Александр Фролов - Хроника глобального бреда Страница 21

Европа и Россия пока не чувствовали сильного холода, проходя через экваториальные широты, но уже исчезла под водой Венеция, прорвало дамбы в Голландии и Санкт-Петербурге. Пошли вширь реки, затапливая равнины на континентах, на сушу наступали все моря. Везде! В Россию ринулись южане.

Орлов знал: это война!.. Она уже шла — пока еще не очень явно. Но события на юге развивались стремительно: российская армия отступала к Ставрополю и Ростову, бои разгорались; стало очевидным, что все клонится в худшую сторону. Была объявлена мобилизация резервистов.

Александр забил скотину, собрал походные вещи в рюкзак. Часть мяса положил в морозильную камеру, остальное роздал соседям — те радовались нежданной удаче, не зная еще, чем она вызвана. Наказал Валентине ждать объявления эвакуации и готовиться к отъезду; когда повезут, кошек выпустить — может, поживут еще немного?.. Жалко убивать!

Наконец за ним приехали из военкомата. Обнялись с Валей, поцеловались; прощались, почти уверенные в том, что никогда больше не увидятся!

Сводный отряд УВД был уже сформирован. Принял медпункт, аптеку, стал со всеми ожидать отправки на фронт. Через неделю, шестого июля 2012 года бойцы заняли позиции под Ростовом.

9

Армяно-грузинским войскам, в составе которых находилась Вторая Ереванская бригада, через два месяца жестоких боев у Цхинвали, в Южной Осетии удалось пробить коридор к Владикавказу и начать продвижение к Ставрополю и Ростову-на-Дону. Через Краснодар было уже не пройти: вдоль берега разливавшегося Черного моря эвакуировались жители мусульманских кавказских республик, которых и не собирались пускать в Турцию; только создав параллельный поток, грузины и армяне могли идти вперед.

У Цхинвали тогда скопилась огромное количество беженцев. В ожидании открытия прохода на север они уже несли потери от усталости и голода; холод еще не был такой помехой, какой он станет позже.

Сын и зять Павла Галстяна воевали в других частях. Его жена, мама, бабушка Ануш, дочь, невестка и внуки, с трудом поместившись в старенькую «Волгу», еле двигались в беженской колонне, у которой не разглядеть было ни начала, ни конца. За рулем была дочь Павла.

Они тоже добрались до Цхинвали, где стали ждать прохода на Владикавказ, в Северную Осетию. Кормились беженцы еще сносно — с собой был запас продуктов, понемногу выдавали в пунктах питания. Купить что-то было невозможно: у местных жителей солдаты купили и отобрали все; местные уже и сами ушли вперед — села стояли пустые и разграбленные, кое-где и сожженные. В лагере беженцев у Цхинвали умерла бабушка Ануш: сердце не выдержало тягот пути; ее похоронили рядом с местным кладбищем, пока еще в отдельной могиле. В лагере было много похорон — каждый день.

До Владикавказа, Армавира и дальше ехали еще на машине, продвигаясь в день километров по сто; у Ростова снова стали лагерем: российская армия никого не пропускала, и держала оборону. Через месяц ее оттеснили шедшие впереди мусульманские войска — они быстро стали проводить своих беженцев, продолжая атаковать русских, откатывавшихся к Воронежу; попутно отражали посторонний натиск калмыков и закаспийских казахов. За ними шли все остальные — уже пешком: горючего теперь было не достать даже у солдат.

Шли к Воронежу по асфальтированным шоссе и степным дорогам; пешком, пешком, пешком — каждый день, пока еще была возможность: в небе уже висели гарь и пыль, солнце все больше скрывалось за этой завесой. Стало заметно холоднее, продуктов и теплой одежды сильно не хватало — от холода, голода и усталости больше всего страдали дети и старики. Мама Павла уже не могла идти дальше, ее похоронили возле города Миллерово.

И у Воронежа стояли лагерем — людей было уже значительно меньше; впереди слышалась канонада: там противостоял наступавшим новый рубеж обороны российской армии. В этом лагере похоронили останки невестки и внучки Павла — они попали под танк, пробивавший дорогу войскам; никто и понять не успел, чей это был танк. Хоронили теперь уже в общих, «братских» могилах — остались в живых еще дочь и внук.

От Воронежа в сторону Москвы шли уже по снегу и в сумерках; еды почти не было, перебивались, кто как мог. Мороз крепчал: сначала было минус двадцать, потом сорок, потом больше. Дальше Ельца и Курска никто из беженцев не ушел — погибли последние; все покрыли снег, стужа и мрак.

В ту же пору эвакуировалось население Украины. Из ее западных областей люди двинулись, было в Польшу — недавние польские «друзья» мгновенно поставили пограничные кордоны, подвели к ним войска и бронетехнику; украинская армия не решилась преодолеть это препятствие.

Через Словакию и Венгрию толпы беженцев потекли на Балканы и в горную Болгарию — их принимали неохотно, но сильно не препятствовали. Часть беженцев осталась в Карпатах: через Молдавию и Румынию пройти было нельзя, мешали сильно разлившиеся Днестр и Дунай.

Восточные украинцы скапливались на границе с Россией против Брянска и Белгорода: российские пограничники остановили их. В первые недели еще пропускали понемногу этнических русских, украинцев — нет; это спровоцировало избиение русскоязычных — их били и громили везде. Били поляков… само собой, били евреев; евреи всегда «крайние»: кого бы ни начали громить, мимо них не пройдут!

В Харькове жила семья тети Орлова, сестры мамы. Александр предупреждал их заранее о необходимости переезда в Россию: звонил и писал письма, но его не слушали — так же, как не слушал никто; скорее всего, просто ничего не поняли и потому не поверили. Они погибли в тех погромах.

Украинское правительство боялось войны с Россией. Лишь тогда, когда вода покрыла Крым и юг Украины, Черное море соединилось с Каспийским, разливаясь еще больше, а кавказцы выбили российские войска к Воронежу, оно отдало приказ наступать. Погромы сразу прекратились: не до этого стало.

Русские сдерживали натиск украинской армии слабо, считаясь с потерями; Черноморский флот увели на Балтику. Ядерных ударов по славянам не наносили, да и нужды в этом не было: в России украинцы дальше Смоленска и Калуги все равно не прошли. Большинство их осело в Белоруссии: Черное море сюда не дошло, а Балтийское захватило лишь часть территории; оставались еще сухие пространства между разлившимися реками — на них и расположились люди.

Еще до главных событий глава Белоруссии, вменяемый и ответственный человек, был извещен из Москвы о надвигающемся масштабном катаклизме и в полной мере осознал важность этого сообщения: волевым решением он приказал все силы государства бросить на строительство убежищ; Россия оказала посильную материальную и техническую помощь. Малочисленная белорусская армия не противостояла украинцам, а тоже участвовала в строительстве; украинские беженцы строили убежища бок о бок с белорусами, и только поэтому многим из них удалось спастись. Голод, правда, был сильным, но все же выживали: мороз здесь доходил до шестидесяти-восьмидесяти градусов — в глубоких землянках, с печками его можно было вынести; в убежищах тем более.