Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2 - Виктор Васильевич Ананишнов Страница 22

Ночью его дважды будили какие-то женщины и требовали от него удовлетворения. Он спросонья ругался на непонятном для них языке, и они разочарованно отступали от него, но пытались всё время быть рядом с ним. Он чувствовал их округлые формы и прерывистое дыхание, пока вновь не засыпал.

Разбудили его выкрики женщин, заполнивших подземелье, словно оживлённый торг где-нибудь на восточном базаре. Их гортанная одновременная речь производила впечатление нескончаемых пререканий друг с другом и со всеми, кто их окружал. Тем не менее, выглядели они довольно миролюбиво и на Ивана посматривали не без любопытства, а когда он поднялся во весь свой почти двухметровый рост, звук подобный стону раздался в этом стиснутом со всех сторон каменными стенами гареме.

– Ты встал, – услышал он на фоне бурного потока слов женщин рыкающий возглас и заметил направляющегося в его сторону человека невероятной мощи. Он едва ли был ниже Ивана, но казался приземистым из-за ширины плеч, объёма бицепсов и ног-тумб, подпиравших всё это невероятное порождение природы. – Уленойк приветствует тебя, собрата по ходьбе во времени! Уленойк – это я!

Так Иван когда-то познакомился с одноглазым Уленойком – вождём племени ылимов…

Может ли КЕРГИШЕТ?

После посещения Перкунаса Иван вернулся к себе, переговорил с Сарыем, затем с Симоном. На языке у него всё время висело прозвище Учителя, но он не решился-таки позлословить, подозревая, что тому будет неприятно услышать от своего ученика подобное.

Прозвище – Задира – несло в себе какую-то тайну. Сарыя можно было назвать по-всякому, но только, по мнению Ивана, не Задирой. У него не было и чёрточки, связанной с таким именем. И когда Симон покидал их, как всегда выходя через дверь, Иван выскользнул за ним на лестничную площадку и задал свой вопрос.

Симон усмехнулся летучей улыбкой – не понять, то ли осудил, то ли воспринял как должное – и ответил:

– Ладно, как-нибудь расскажу. Это рассказ не в двух словах. А то и сам, может быть, узнаешь. Только, Ваня, не называй его так, даже заглазно. Договорились?

– Да мне просто интересно.

– Я расскажу. До свидания!

Камен на кухне допивал чай, глаза его осуждающе остановились на входящем ученике.

«Неужели знает, о чём я спрашивал Симона?» – обеспокоился тот, но Сарый скрипуче сказал:

– Знаешь, Ваня, я не хотел говорить при Симоне, у него дел и так много, но тебе скажу. Не нравятся мне твои приключения в прошлом. Нет в них… – Камен покривил губами, подбирая слово, – цели, что ли. Что ты ищешь там? У тебя уже появился кое-какой опыт ходьбы, а ты всё ещё гоняешься во времени, будто мальчишка неразумный, выпущенный во двор погулять.

– Так дела-то никакого иного нет, – выдавил из себя Иван. – А к аппаратчикам я схожу…

– Ясно, сходишь…

– Правда, схожу.

Камен со всех сторон осмотрел последний пряник, перекусил его и, не жуя, проглотил большую его половину.

– Да, – кивнул он. – Дела никакого нет. Пока нет. Но ведь ты – КЕРГИШЕТ, Ваня, а КЕРГИШЕТ, говорят…

– Ну да! – воскликнул Иван. – Он найдёт ходокам общее дело, объединит их для него и прочая… Я уже неоднократно слышал об этом. И от вас с Симоном, и от других ходоков. Но скажи, раз ты мой Учитель, если я… Нет, КЕРГИШЕТ этот, – Иван отмежевался от него и стал упоминать в третьем лице, – сможет объединить не только ходоков-современников, но и всех других, живущих в разновременье, то, значит, он уже сделал это. По идее-то так? Возьмём того же Перкунаса. Он меня увидел, но до того не знал. Да они все там, в прошлом, ничего о какой-то объединительной миссии КЕРГИШЕТА не знают. Нардана вот какого-то чтят, кстати… А вы, выходцы из будущего… Ведь тоже ничего, кроме опять же слухов, о его, этого КЕРГИШЕТА, якобы эпохальных деяниях слыхом не слыхивали. Одни предположения… Что же тогда получается?.. Да, и ещё я забыл сказать. Этот КЕРГИШЕТ якобы замкнёт время. Ни много, ни мало. Как это? Подумай сам, мой Учитель. Новый Пояс Дурных Веков создаст и всех загонит за линию Прибоя?

Сарый невозмутимо допил чай и перевернул чашку донышком вверх – показал: напился, наконец.

– Будущее, Ваня, – менторским тоном заговорил он и выпрямился, словно ему в спину внезапно вбили стальной стержень, – так же как и прошлое, – многовариантное… – Но тут же он расслабился, будто отёк и продолжил со скукой в голосе: – На то ты и КЕРГИШЕТ, а не кто-то иной, чтобы разобраться во всём этом самому. И найти ходокам дело. И замкнуть время…

– Но, Учитель! – не без сарказма воскликнул Иван. – В твоих словах нет света и наставления. Одна лишь беспомощность и надежда на случай. Даже не это, а упование на чудо свершения мифа, сложившегося вокруг имени КЕРГИШЕТА. И этого чуда ты ждёшь от меня? Но ты же меня уже худо-бедно узнал, а я-то знаю себя ещё лучше. Так вот, на чудо я не способен, поэтому ничего о том, что описывает миф о КЕРГИШЕТЕ, не будет! Не будет и всё! Не надейтесь и не ждите!

– Ты, Ваня, не кричи так, – спокойно и рассудительно проговорил Сарый. – Наш сосед уже нас не жалует за то, что мы по ночам не спим, а ногами шоркаем…

– Ему и до того это не нравилось, – вставил Иван. – Будет ему…

– Будет… – перебил его Сарый. – Мы не о том… Ты не прав во всём, что здесь мне высказал о КЕРГИШЕТЕ. Замкнуть время – это некий образ, о расширительном значении которого можно толковать по-разному. Я думаю, исподволь, но ты уже начал делать именно это…

– Ну да? – дрогнул голосом Иван.

– Да, Ваня, да! Посуди сам. Ты уже повидал несколько поколений ходоков, которые между собой, даже, несмотря на самый большой их кимер… Что такое кимер? – уставился он на Ивана. – Конечно, ты ещё не знаешь… Да нет, знаешь же! Я тебе уже говорил. Просто не было случая повториться… Это слово означает у нас, ходоков, предельную способность ходоков погружаться в прошлое в пересчёте на годы… Мой кимер? Невелик, Ваня. Три с половиной тысячи лет. У Симона – до шести тысяч. У тебя… Пока не знаю. Думаю, что и ты его тоже ещё полностью не знаешь… Так вот, будь у них этот кимер пусть даже тысяч на пять или больше, но и тогда многие ходоки встретиться друг с другом не могут. Кто из наших сегодняшних ходоков смог бы побывать у тех, кто умер задолго до их