Питер Уоттс - Ложная слепота Страница 22

Сегмент девяти километров длиною.

— Вот замаскировался, — ошарашенно пробормотала Саша.

— Не слишком удачно, — Бейтс вынырнула из переднего люка и поплыла по ходу вращения корабля. — В отраженном свете предмет неплохо виден, — на полпути к палубе она зацепилась за перила лестницы, по инерции развернулась ногами вниз и опустилась на ступеньки. — Почему мы раньше его не засекли?

— Слабая освещенность, — предположил Шпиндель.

— Не только инверсионные следы. Посмотри на тучи, — действительно, на облачном покрове Бена можно было различить такие же еле заметные искажения. Бейтс ступила на палубу и шагнула к столу. — Следовало раньше заметить.

— Остальные зонды никакого артефакта не наблюдают, — отметил Сарасти. — А этот приближается под более широким углом. Двадцать семь градусов.

— Углом к чему? — переспросила Саша.

— К линии, — пробормотала Бейтс, — между ними и нами.

На тактической диаграмме все видно: «Тезей» падал к планете по предсказуемой дуге, но сброшенные нами зонды не заморачивались гомановскими орбитами[30] — они мчались отвесно вниз, всего на пару градусов отклоняясь от гипотетической линии, соединяющей корабль с центром Большого Бена.

Кроме одного. Который зашел со стороны и разоблачил фокус.

— Чем дальше от нашего курса, тем очевиднее расхождение, — нараспев произнес Сарасти. — Полагаю, в плоскости, перпендикулярной траектории движения «Тезея», объект виден отчетливо.

— Значит, мы в слепом пятне? Увидим его, если сменим траекторию?

Бейтс покачала годовой.

— Это слепое пятно движется, Саш. Оно…

— Отслеживает нас, — Саша втянула воздух сквозь зубы. — С-сука.

Шпиндель вздрогнул.

— Так что это такое? Наша фабрика шумовок?

Пиксели стоп-кадра зашевелились. Из буйных вихрей и облачных завитушек атмосферы прорезалось нечто зернистое и невнятное. Всюду кривые, шипы, и ни единой ровной линии; нельзя было определить, что в форме объекта настоящее, а что — фрактальное влияние облачного слоя внизу. Общими очертаниями он походил на тор или на сборище мелких угловатых предметов, нагроможденных неровным кольцом; к тому же пришелец обладал колоссальными размерами. Девять километров поплывшего инверсионного следа едва коснулись периметра объекта, срезав сорок или пятьдесят градусов дуги. Эта штуковина, скрытая в тени десяти Юпитеров, имела в поперечнике почти тридцать километров.

Ускорение прервалось где-то посреди рабочего резюме Сарасти. Все вернулось на свои места. А мы — нет. Наш опасливый — может-надо-может-нет — подход остался в прошлом; мы шли курсом на цель и положили с прибором на возможную торпеду в брюхо.

— Э, оно размером тридцать кэмэ, — напомнила Саша. — И оно невидимое. Нам не стоит вести себя чуток поосторожнее?

Шпиндель пожал плечами.

— Если бы мы могли предугадывать решения вампиров, нам бы они не потребовались, так?

Пакет данных развернулся новой гранью. Гистограммы частотного распределения и спектральные гармоники раскрылись плывущими горными хребтами — оркестр видимого света.

— Модулированный лазерный луч, — доложила Бейтс. Шпиндель поднял голову.

— Оттуда?

Бейтс кивнула.

— Сразу, как мы его раскололи. Интересное совпадение.

— Устрашающее, — пробормотал Шпиндель. — Как они узнали?

— Мы сменили курс. Идем прямо на них.

Световое шоу стучалось к нам в окна.

— Что бы это ни было, — вымолвила Бейтс, — оно с нами разговаривает.

— Ну, тогда, — заметил приятный голос, — без сомнения, следует поздороваться.

У руля вновь стояла Сьюзен Джеймс.

Я остался единственным наблюдателем.

Остальные занимались делом, каждый своим. Шпиндель прогонял отслеженный Сарасти смутный силуэт через серию фильтров, надеясь выжать из вида техники хоть какие-то сведения о биологии ее создателей. Бейтс сравнивала морфологию замаскированного объекта и шумовок. Сарасти наблюдал за нами всеми с высоты и думал свои вампирские думы, столь глубокие, что мы и надеяться не могли сравняться с ним. Но это все была суета, ведь к рампе вышла Банда четырех под талантливым руководством Сьюзен Джеймс.

Она подхватила ближайшее кресло, опустилась в него, подняла руки, будто собралась дирижировать. Пальцы ее метались в воздухе, играя на виртуальных иконках; губы и челюсть подергивались от непроизнесенных команд. Я подключился к ее каналу и увидел, как сигналы чужаков обрастают текстом:

«„Роршах“ вызывает судно, приближающееся с азимута 116°, склонение 23° отн.: Привет, „Тезей“. „Роршах“ вызывает судно, приближающееся с азимута 116°, склонение 23° отн.: Привет, „Тезей“. „Роршах“ вызывает судно, приближа…»

Она расшифровала чертов сигнал. Уже. Даже отвечала:

«„Тезей“ — „Роршаху“: Привет, „Роршах“».

«Привет, „Тезей“. Добро пожаловать в наши края»

Она расколола его меньше чем за три минуты. Или, вернее, они раскололи его меньше чем за три минуты: четыре расщепленных личности, полностью независимые друг от друга, и несколько дюжин подсознательных семиотических модулей, все — действующие параллельно и высеченные с дивной ловкостью из одного куска серого вещества. Я даже стал понимать, почему кто-то может сознательно пойти на такое насилие над собственным рассудком, если оно дает в итоге подобные результаты.

До того момента я не был убежден, что даже ради спасения собственной жизни согласился бы на подобное.

«Просим разрешения на сближение»

— отправила сообщение Банда четырех. Просто и открыто: только факты и данные, спасибо и как можно меньше места для двусмысленности и недопонимания. Причудливые концепции вроде «мы пришли с миром» подождут. Первый контакт — не время для культурного обмена.

«Вам стоит держаться подальше. Серьезно. Это опасное место»

Это привлекло внимание. Бейтс и Шпиндель после минутного колебания выглянули из своих рабочих пространств в виртуальность Джеймс.

«Запрашиваем данные о характере опасности»

— отправила сообщение Банда. Мы по-прежнему держались конкретных тем.

«Слишком близко и опасно для вас, осложнения на низких орбитах»

«Просим информации по осложнениям на низких орбитах»

«Обстановка летальная. Метеориты и радиация. Как хотите. Я справляюсь, но нам так нравится»