Эдуард Геворкян - Темная гора Страница 22

— Все равно не поверишь, почтенный Медон, — сказал Лаэртид, — но я непричастен к этому славному делу. Правда, тот воин был из моей дружины. Вызвался сам затаиться и, ночи дождавшись, ворота открыл, ну а пьяных троянцев сломить уже дело простое…

— Однако же, о хитроумный царь Итаки, — возразил ему Ахеменид, повернув к базилею глазницы свои, коростою покрытые, — кто, как не ты, предложил ахейским вождям затею с конем? Кто, как не ты, выделил доски Эпею-строителю, пожертвовав частью своего корабля, и крепость его тем самым ослабил?

Промолчал Одиссей, но пристально глянул на Ахеменида и задумался о чем-то. Угомонился рассказчик, легли остальные, лишь двое стражей остались бодрствовать у огня. Заворачиваясь в кошму и смежив глаза, Полит услышал, как негромко Медон сказал базилею:

— Право, о царь, я был рад услышать о твоих подвигах. А то, прости за неучтивость, недавно мне показалось, что все истории о троянской войне и о сваре богов небесных придумали от скуки аэды, пока ты на Огигии с прекрасной нимфой радости вкушал земные. Теперь же я, на Зем возвратившись, в списки внесу рассказ о деяниях твоих, и украсит он рукописей моих собрание.

— Если бы ты, Медон, поплавал с мое и вшей покормил под вратами Трои, и не таких еще историй бы услышал! — ответил ему Одиссей. — Я же делал свое дело, а что наплетут после аэды, так на то им и дар слова дан — истории хитро плести.

— Неужели и злобная нравом Цирцея в свиней обращала людей?

— Плавные речи Цирцеи могли убедить, что ты камень, вода или мясо для жертвы богам, — еле слышно сказал Одиссей. — Если смертные вроде нас с тобой в глаза ее черные глянут и речи те, песне унылой подобные, услышат — поверят во все, что она говорит. Вот и мнилось спутникам моим, что они превратились в свиней.

— Как же ты избежал участи этой?

— Пьян был, вот и не взяло меня колдовство. Друзья же мои на еду налегли поначалу, потому и духом ослабли. Слепой перепутал — не вино было их злоключеньям причина.

— Сок виноградный, несущий веселье, многих еще от чар колдовских охранит, — убежденно сказал Медон. — Коли бы не перебрал тогда у тебя, ел бы тело мое теперь червь могильный, а сам бы от мук жажды маялся в лоне Аида.

Что ему ответил базилей, Полит уже не слышал, сон смежил веки его. Ночью, проснувшись от треска головешки, он долго не мог заснуть, вслушиваясь в шелест жухлой листвы, плеск волн, храп стражников и невнятное, еле слышное бормотание слепого рассказчика, что и во сне не мог остановиться. Подивился юноша, как это Медон, лежавший рядом с Ахеменидом, спит безмятежно, да и сам вскоре заснул.

Наутро все были разбужены криками дозорного, вскарабкавшегося на уцелевший кусок стены. Быстро к нему поднялся Арет и, присмотревшись, спрыгнул вниз.

— Корабль на горизонте, — доложил он базилею.

— Быстро на судно все! — велел Одиссей. — Уходим отсюда!

Дружинники подхватили котлы, мгновенно свернули шатер, а Калипсо полусонных детей уже вела к кораблю. Вскоре отплыли они, и лишь тогда у Полита появилось время осмотреться.

Маленькая точка с темным пятнышком, что так встревожила базилея, казалась безобидной птицей морской. Но хоть был попутным ветер, а гребцы мощно напрягали весла и сам базилей сменил уставшего гребца, все же медленно и неумолимо вырастала птица морская в судно, и два ряда весел уже были видны издалека. Спустили второе весло рулевое, и Полит был приставлен к Филотию помогать управляться с рулем, а Медон помогал мореходам, что у паруса все хлопотали. Даже Калипсо, детей оставив под присмотром служанки, вышла на палубу и, за борт держась, рядом встала с Лаэртидом.

— Не уйти! — сказал Арет и, положив руку на рукоять меча, вопросительно глянул на базилея, что поднялся от гребцов и разминал затекшие пальцы.

— Бой на море принять способен только безумец, — ответил Одиссей.

— А мы и есть безумцы! — Короткие седые волосы дыбом встали на затылке старого вояки, морщин на лбу вроде даже прибавилось. — Что в нашем плавании не безумство? К полдню они все равно нас догонят, так лучше для схватки нам силы сберечь.

Что-то шепнула Калипсо базилею, тот перешел на правую сторону судна, вгляделся вперед и увидел вдали зубчатый берег скалистый.

— Правьте к востоку! — крикнул Одиссей. — Там мы укроемся меж островов.

Филотий и Полит налегли на рулевые весла, парус захлопал, снасть заскрипела, «Арейон» направился к темному берегу. Тонко визжали обитые кожей уключины, силы гребцов изнемогших были уже на исходе, но и берег, изрезанный узкими бухтами, близок. Ветер рассеял низкие тучи, и в солнечном свете узкие тени проток показались чернее мрака ночного.

Мимо камней, которые в пену и брызги крушили волны морские, корабль быстро скользнул в ущелье, а скалы, казалось, к бортам придвигаются сами, столь узок проем между ними. Филотий прогнал молодого Полита, здесь одно неосторожное движение разбило бы в щепки корабль. Юноша утер пот с лица и назад обернулся судно, что преследовало их, паруса опустило, а весла гребцы подняли. Значит, подумал Полит, выхода нет из протоки, здесь они нас и дождутся, когда попытаемся в море мы выйти. О том же, наверно, Арет догадался.

— Заперли нас! — сказал он базилею. — Высадиться бы на сушу, тогда и посмотрим, кто кого: они одолеют или мы этих сучек драчливых на место поставим!

Но Одиссей не слушал его, взгляд базилея скользил по острым вершинам и редким пятнам зелени жухлой, что по скалам пласталась. Да и Медон, насупившись, тихо под нос бормотал, словно рапсода слова вспоминая, а вспомнив, ладонь ко рту приложив, что-то шепнул базилею. Тут и Калипсо вышла из закутка носового, а за нею и дочь увязалась.

— Медон опасается, не здесь ли жилище коварных сирен, — сказал Одиссей.

Взором окинула острым ясноглазая нимфа каменистые склоны и головой покачала, а маленькая Лавиния вдруг укоризненно пролепетала:

— Разве сирены не подстерегают мореходов у берега песчаного? Здесь иные напасти ждали Ясона. Отец, ты рассказывал мне…

Погладил девочку по голове базилей и повелел Калипсо:

— Ребенка назад отведи, а служанок я сам накажу, что отпустили без спроса.

Протока то сужалась так, что весла чуть не, цеплялись за стены отвесные, срывая порой остатки скудной листвы с жалких кустарников, то расширялась маленькими озерами в обрамлении скал, но пристать было негде.

Выплыл корабль в заводь большую, откуда, казалось, есть выходы к морю. Затаившись за мысом, тут можно было укрыться, дожидаясь заката. Нависшие скалы раздались, открыв потаенную бухту, где полоса гальки вдоль берега хоть и была узка, но мореплавателям и она была в радость. Вскоре они все на землю сошли и гребцы, плечи расправив, тоже взялись за оружие. Двух дружинников Арет к мысу послал, следить, не заплещет ли веслами враг, остальные полезли на камни, в поисках укрытия или пещеры.