Дэвид Герролд - Сезон бойни Страница 21

Мне наплевать, сколько мегабайт и мегагерц запаковано в чердаке мисс Гродин, у меня есть кое-что, чего нет у нее, и это кое-что в тысячу раз ценнее. У меня есть полевой опыт. Я знаю контекст заражения, потому что жил в нем. Мне хотелось бы пожелать вам удачи в Бразилии, дорогая. Она ой как понадобится. Даже потребуется нечто большее, чем удача, потому что там не будет меня, чтобы защитить вас. Я люблю тебя, но не думаю, что кто-нибудь вернется. Маленькая шутка генерала Уэйн-райта, по сути, ваш смертный приговор.

Лиз сохраняла бесстрастие на протяжении всего моего монолога. Но в финале она была потрясена.

– Джим, ты не можешь так думать.

– Могу и думаю. Я считаю, что генерал Уэйнрайт хочет, чтобы вся экспедиция провалилась в тартарары, только бы мы с тобой были наказаны. Что ж, ладно. Я останусь дома, но если я прав и ты не вернешься, я убью его.

Она резко выдохнула, демонстрируя отвращение.

– Я вижу, что с тобой в таком состоянии без толку разговаривать.

– Правильно. Это говорит моя боль. Настоящий я отключен. Приходи, когда я снова размякну и стану удобен для манипулирования. Сделай одолжение. Нет. Либо раз и навсегда прими меня как гнусного сукина сына, либо не принимай совсем. Я не хочу двусмысленностей.

– По крайней мере, честно, – подвела она итог, повернулась и пошла в зал планирования.

Дерьмо!

Потребуется нечто большее, чем шоколадка и цветы" чтобы залатать эту брешь. А я больше не мог позволить себе шоколад и цветы. Проклятье. Проклятье. Проклятье. Проклятье.

Я поднял голову. В дверях стояла Дуайн Гродин. Ее глаза были полны слез. Она все слышала – с начала и до конца.

– Я д-думала, вы хороший ч-человек. Г-генерал Ти-релли г-говорила, что вы х-хороший. Но в-вы п-плохой. В-вы г-г-грязная, в-вонючая, г-глупая к-крыса. П– по-шли в-вы к ч-черту.

Она повернулась ко мне спиной и потопала вслед за Лиз.

Потрясающе! Какая неприятность следующая?

Я повернулся – передо мной стоял самодовольно ухмыляющийся Данненфелзер. Он начал аплодировать. Медленно, издевательски. Хлоп. Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Пропади все пропадом. Я перестал сдерживать отвращение, насмешливо покачал головой и хмыкнул.

– А вот и старина Рэнди Данненфелзер снова пытается схватить триппер. – И хотел было с презрением отвернуться.

– Не заноситесь слишком высоко и не старайтесь казаться мужественным со мной, мисс, – произнес он игривым тоном и шагнул ко мне. Запах его парфюмерии был невыносим. – Вы ведь просто еще одна зазнавшаяся сестренка.

Он намекал на обстоятельства настолько давние, что они уже стали историей. И тем не менее это не его собачье дело. К черту! Не желаю быть просветленным. К черту самоконтроль. К черту вежливость. Я сгреб его за воротник и оторвал от пола. Прекрасное испытываешь чувство, когда совершаешь какое-нибудь насилие. Мы были неприятно близко друг от друга, нос к носу. Достаточно близко, чтобы поцеловаться.

– Позволь кое-что объяснить тебе, – сказал я, выплевывая слова ему в лицо. – Ты и я не можем быть сестрами. Мы никогда не были сестрами.

– И слава богу, – прохрипел Данненфелзер. – Такое облегчение для мамочки.

Он попробовал вырваться, я сжал его крепче, и он сдался, опустив руки по швам и ожидая, когда мне это надоест. Его глаза были широко раскрыты, но он не отводил их, не дрожал. Некоторое время мы с взаимной ненавистью сверлили друг друга взглядами, потом я резко отпустил его.

Данненфелзер одернул мундир и окинул меня ледяным взглядом.

– Единственная разница между нами, – фыркнул он, – заключается в том, что я не стыжусь того, кто я есть. Можете воображать себе что вам вздумается, капитан Ханжа, но то, что вы трахаете Лиз, не делает вас мужчиной.

– Разница между тобой и мной, Рэнди, – холодно сказал я, – лежит за пределами твоего понимания. Мы находимся друг от друга на расстоянии световых лет. – Тут меня взяла злость. – Начнем с того, что моя сексуальная жизнь не определяет моей сущности.

Он недоверчиво хмыкнул, но я еще не закончил.

– Ты – не более чем липкий салонный педик, подкатывающий писсуары и падающий на колени при звуке расстегиваемой молнии. И ты имеешь сверхнаглость считать, что твои тайные сексуальные пристрастия чем-то роднят нас. Такого не может быть даже в твоих самых диких кошмарах! Пропасть между сексом в твоем понимании и истинной связью настолько глубока, что тебе потребуется пересадить мозги, чтобы понять это. Ты и я не имеем ничего общего, и никогда не забывай об этом.

Под напором моей ярости Данненфелзер было растерялся, но быстро взял себя в руки. Он скривил губы и одной очередью выпалил: – Рад видеть, как работает модулирующая тренировка. Она сделала вас намного сострадательнее и просветленнее. Я имею в виду, что вы привыкли быть настоящей жопой.

Он снова одернул мундир; его ручонки напоминали голых розовых пауков. Он резко повернулся и быстро зашагал по коридору.

Ну, кого еще оскорбить?

Вокруг больше никого не было.

Вот и сбылась моя мечта. Я остался один.

Волочащееся дерево является живым ответом на вопрос: может ли дерево передвигаться?

Ответ: да, может, но только тогда, когда оно превращается в животное.

Количество энергии, необходимое даже для простейших движений, требует совершенно иного уровня обменных процессов. Растения, насколько мы их знаем, не способны быстро производить и потреблять необходимую для мышечных движений энергию. Просто химические процессы в растениях протекают слишком медленно.

Чтобы растение получило способность передвигаться, оно должно иметь не только необходимую для этого мускулатуру; нужен еще метаболизм, соответствующий этой мускулатуре, то есть способный производить, накапли-вать и расходовать гораздо большее количество энергии, чем может быть получено в результате обычного фотосин-теза. Соответственно, растение, способное двигаться, бу-дет вынуждено приобрести какой-нибудь механизм для поедания других растений, а возможно, даже животных, которых оно сможет ловить. Чем большую подвижность будет обнаруживать растениеподобный организм, тем больше он будет нуждаться в некоем эквиваленте животного метаболизма и процессах, необходимых для его поддержания.

«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)

7 ЭКОЛОГИЯ МЫШЛЕНИЯ

Молодым бываешь лишь однажды, а вот неполовозрелым можно оставаться вечно.

Я не пошел домой. Я был слишком зол. А когда я зол, толку от меня никакого.

Я вспомнил, что однажды сказал мне Форман на модулирующей тренировке.

«Раз уж тебе хочется позлиться, что ж, валяй – это тоже способ жить в этом мире. Но если злишься, то, по крайней мере, используй свою злость конструктивно. Сходи с ума там, где это пойдет на пользу».