Александр Студитский - Сокровище Черного моря Страница 21

Короткая обработка раствора током высокой частоты. Погружение в раствор пластины с катализатором. Бешеное вращение мешалки. Пауза. Золото, потерявшее заряд, крупными частицами осаждается на дно цилиндра. Калашнику даже чудится, что он простым глазом видит эти частицы.

Новая порция раствора. Снова бурлит и пенит воду блестящая мешалка. Опять пауза.

Как ненавистны были эти паузы Калашнику! Тридцать минут нелепого, никчемного, смертельно тоскливого ожидания, парализующего воображение и память.

Наконец на дне сосуда ясно виден темный осадок. Калашник помнит, с каким биением сердца он в первый раз направил на этот осадок пучок коротковолновых лучей. Сомнений не оставалось: осадок засветился густым пурпурно-фиолетовым светом. — Это было золото!

Да, опыт подтвердил правильность расчета Калашника. Его способ действовал избирательно и безотказно. Катализ направлял ход всех химических и коллоидно-химических процессов к тому результату, которого Калашник добивался. Из тонны раствора за час работы накоплялось до 30 миллиграммов золота. Такое соотношение решало бы проблему извлечения дьявольского металла из океана.

Но катализатор[17] действовал на золото только в том состоянии, которое создавал экспериментатор в искусственных растворах. При перенесении опыта с искусственного раствора на воду феодосийской гавани, — профильтрованную, очищенную от грязи и взвешенных в ней микроорганизмов, — ничего не вышло! Десять раз яростно крутилась мешалка в столитровом цилиндре. Десять раз Калашник мерил лабораторию тяжелыми шагами, с возрастающим возбуждением переживая каждую новую паузу.

И — ничего! Калашник подбегает к одному цилиндру, к другому, к третьему, садится на корточки перед четвертым, прилипает влажным лбом, изборожденным гневными морщинами, к стеклу, напряженно всматривается… Ничего!

Пуста и равнодушно прозрачна вода, еще сохраняющая медленное вращательное движение. Чиста и стеклянная поверхность дна, словно ее только что вымыли. Осадка нет!

Ну, что же — дело ясное. Значит, золото океана имеет иное состояние и в нем нет ничего общего с изготовленной Калашником моделью. Но какое состояние? Какое, черт возьми?

И столько времени убить зря! Подумать только — два месяца погубить на работу, а результаты не стоят и выеденного яйца! Тяжелый кулак грохнул по столу, вызвав разноголосый звон химических стаканов, цилиндров и колб.

Испуганная физиономия ассистента заглядывает в дверь и скрывается. Калашник нетерпеливо пинает осколки ногой. Да, только этим… парацельсам безразлично, в каком состоянии взвешено золото в воде океана. Протоплазма накапливает его, не нуждаясь в решении этого вопроса. Раствор, или коллоидное состояние, или соединение с хлором — ей безразлично. И совершенно безразлично этому счастливцу — Смолину!

… Дверь бухнула по косякам, осыпав Калашника мелкими брызгами штукатурки. Он вытер платком лоб и шею, медленно расстегнул пиджак и глубоко вздохнул, приходя в себя.

Спускался весенний вечер. Тянуло свежим запахом моря. Калашник посмотрел на косые лучи нежаркого солнца, цепляющиеся за окна верхних этажей, и медленно спустился по ступенькам.

Глава 12. МЕТОД ОЛЬГИ ДУБРОВСКИХ

Прошло уже две недели, как Смолин и Петров выехали в Батуми.

Ольга тяжело переживала известие о гибели Крушинского. Он никогда не был ей особенно близок. Но она так привыкла видеть в коллективе лаборатории этого смешного, медлительного чудака, что мысль о его опустевшем рабочем месте вызывала у Ольги болезненное ощущение тяжелой утраты. Она вспомнила, как мало интересовалась Крушинским. Это был одинокий холостяк, не увлекавшийся ничем, кроме своих водорослей. Ни у Ольги, ни у многих других сотрудников института никогда не возникала мысль, что этому немолодому ученому, как и любому другому человеку, свойственны личные переживания, тревоги, сомнения словом, сложная внутренняя жизнь. И вот человека нет, — полезного, нужного работника, мягкого, внимательного, предупредительного товарища. И нечего вспомнить о нем, кроме того, что он был хорошим знатоком водорослей. Ужасно!

Известия из Батуми ограничились коротким письмом Петрова. Он сообщил, при каких обстоятельствах погиб Крушинский и что дало следствие по поводу его смерти. Выяснить, что случилось с лодкой, так и не удалось. Она затонула на глубине более двухсот метров, и поднять ее оказалось невозможным. Труп Крушинского также не был обнаружен. Море в этот день было спокойным и оставалось сделать единственное правдоподобное заключение, что лодку захлестнуло водой из-за неловкого движения Крушинского. Не удалось понять и того, в чем же заключалось "открытие" Николая Карловича. Можно было догадаться, что он пытался вырастить культуры из обломков водоросли, рассчитывая, что в высохших спорангиях сохранились стойкие споры. Но не удалось найти никаких намеков, что эти его попытки увенчались успехом.

"В общем, история загадочная, — писал Петров. — Евгений Николаевич очень расстроен, мрачен, зол. Жалко Николая Карловича. Теперь только я понял, какой это был простой, бесхитростный и преданный науке человек. И, конечно, жаль, что из строя выпал такой первоклассный специалист. Когда вернемся, неизвестно. Евгения Николаевича даже спросить об этом страшно. А я здесь уже тоскую".

Ольга невольно улыбнулась. Последняя фраза могла относиться и к ней, но не исключалось, что речь шла о драгоценных водорослях. Это, пожалуй, было более вероятным, так как вслед за подписью следовала приписка: "Берегите культуры".

Оставалось работать и ждать. За культуры Петров мог не беспокоиться они были в прекрасном состоянии. Бассейны, где росли водоросли, были заполнены неудержимо нарастающей массой растений. С утра, приняв от сторожа ключи, Ольга начинала рабочий день обходом аквариальной. Она тщательно обследовала один за другим все бассейны и только после этого принималась за свою работу. Работы было много. Смолин поручил Ольге обучить — методике определения золота пятерых лаборантов. Пять комнат второго этажа были заняты сложной аппаратурой — установками для извлечения золота из морской воды. Под ее наблюдением ежедневно делались десятки точнейших анализов, улавливающих ничтожные следы драгоценного металла. А сама она, наряду с повседневной работой, тайком, не говоря никому ни слова, вела исследование — первое самостоятельное исследование Ольги Дубровских.

Оно возникло совершенно случайно. В обязанности Ольги входило обследование проб воды из бассейнов с культурами филлофоры. Воду из бассейна брали черпаком и наполняли ею стеклянный цилиндр определенной емкости. Однажды утром ее оторвали от работы, и три цилиндра с пробами простояли целый день в лаборатории. Вечером Ольга спохватилась, что не закончила анализ. Вернувшись к пробам, она обнаружила, что в одном из цилиндров плавает порванная, размозженная водоросль. Досадуя на небрежность ассистента, она профильтровала воду из загрязненной пробы, ввела во все три цилиндра осаждающие реактивы и тотчас же начала определение.