Сергей Костин - Счастливчик Страница 22

Её, родной, вообще в природе, похоже, не существует.

Подниматься не хотелось. Если бы я точно знал, что означает слово отчаяние, то охарактеризовал свое нынешнее состояние именно им.

Откуда—то сверху послышался шорох осыпающегося песка.

Как бы мне этого не хотелось, но пришлось вскочить на ноги и метнуться в сторону. Но не успел.

Сверху навалилась визжащая масса, которая кусалась, царапалась, брыкалась и делала все, чтобы я ее постепенно возненавидел.

Излишне себе напоминать, что любое животное в пустыне так же ценно, как, например огонь при пожаре. Это, загибаем пальцы, влага, пища и развлечение. Но дабы этим богатством воспользоваться нужно всего ничего. Напрячь обессиленное тело, сбросить хищника со спины и задушить его руками.

Легко сказать. Чудовище, которое я нарисовал в своем горячем воображении как один ненасытный желудок, оказалось настолько прилипчивым, что мне пришлось изрядно повозиться, прежде чем задуманное удалось провести в жизнь.

Зверь, сваленный в кучу поднятой возней пыли, взвизгнул и, изловчившись, впился клыками в мою лодыжку.

Я заорал. Как можно сильнее, наивно полагая, что данный вид обороны сыграет свою роль. Ничего подобного.

Сильнейший удар копытом на секунду лишил меня сознания. Только на секунду. Потому, что я понял, если не перестану придуряться, меня через минуту можно будет употреблять как с солью, так и без.

Я сделал то, что должен был сделать.

Выбросил вперед руку и вцепился железными пальцами в тело дико рычащего зверя. Это особая хватка Ночного Охотника. Две, три секунды, и от противника отрывается приличный кусок мяса. Боль заставляет жертву забыть о нападении, и тогда совершается последнее действие. А именно само умерщвление.

Пальцы словно бурава стали входить в плоть и зверюга закричала. Но почему—то человеческим голосом:

– Больно…

Наверно ослышался. От усталости.

– Да больно же! Отпусти меня, переросток!

Я подумал о том, что в ближайшее время вряд ли утолю жажду.

Отплевываясь от набившегося в рот песка, ругаясь такими словами, что даже сержант Гриффит заткнул бы уши от стыда, из облака мелкой пыли показалась разгневанная рожица Янины.

– Болван, ты чуть не оторвал мне…

Я скромно покраснел. Я ! Держался за это?! Провалиться мне на месте.

– А ты что, хотела меня расцеловать?

Девчонка молчала, баюкая раненую грудь. И правильно делает, что молчит. Только что на меня совершено нападение с целью лишения жизни. Уверен на все сто процентов. Об этом говорит весь потрепанный вид Янины.

Ну и видок! Камуфляжные штаны, от которых остались только ошметки. Выше пояса вообще ничего нет. По такой жаре, да при таком многочисленном обществе нет смысла париться в туалетах. Отросшие за время обучения в Академии волосы замотаны, закручены, спутаны до такой степени, что смотреть страшно. Но все равно, должен признаться, Янина выглядела даже сейчас просто великолепно.

– И давно у тебя признаки бешенства? – молчит. Значит недавно.

Я присел чуть в стороне. Сейчас на девчонке нельзя доверять. Жажда кого угодно доведет до неуравновешенного психического состояния. А с другой стороны, что мешает мне воспользоваться данной ситуацией и слопать эту аппетитную девочку. Все равно, двоим нам не выдержать. Кто—то должен предложить себя в жертву. Лично я не собираюсь.

Янина зыркнула глазами, поймала мой кровожадный взгляд и оскалила прелестные клыки, которые еще так недавно казались мне нормальными зубами:

– Попробуй только подойти ко мне! Я… Я тебя…

Ну вот. Ей даже нечего мне сказать.

– Ты же сама хотела меня только что убить? Ты проиграла и теперь моя очередь. Разве это не справедливо?

– Ублюдок! – наверно это в мой адрес. Я осмотрелся кругом и понял, что это действительно так, – Свинья, негодяй, диффузор!

Вот. Опять это странное слово. За последние пару месяцев я пролистал все словари, но не нашел ничего похожего.

– Это почему это я диффузор? – возмущение никогда не должно быть наигранным. Иначе зачем вообще возмущаться?

– Потому, болван – замечательно. Коротко и ясно. Но так же непонятно.

– Послушай…

– Не лезь ко мне, – Янина, быстро работая ногами, отползла на пару шагов.

– Я и не лезу. Пока. Но перед тем, как… воспользоваться твоим телом, должен признаться. Я никогда не встречал самку прекрасней, чем ты. Мне очень жаль, что все так получилось, но в пустыне…, – выделившийся желудочный сок позволил облизать губы, —… В пустыне выживает сильнейший. Я буду плакать, нет, рыдать, обгладывая твои аппетитные пальчики. Прости меня.

Я поднялся и пошатываясь пошел за Яниной, которая, проявляя не дюжие способности, пятилась от меня задом.

– Будь благоразумна, девочка. Уже ничего нельзя изменить.

Янина с трудом поднялась на ноги и, покачиваясь из стороны в сторону, бросилась бежать. Проклиная топкий песок. Проклиная Академию. И проклиная меня.

Естественно, я бросился следом.

Негодяйка не зря разбавляла отжимания бегом. В этом у нее имелось преимущество. Но я из рода Ночных Охотников и умею долго преследовать удирающую добычу. Существует одно старое правило. Побеждает догоняющий. Надо лишь упереться взглядом в спину жертвы и, считай, она у тебя в кармане. Вопрос только в том, кто первый не выдержит под палящими лучами солнца?

Наш бег ничем не напоминал бег в истинном его значении. Тряска двух высохших мешков, болтающихся при каждом порыве ветра. Падающих, встающих, грязно ругающихся. Во общем неприятный диалог двух страшных негодяев. Скорость на уровне крейсерской. Двадцать шагов в час.

Каждый раз, когда казалось, что волосы Янины вот—вот окажутся у меня в руках, девчонка делала невероятный рывок, и я хватал только воздух. Но она боялась. Я чувствовал это. Запах страха стелился за ней легким облаком, обволакивал меня, заставляя напрягать последние силы.

Какая безумная была гонка! ( В этом месте я несколько раз цокаю языком. Именно так показывали свое восхищение жители древнего государства Эскимосии. А может я и ошибаюсь.)

Какая долгая была гонка!

Пока она не скрылась за выступом бархана.

Я вскарабкался за ней. Ну наконец—то. Спина Янины находилась в двух шагах. И она не двигалась.

Словно древесный тигр я бросился на настигнутую добычу, опрокинул вниз лицом и страстно впился зубами в ее шею.

– Вода! Там вода!

Как же, поверил. В этой дурацкой пустыне нет ни воды, ни зверей, которые давно подохли от жажды, ни деревьев, которые засохли под горячим солнцем. Ничего, кроме меня и лежащей передо мной пищи.

Я почувствовал, как вязкая капля крови растекается по языку. Жизнь. Это прекрасно.