Ференц Кашшаи - Телечеловек Страница 21

— Суть моего открытия упорно извращают. На Бодиэнском конгрессе я уже говорил, что так называемого теледвойника нельзя создать из ничего. Теледвойник — живое существо, второй, третий, четвертый и т. д. экземпляр какого-то конкретного лица. Поэтому ваш вопрос правильнее было бы поставить так: "Видел ли кто-нибудь одного человека, размноженного в нескольких экземплярах?" или "Есть ли у какого-нибудь определенного лица его двойники?"

— Значит, искусственно созданных людей пока нет?

Профессор Бирминг усмехнулся:

— Вы уже читали выступление депутата Харрусона на сессии конгресса?

— Разумеется.

— Тогда вам должно быть известно, что искусственно сфабрикованные люди, хотя я еще и еще раз отмежевываюсь от подобного определения, оказывается, все-таки существуют. Каковы же их отличительные черты? Что касается конгрессмена Нэддере, то Харрусон исчерпывающе и весьма убедительно охарактеризовал его. Но постараемся глубже вникнуть в суть дела. Искусственный человек обладает лишь физиологическими свойствами. Следовательно, ему присущи инстинкт утоления голода, жажды и т. п. По своему внешнему виду биоробот ничем не отличается от обычного человека: он тоже читает газеты, ночью храпит, утром выводит свою собаку на прогулку. Что же всетаки отличает его от обычного человека? То, что его жизнь протекает как бы машинально, он не задумывается над ее смыслом и целью, не в состоянии проанализировать собственное поведение, предвидеть последствия своих поступков, то есть все его бытие носит чисто механический характер.

— Вполне согласен с вами, господин профессор. Но все же хотелось бы услышать определенно: есть теледвойники или нет?

— Вы же знаете о расторжении мной контракта с правительством. Я наотрез отказался сообщить какиелибо технические данные, относящиеся к изобретению. Это значит, что теледвойники не могут появиться до тех пор, пока правительство не обязуется использовать мое открытие только в мирных целях.

— Не сочтите меня назойливым, господин профессор, но вокруг вашей собственной персоны ходит много кривотолков. Одни уверяют, что существует один профессор Бирминг. Другие…

— Можете не продолжать. С некоторых пор состояние моей психики стало предметом пристального внимания досужих людей. Смею вас уверить, попытки подобного психоанализа ни на чем не основаны. Что же касается утверждения, что, помимо меня, существует еще несколько Бирмингов, то я почел бы за счастье встретиться с ними.

— Последний вопрос. Как вы полагаете, увенчается ли успехом борьба за освобождение арестованных студентов?

— Я ученый и всю жизнь верил в торжество разума и справедливости.

— Благодарю вас, господин профессор.

МИНАЙНС ФЬЮЧЕР АРЕСТ УЧЕНОГО СЕКРЕТАРЯ ПРОФЕССОРА БИРМИНГА!

По окончании митинга солидарности, проведенного в зале "Хиддард", профессора Бирминга видели вместе с его секретарем Ниллом Керсеном. Как нам только что сообщили, сегодня после полудня полиция арестовала Нилла Керсена. О причинах ареста и обстоятельствах, предшествовавших ему, до сего времени ничего не известно.

Последнее заявление "профессора Бирминга" меня заинтересовало. Значит, теледвойник категорически отвергает версию о своем умопомешательстве и в то же время отрицает существование двух Бирмангов. Какие же цели он преследует? Новая неразрешимая загадка. Непонятно также, почему он до сих пор разгуливает на свободе, а Нилл Керсен арестован.

Я решил не мешкая доискаться истины, выяснить наконец, в чем дело. У меня и раньше были все основания тревожиться за судьбу близких мне людей; арест Нилла Керсена только усугубил мою тревогу. Терпению пришел конец. Мысль, что от того, другого Бирминга зависит моя дальнейшая судьба, приводила меня в отчаяние. Однако чего же, собственно, я хочу? Мне и самому это было не совсем ясно. Несомненно только одно: нужно что-то предпринять.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Я начал лихорадочно размышлять. Все мои мысли сосредоточились вокруг разыгравшихся событий. Перебирая их в памяти, я вое искал выхода из тупика, но тщетно: слишком много появлялось всяких "случайностей", сводивших на нет заранее намеченный и, казалось бы, продуманный план дальнейших действий. Кое-что не вызывало у меня ни малейших сомнений, тогда как многое по-прежнему оставалось неясным. Почему, например, правительство упорно держит в секрете какие бы то ни было сведения? Почему теледвойник до сих пор не задержан? Какой неожиданный для меня оборот приняло это дело! За что, наконец, арестован Нилл Керсен? Тут же я подумал о другом, не менее важном деле: надо во что бы то ни стало встретиться с Лиан и предостеречь ее от общения с "репродуцированным Бирмингем". Теперь, когда близким людям угрожает опасность, я не вправе больше скрывать от них правду.

Но возникало новое осложнение: не станут ли вновь приставать ко мне с назойливыми расспросами, не повредит ли делу то, что я самовольно выйду из дому? Как показали последующие события, мне не пришлось раскаиваться в принятом решении. Да и не мог я больше находиться в бездействии! Я сидел как на иголках, и с каждым часом становился все нетерпеливее.

К вечеру меня немало изумила необычная многословность Давида. Когда я справился, в порядке ли машина, Давид — такое случалось с ним крайне редко! — неожиданно поинтересовался:

— Уж не собирается ли господин профессор ехать куда-нибудь?

— Вот именно. А что?

— Господин профессор, верно, запамятовал о своем распоряжении сказать репортерам, что его нет дома, но я точно выполнил поручение.

— А они до сих пор торчат у подъезда?

— Они решили дождаться вашего возвращения. Уселись на лестнице.

— Вот незадача! Неужели они просидели всю ночь?

— Кто их знает, господин профессор. Может, и так. Число их оставалось неизменным, но лица менялись.

— Вы хотите сказать, что на смену одним приходили другие?

— Совершенно верно, господин профессор. Осмелюсь спросить, вы не рассердитесь, если я кое-что скажу?

— Конечно, нет, Давид, говорите смело, не стесняйтесь.

— Господин профессор, эти молодчики не настоящие репортеры.

— То есть как не настоящие? — Мне вспомнились крикливые заголовки газет о таинственных двойниках, я уже совсем было собрался отчитать Давида, но в моем голосе зазвучали скорее умоляющие, чем гневные, нотки:

— Бог мой, значит и вы о том же? Как это не настоящие?

Давид искоса взглянул на меня, в глазах его светился странный огонек. Я понял: Давид догадался, на что я намекаю, он знает решительно обо всем.

— Нет, господин профессор, это не то, что вы имеете в виду. Я этому ни на грош не верю.