Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара Страница 21

- И то правда, было с чего притомиться. Ты не спеши, малый. Подожду.

Меня подвели к скамье, и я упал на нее. Мне не о чем думать. Слишком много я вытерпел, чтобы остановиться. Но я еще поторгуюсь.

Пристроил на колени налитую болью руку и сказал тому человеку:

- Присядь-ка. Надо потолковать.

Он глянул с удивлением, но сел и кивком разрешил говорить.

- Стать вашим, говоришь? Но я - друг Охотника и не могу его предать. Если вы ему враги...

- Ну, до того еще когда дойдет! А ты вроде бы говорил, что вы не во всем согласны?

- Согласны в главном. Нельзя пускать на трон Тисулара - это раз. Войну надо кончать - два. Гнать из Квайра кеватцев - три. А остальное... это еще дожить нужно. Подходит это вам? Если нет... прости, но клятва для меня - не пустяк. Я свое слово до конца держу.

- Ты глянь, - сказал он с усмешкой - на горло наступает! Ровно это он тут командует! Крепкий ты мужик, как погляжу. Через то и отвечу, хоть не заведено у нас, чтоб Старших спрашивать. Пока что нам все подходит. А как войну кончим, да кеватцев перебьем, может, с твоим Хозяином и схлестнемся. Так ведь тоже дожить надо, а? Годиться?

- Пока да. Я готов вступить в Братство и сделать все, в чем поклянусь. Но если потом наши пути разойдутся, я от вас уйду.

Они угрожающе зашумели, но мой собеседник поднял руку, и шум затих.

- Э, малый! Таким рисковым грех наперед загадывать. Ничего, - он придвинулся так, что я почувствовал на щеке его дыхание; жаркие огоньки вспыхнули в его твердых зрачках, - мы для тебя больше годимся. Узнаешь нас получше - никуда ты от нас не денешься!

Я не знаю, как оказался дома. То, что было потом, вырвано из моей жизни. Просто обрывки, слишком дикие для реальности и слишком последовательные для бреда. Но, наверное, я все-таки сделал то, что стою на знакомом крыльце. И снова провал, и мгновенный проблеск: я сижу на скамье, и Суил снимает с меня сатар.

А потом мне снился Олгон. Веселые мелочи: праздник сожжения шпаргалок, толстый профессор Карист и его толстый портфель, парадная лестница, а по ней белым горохом катятся убежавшие из вивария мыши. А потом с точностью часового механизма сон опять забросил меня в Кига, в моей крохотный кабинет за генераторным залом. Эту жалкую комнатенку я выбрал сам, чтобы позлить кое-кого. А если честно, кабинет был мне просто не нужен. Думать я привык на ходу, а считать только дома - в своем кабинете и на своей машине. Снова я увидел себя за столом, а рядом улыбался и подпрыгивал в кресле Эвил Баяс, Эв, лучший мой ученик. Он до сих пор забегал ко мне за советом, хоть в его области я от него безнадежно отстал. Он смеялся, когда я об этом напоминал, уморительно взмахивал толстенькими руками и советовал поберечь для других то, что я стараюсь выдать за скромность. Он и сейчас хохотал, тряслись его толстые щеки и мячиком прыгал живот.

- Ну, Тал что ты на это скажешь?

Я просмотрел расчеты, прикинул энергию и покачал головой.

- Скажу, что ты спятил. Установку разнесет к чертям собачьим!

- Бог милостив, Тал. Авось не разнесет!

Не нравился он мне сегодня; судорожные движения и слишком визгливый, деланный смех.

- Что с тобой, Эв? Неприятности?

Лицо его смеялось гримасой боли, глаза подозрительно заблестели, он вынул платок и спокойно их промокнул.

- Немного не то слово, Тал. Катастрофа. Моя милочка приглянулась военным.

Я выругалась сквозь зубы. Мне ли было не знать, сколько сил и ума Эв вложил в свою установку. Пять лет труда, уйма талантливых находок - да второй такой в мире нет! И ведь только-только заработала, еще ничего не успели...

- А ты?

- А что я? Кое-что доберу после, на стандартных установках, а главное надо сейчас.

- Опасно, Эв!

- Это _т_ы_ мне говоришь, старый разбойник? После вчерашнего?

Я не ответил, и Баяс опять полез за платком.

- Не могу, Тал. Надо успеть. А потом, - он отвернулся и сказал очень тихо, - сам знаешь, чем они на ней займутся. Может нам с ней и правда лучше... того?

- Что? - заорал я. - Опять мелодрама? Да ты у меня на пять лаг к установке не подойдешь!

Я орал на него, как в добрые старые времена, лупил по столу кулаком, и он, наконец улыбнулся:

- Ну и глотка! Дает же бог людям!

- Ладно, - сказал я, остыв. - Когда?

- Послезавтра. Мальчики как раз все вылижут. Напоследок, - голос его подозрительно дрогнул, и я показал кулак. Баяс засмеялся и ушел, а я подумал: являюсь к нему послезавтра прямо с утра, и пусть попробует выкинуть какую-то глупость!

Но я опоздал. Глупо и непростительно опоздал. Судьба прикинулась пробкою на Проспекте Глара; я потерял два часа, пока вырвался из нее и, сделав немалый круг, полетел в Кига! Взрыв застал меня почти у ворот института. Тело действовало само: руки рванули дверцу, я выкатился в кювет и вжался в мокрую глину. Сначала был опаляющий жар, потом ушла куда-то земля, и только тут включилось сознание. Я встал и увидел, как медленно, словно во сне, оседают корпуса института Гаваса. Я пошел вперед, потом побежал, и страха не было - только стыд, отчаянный, нестерпимый стыд...

Когда я проснулся, день клонился к закату. Праздничный золотисто-розовый свет озарял закопченные стены, теплым облаком обнимал Суил. Это было так хорошо, что казалось неправдой. Я жив. Я дома. Я рядом с Суил.

Суил обернулась; встретились наши взгляды, и жаркий румянец зажегся у нас на щеках.

- Ну слава те, господи! Я уж думала, вовсе не проснешься!

Я кое-как сел. Тело было чужое, вялое, и рука болела, я все не мог устроить ее поудобнее.

- Болит? Ты, как засну, ну стонать, да так жалостно! А после, слышу, бормочешь: "Эв, Эв". Злой сон, да?

- Да. Как погиб мой друг. Он мне часто снится.

- Добрый был человек?

Я усмехнулся, потому что не знал, добрым ли был Баяс. Мне хватало того, что он так талантлив, что у него такой цепкий и беспощадный ум, что он еще мальчишкой никогда не смотрел мне в рот, а ломился своим путем. Я многое в нем любил, но это то, что касалось работы; каков он был вне ее, я не знал и знать не хотел. И все-таки Эв был мне дорог... так дорог, что я никак не привыкну к тому, что его нет.

- Есть-то хочешь?

- Как зверь.

Она засмеялась.

- А где мать?

- В храм пошла, отмолиться. Так уж она измаялась, сердешная!

- Суил, - тихо сказал я. - Ваора в Священном Судилище.

Она ойкнула и схватилась за щеки.

- Взяли еще брата Тобала. У нее в доме.

- Господи всеблагой! Так это они... за нас? А матушка... с ней-то что?

- Ей помогут, птичка.

- Так ты знал? Ты за этим к Братству пошел?

Я не ответил, но она не нуждалась в ответе: подбежала ко мне, схватила здоровую руку и прижала к своей щеке.

- Господь тебя наградит!

Я чувствовал на руке тепло ее дыхания, и счастье было мучительно словно боль. Не надо мне ничего от бога, раз ты рядом! Как жаль что я не могу ничего сказать! Как хорошо, что я не могу ничего сказать. И пусть эта боль длится как можно дольше...