Сборник - Фантастика, 1983 год Страница 22

– Да я ненадолго, - торопливо сказал Гостев. - Мне только поговорить с вами о теории абсолютных координат пятимерного континуума…

Алазян резко остановился посередине комнаты.

– Откуда вы об этом узнали?

– Из четырнадцатого выпуска трудов Армнипроцветмета. - Гостев с трудом выговорил длинное трудное слово, содержавшее в себе целых семь слов.

– Как эта книжка к вам попала? У нее тираж-то всего пятьсот экземпляров. На пятнадцать авторов. Представляете? Весь тираж авторы разобрали.

– Попала, - неопределенно ответил Гостев. - Для истории и одного экземпляра достаточно.

– И вы все прочли?

– Вашу статью прочел.

– Поняли что-нибудь?

– Понял…

– Это не мое открытие, не мое, понимаете? - горячо перебил его Алазян таким тоном, словно ему возражали. - Еще Герман Вейль в тысяча девятьсот двадцать четвертом году утвердил в науке представление о пятимерном континууме и, можно сказать, осуществил предсказание Лейбница о необходимости рассмотрения пространства, времени и массы в качестве координат континуума… Вы меня понимаете? Континуум, коротко говоря, - компактное множество. Пятимерный континуум - это пять координат, к которым сводится все многообразие мира, - три измерения пространства, время и масса. Да, масса, которую до этих пор как-то не учитывали. Впрочем, вероятно, всему своя пора. Двухмерная физическая картина древности, соответствующая геометрии отрезков и плоскостей Евклида, уступила место представлениям трехмерной (пространственной) физики средневековья - натурфилософии Галилея - Ньютона. Затем пришла пора четырехмерной релятивистской физики Лоренца - Эйнштейна. Физика пятимерного континуума завершает этап выбора координат… Вы меня понимаете?…

Он недоверчиво посмотрел на Гостева и вдруг схватил бутылку, перочинным ножом принялся срывать с горлышка желтую фольгу.

– Прошу извинить, заговорился. - Он поднял стакан, на треть налитый темноватой, густой на вид жидкостью. - У нас говорят: гость в дом - радость в дом. Я очень рад вашему приезду.

Жидкость обожгла горло, приятным теплом растеклась внутри: машина, как видно, и впрямь знала абсолютно все, до мелочей учитывала правдоподобие “сна”. Гостев испугался того, что она своими электроимпульсами вызовет и ощущение опьянения, погасит ясность восприятия и тем самым сорвет сеанс или уменьшит его ценность.

– До дна, - словно догадавшись о его сомнениях, подсказал Алазян. - У пас пьяных не бывает. А знаете почему? У нас едят, когда пьют, много едят. Поэтому сейчас мы поедем обедать…

– Я не хочу обедать, - возразил Гостев.

– Пока доедем - проголодаетесь. Вы раньше были в Армении?

– Нет… не был, - сказал Гостев, чувствуя уже легкое радостное возбуждение.

– Вы не были в Армении?! - воскликнул Алазян таким тоном, словно Гостев признался в каком-то проступке. - Тогда так… Минуточку. - Он кинулся к телефону, быстро набрал номер, заговорил с кем-то по-армянски торопливо и страстно.

За окном вовсю сияло солнце, тучки скользили по синему небу, пухлые, неторопливые. Время шло, и Гостев начал подумывать о том, не прервать ли сеанс. Похоже было, что не он задает программу, а Алазян уверенно и властно втягивает его в свое привычное поведенческое русло. Достаточно было Гостеву произнести шифр - пять цифр: 8-17-80 - и все остановится.

И хоть через час возобновится сеанс, хоть через день, все начнется с этого самого мгновения. Никакого перерыва Алазян даже и не заметит. Только, может, удивленно посмотрит на гостя, забормотавшего вдруг какие-то цифры. Но Гостев не стал называть своего магического шифра, решил, что лучше всего Алазян раскроется именно в своей обстановке. Все должно идти так, как шло бы на самом деле. Только тогда можно быть уверенным, что картина прошлого - истинна…

– Сейчас придет машина, и мы поедем в Гегард, - сказал Алазян, резко положив телефонную трубку.

– Зачем… в Гегард? - растерялся Гостев.

– Тому, кто не видел Армении, Гегард надо посмотреть обязательно. Так же как Горис, Гошаванк. И конечно, Эчмиадзин, Рипсиме… Но я предлагаю поехать в Гегард. Потому что там по пути храм Гарни и хороший ресторан, где можно понастоящему пообедать…

Он говорил это с завидной уверенностью, что иначе не может быть, иначе никак невозможно. Решительно вышел на балкон, заглянул с высоты через перила.

– Вот уже и машина идет.

– Может, поговорим, и все? - робко спросил Гостев.

– Дорогой поговорим. Где ваше пальто? Нет пальто? Как же вы из Москвы? Там ведь уже холодно. И вещей никаких не вижу. Налегке? - Он с недоумением посмотрел на Гостева. - Более чем налегке.

И снова Гостеву подумалось, что сеанс срывается. Потому что даже всезнающий компьютер нe может учесть всего. Вот ведь не догадался снабдить его в эту необычную командировку хотя бы чемоданом. Должен же он знать, что была во времена Алазяна такая потребность у людей, - отправляясь в поездки, брать с собой чемоданы с вещами, дополнительную одежду.

В растерянности он сунул руку в карман, вынул большой, как раз по ширине кармана, блокнот и успокоился: все-таки компьютер соображает, поправляется на ходу. Ведь Гостев только здесь решил объявить себя приезжим журналистом, и вот у него уже блокнот в кармане. Какой же журналист XX века без блокнота?! В то время еще не умели обходиться без того, чтобы все записывать…

Поколесив по улицам Еревана, машина вырвалась на загородное шоссе и помчалась по неширокой асфальтовой дороге, извивающейся вдоль крутых пологих склонов. Алазян, сидевший впереди, рядом с молчаливым шофером, непрерывно рассказывал о проблемах, изучением которых он в разное время занимался, - о постоянстве силы притяжения и непостоянстве скорости света, о влиянии приливных сил Галактики на вращение Земли и об эрозийном сейсмическом конусе - эрсеконе, о шкале температур ниже “абсолютного нуля”, о зависимости распада системы от ее энергии, о гравитационной неоднородности пространства, о неаддитивности энергии и прочих и прочих.

То ли от частых поворотов, то ли от этого, обрушившегося на него, клубка теорий, идей, гипотез у Гостева разболелась голова, и он спросил устало, почти раздраженно:

– Как можно одновременно заниматься столь разными вопросами?

– Как разными? - удивился Алазян. - Все они имеют отношение к главному вопросу миропонимания.

– Какому?

– Основополагающему.

Следовало повторить вопрос, но Гостев не сделал этого. Он чувствовал себя очень уставшим, хотелось, чтобы прекратилась эта качка вправо-влево. И чтобы Алазян замолчал, перестал мучить своими то ли на самом деле гениальными, то ли бредовыми идеями. И вдруг он вспомнил, почему болит голова: слишком тесен шлем. И еще подумал, вот так же, наверное, уставали от бешеного фонтана идей Алазяна его современники-ученые и винили его, хотя виноваты были сами, привыкшие к медлительности и постепенности, разучившиеся с молодой бесцеремонностью тасовать доводы, выводы, идеи. И он устыдился своей слабости.