Х Оливер - Энерган-22 Страница 21

В словах юноши звучала неприкрытая горечь, к хриплости дрожавшего от слез голоса примешивались нотки отчаяния и протеста.

- Но, Кони, - снова заговорил Мак-Харрис, - ты прекрасно знаешь, что они не могут безотлучно находиться с тобой на Снежной горе.

- Почему? - настаивал юноша.

- Потому что живут тут, со своими родителями.

- Подумаешь! Будут жить у нас на вилле.

- Это невозможно.

- В таком случае, я буду приезжать к ним, сюда!

Мак-Харрис снова обнял сына - оказывается, этот железный человек был способен на проявление нежных чувств! Заставил его сесть, левую, живую ладонь положил ему на колено и ласково заговорил:

- Кони, выслушай меня! Тебе нельзя оставаться тут ни минуты больше. Через час-другой стайфли вернется в город, и тогда... Ты сейчас же отправишься на аэродром и сядешь в вертолет. И полетишь прямиком нa Снежную гору.

- Один я никуда не поеду!

- Хорошо! Скажи, кого ты хочешь взять с собой.

- Маринеллу. Из десятого класса. Мак-Харрис тут же снял трубку интерфона:

- Лидия, в десятом классе второй школы для апперов учится девушка по имени Маринелла. Пригласи ее на неделю... Нет, на две недели погостить у Кони в моей вилле на Снежной горе. Пошли за ней машину. Извести родителей. Нет, они не станут возражать. Скажи им, что мы оградим ее от какой бы то ни было инфекции, она будет там под наблюдением врачей...

Я не поверил своим глазам: суровый хозяин "Альбатроса" превратился в нежного, заботливого отца, даже стеклянный, искусственный глаз, казалось, лучился добротой.

Он обернулся ко мне:

- Это мой сын Конрад... мой единственный сын... Кони, а это сеньор Теодоро Искров, автор повести "Энерган".

- Да? - равнодушно обронил юноша.

- Ну, я пошел... - сказал я и, еще раз попрощавшись, шагнул к обитой кожей кабине. Но она - очевидно, кем-то уже вызванная - легко и бесшумно пошла вниз, и мне пришлось подождать.

Стоя спиной к Мак-Харрису и его сыну, я размышлял над странной судьбой Кони. Мне не раз доводилось слышать о наследнике "Альбатроса", но увидел я его впервые. Это был сын Мак-Харриса от первого брака, болезненный от рождения, и, как утверждала молва, отец не жалел миллионов, чтобы поддержать его здоровье. Однако, если судить по внешнему виду здоровье Конрада Мак-Харриса оставляло желать лучшего. Не живи он постоянно на Снежной горе, пришлось бы ему, вероятно, лечь в клинику для апперов. В Веспуччии обыкновенные смертные как мухи умирали от стайфлита, несмотря на стайфлизол. Этот чудодейственный препарат действует только на тех, у кого еще не затронута легочная ткань. Если же процесс зашел далеко, то помогает, да и то не всегда, только скальпель хирурга. К тому же операция сопряжена с опасностью, и овладели ею немногие.

Зазвучал предупредительный звонок, кабина лифта появилась снова, двери ее раздвинулись, и оттуда выскочило трое людей в белых халатах. Вспотевшие, запыхавшиеся, они рванулись было вперед, но, заметив в нескольких шагах от себя самого Мак-Харриса, а рядом с ним Конрада, растерянно отступили.

- Наконец-то! - произнес Мак-Харрис.

В его голосе не осталось и следа от недавних ласковых ноток. Это был голос человека на грани истерического припадка: визгливый, дрожащий, прерывистый.

- Сеньор Эдуардо... - начал один из прибывших, видимо старший, но Мак-Харрис, не слушая, повернулся к сыну:

- Кони, пройди в приемную, к Лидии!

Юноша колебался секунду - повиноваться ли, но глаз отца излучал такую категоричность, что он потупил голову и вышел из кабинета.

А Мак-Харрис шагнул к людям в белых халатах и закричал:

- За что я плачу вам тройное жалованье? Для чего держу на Снежной горе? Чтобы вы дрыхли, когда у моего сына нервный срыв? Чтобы вы где-то шатались, когда ему особенно нужно иметь возле себя людей? Старший поторопился ответить:

- Сеньор Эдуардо, он буквально выскользнул у вас из рук... Спустился из окна по веревке, сам сел за руль и гнал машину до аэродрома, а вертолет поднялся в воздух за минуту до того, как мы подоспели. Багровую щеку Мак-Харриса свела судорога. Левой, здоровой рукой он схватил врача за грудь, а правой, железной, замахнулся для удара.

- Слушай ты, старая кляча, которой давно пора на бойню! Если с Кони что-нибудь случится, если поело сегодняшнего случая его здоровье хоть на йоту ухудшится, я сделаю из вас... - Его взгляд упал на меня, он осекся и непроизвольно разжал руку: - А вы что тут делаете?

- Жду лифта, - поспешно ответил я, юркнул, не прощаясь, в кабину и нажал па кнопку.

Что было дальше с теми тремя бедолагами, не знаю. Знаю только, что за каких-то двадцать минут у меня перед глазами прошли три разных, несовместимых друг с другом облика президента "Альбатроса": трезвый, хитрый бизнесмен, нежный, любящий отец и грубый, бесцеремонный хозяин... Нет, никак не походил Эдуардо Мак-Харрис на легендарных пионеров нефтяного промысла, которые некогда чуть не голыми руками долбили землю, чтобы извлечь из нее черное золото. Многое, вероятно, скрывалось за обожженным лицом и стеклянным глазом. Еще многое мог бы он сам порассказать о себе, чтобы я мог составить то славное жизнеописание, которое он замыслил. Принять ли мне предложение стать его биографом?

Размышляя надо всем этим, я спустился вниз. Отказался от машины, которую Лидия вызвала для меня, и под проливным дождем зашагал по мокрым улицам, дыша очистившимся воздухом Америго-сити, родного моего города, который после многомесячных конвульсий в петле палача вновь задышал полной грудью.

На улицах, площадях, во дворах толпился народ. Словно под благодатным душем, люди стояли под дождевыми струями. Дети шлепали по лужам, старики молитвенно вздымали руки к небу, матери держали обнаженных младенцев под теплым дождем, словно бы заново совершая обряд крещения.

Стайфлитники из центральной больницы спустились во двор и медленно бродили по мокрым аллеям, бескровными губами жадно вбирая воздух в разрушенные легкие.

Появились люди с гитарами, индейцы запели древние обрядовые песни, девушки принялись танцевать, их широкие юбки развевались над не тронутыми солнцем ногами...

А я неторопливо шел в толпе, засунув чек во внутренний карман, чтобы не намок, а газету в наружный - чтобы ее видели все-все.

Я был счастлив. Я победил.

Так, во всяком случае, мне тогда казалось.

2. Энерган

Дома меня ждала Клара. Помолодевшая, веселая, она прибирала комнаты, распахнув настежь все окна. На моем письменном столе высилась груда экземпляров "Утренней зари", а в баре стояла батарея давно забытых натуральных напитков - целое состояние. Ликующе улыбаясь, жена показала мне холодильник: он был битком набит продуктами - мясо, сыр, пирожные, салаты, тоже все натуральные, а не синтетические, только апперы могли себе позволить такую роскошь.