Виталий Пищенко - Миров двух между Страница 21

Подростков-то тогда сумели поймать, а вот как найти путь к нам? Ведь мы для землян исчезли бесследно, словно растворились, затерялись на бесконечных ступенях параллельных миров и времен.

Ничего особенного не было в том, что мы гораздо сильнее ощущали боль тех, кто безуспешно пытался вызволить нас из нельзя сказать, чтобы плохого, но все-таки чужого мира, чем переживали свою невозможность вернуться назад. Странное заключалось в другом. Никто из нас не думал о человечестве в целом. Мысли невольно сосредоточивались на душевных страданиях близких, в чьих муках концентрировалась боль многомиллиардной общины людей.

Джерри постоянно думал об Инге и Сереже.

Я, помимо родных, — о своих ребятишках. У них такой трудный возраст, а тут еще пропажа, может, и не очень любимого, но как-никак учителя.

О ком думал Старадымов, я не знал. Днем мелькнули в разговоре имена какой-то девушки с Терры и неизвестного мне Михаила Жамбаловича, но я был так углублен в себя, что толком ничего не понял…

— Приехали! — вывел меня из задумчивости бодрый, несмотря на все треволнения, голос Джерри.

29. Юрий Старадымов

Тренированный глаз охотника не подвел Линекера. Впрочем, “рыбак рыбака видит издалека”. В том, что люди, фигуры которых мелькали на склоне Байкальского берега, являются в какой-то мере “коллегами” егеря, сомнений не было. Внешне они очень напоминали народности, населявшие лет триста назад наш Север. Тот Север, который остался на Земле. Такие же прокаленные на морозе и солнце бронзовые лица, такие же продуманные и выверенные в борьбе с дикой природой движения, такое же рациональное снаряжение.

Охотники углубились в тайгу, я повел бот за ними. Линекер не возражал, на его скуластом лице появилось заинтересованное выражение. А вот Геров поначалу смотрел довольно кисло и теребил свою рыже-соломенную бороду, явно унесшись уже в мыслях туда, где “должно быть чуть-чуть поцивилизованнее”.

Пока я продвигал бот, стараясь не задеть разлапистых кедров, охотники не теряли времени даром. По обе стороны тропы, которую скорее всего использовало все звериное население, стремящееся утолить жажду, они уже сооружали плетеную загородку. Просто-напросто два небольших щита из веток. Один из охотников с рваным шрамом, тянущимся через все лицо — от лба до подбородка присев на корточки, вбивал небольшой колышек прямо посередине тропы, другой, укрепив два кола за изгородью, прилаживал к ним что-то много раз виденное мною, но тем не менее незнакомое.

— Что за механика? — спросил я у Герова.

— На арбалет похоже, из которого Вильгельм Телль стрелял, — неуверенно пожал плечами Богомил.

— Самострел это, — авторитетно пояснил Джерри.

— Похоже, — согласился я, снова сосредоточив внимание на действиях охотников. — Джерри, кто это его разукрасил?

Линекер посмотрел на изуродованное шрамом лицо охотника, пожал плечами:

— Скорее всего медведь… Видишь, глаз чудом уцелел…

— Трудная здесь жизнь, — поддакнул Богомил.

Тем временем молодой охотник, во всем слушавшийся своих старших родичей, вложил в самострел длинную стрелу с широким наконечником. Это не ускользнуло от взгляда Герова. Он взволнованно задышал мне в ухо:

— Наконечник-то металлический!

— Причем не бронзовый, — отозвался Линекер.

— Народы Забайкалья применяли железо еще в конце второго тысячелетия до нашей эры, много раньше, чем в Китае и Корее, — скороговоркой проговорил Богомил.

Я тоже заметил холодный блеск наконечника грозного оружия и не позавидовал животному, которое заденет сплетенную из жил веревку, протянутую от вбитого на тропе колышка к спусковому крючку самострела. По тому, с каким усилием, применяя упорную палку, два охотника сгибали луковище, было ясно, что сорвавшаяся стрела вряд ли оставит возможность для спасения даже огромному пещерному медведю, если он еще не вымер в этом уголке Терры Инкогнита.

Осмотрев самострел, охотник со шрамом жестом указал родичам в сторону озера, а сам замаскировал изгороди ветками, замел следы, посыпал каким-то зеленым порошком землю и, отпрыгнув далеко в сторону, поспешил за товарищами.

И вновь охотники беззвучными тенями заскользили между деревьев, а мы осторожно продвигались за ними.

— Смотрите, луки усиленные, — подметил очередную особенность снаряжения аборигенов Геров.

— Не понял, — отозвался я.

За Богомила ответил Линекер:

— Видишь, костяные накладки поверх деревянной основы? Такие луки мощнее, чем простые деревянные. Усвоил?

— Благодарю, профессор, — шутливо сказал я, — а то мы, знаете ли, охотничьих академий не кончали. Нам как-то, бластер привычнее.

Охотники явно двигались в сторону поселения, на которое и отреагировал датчик УИ. Ползти вслед за ними черепашьим шагом мне не хотелось, и когда сквозь просвет в деревьях заблестела гладь озера, я решил было, что здесь мы с новыми знакомцами и расстанемся. Но не тут-то было.

Первым огромного зверя заметил, конечно, Линекер.

— Медведь!

— Пещерный? — тут же осведомился Геров, словно Терра Инкогнита была огромным музеем, в каждом зале которого непременно должно находиться что-нибудь совершенно невероятное.

— Нет, обычный бурый. Но чертовски крупный.

Зверь возился на мелководье — не то ловя рыбу, не то купаясь, — и так увлекся своим занятием, что явно прозевал приближение людей. Охотники, заметив громадину, скатились на берег. Теперь за спиной зверя было озеро, впереди, выставив перед собой острые жала копий, стояли люди. Недовольно зарычав, медведь поднялся на задние лапы. Вода стекала с его шерсти.

— Почему они не стреляют? — теребил меня Богомил, но, не дождавшись ответа, замолчал: видно, сам сообразил, что стрелой из лука такое чудовище не свалить, а раненый медведь опаснее в сто крат.

Зверь замахал передними лапами, словно отгоняя назойливый гнус, и двинулся к людям. Охотник со шрамом оказался на его пути. Широко расставив ноги и изломившись в позе вратаря футбольной команды, он внимательно следил за каждым движением врага, и во всем его напрягшемся теле была видна готовность при первой же возможности вонзить наконечник копья туда, где под спутавшейся лохматой шерстью бухало медвежье сердце, считавшееся у многих народов лакомым блюдом, способным передать охотнику отвагу убитого зверя. Его товарищи тем временем пытались отрезать зверю дорогу к воде и одновременно подобраться к нему сзади. Казалось, медведь в раздумье разглядывает этих невысоких коренастых двуногих, но в то же мгновение под наш дружный вздох, он бросился на людей. Отбитое гигантской лапой копье отлетело в сторону, сам охотник с побледневшим лицом, на котором алел трехполосный шрам, кубарем откатился и тут же, вскочив на ноги, взмахи ножом.