даже дурак поймет, что требуется от него на рабочем месте.

Доктор Жулавский остановился перед глухой стеной.

Тупик. Он впервые ощутил полное поражение, когда из лона измученной родами женщины хирург извлек нечто, на глазах превратившееся в клубок биологической массы. В какой момент произошла фатальная ошибка, никто сказать не мог. Ни один аппарат не показывал отклонений в развитии зародыша на протяжении девяти стандартных месяцев. О дееспособности рожденного организма не было и речи. Филипп распорядился - в утилизатор. Генное творение подергивалось в кювете, когда Аза неожиданно пришла в себя. Вид урода не вызвал на ее лице никаких эмоций. "Я похороню его по обряду моих отцов", - прошептала женщина. Филипп отступил: мол, дело твое. И ассистент врача без содрогания убрал посудину с плодом в холодильник до полного выздоровления несостоявшейся матери. Стас молча ушел из медицинского блока. Охваченный яростью на весь белый свет, Филипп не мог заметить отчаянья и презрения на выбеленном лице помощника. Он бесился от бессилия, как запертый в клетке зверь.

Второй удар нанес ему надменный Генрих Васильевич. Через несколько дней он явился в кабинет Филиппа и представил модель, по его словам - "исключительно дееспособную". И добавил: "Если бы вы, уважаемый Филипп Алексеевич, ввели меня в курс дела досконально, мы бы с вами исправили неточности в вашем коде и из ребенка можно было бы что-то получить". Только присутствие Стаса остановило доктора Жулавского от выплеска жгучего желания раскроить почтенному ученому плешивую голову. Стасу потребовалось вся его дипломатия, чтобы уладить конфликт между руководителем и главным генетиком. Филипп, в конце концов, успокоился, и модель была тщательно проанализирована. Направление исследований приняло более конкретный и материальный характер...

Стас был немало удивлен, когда по системе специальной связи - другая на базе отсутствовала - его вызвали в офис и сообщили, что руководство готово предоставить для экспериментов "особый" материал. Как и откуда - первый помощник выяснить не смог, но Филиппа это не беспокоило. Партия из пяти человеческих эмбрионов подверглась сложной генетической корректировке. Результат окрестили Продуктами. В высоком кабинете выразили удовлетворение деятельностью секретной лаборатории, однако намекнули, что неплохо бы Филиппу Жулавскому продвинуться в решении его непосредственной задачи. И Стас покинул офис в мрачном расположении духа...