Роланд Грин - Волшебные камни Курага Страница 22

— О боги, чем же я вас так прогневал! — возопил киммериец.

Илльяна улыбнулась, блеснув зубами:

— Неужели ты не знаешь о том, что колдовать нагишом куда удобнее?

— А ведь верно! Любая нагая женщина под стать колдунье!

— Скоро я и тебя волшебству научу, киммериец.

Шум и крики за стеной не смолкали ни на минуту. Илльяна уже сбросила с себя все одежды. На одной ее руке горел Камень Курага, на другую был надет резной браслет из слоновой кости. В призрачном изумрудном свете она казалась атлантийской богиней, поднявшейся со дна морского для того, чтобы отомстить тем, кто был повинен в гибели ее народа.

Конан взял в руки кинжал и поспешил к крайним стойлами разрезая на ходу ремни, которыми кони были привязаны к столбам. Освободив так всю конницу Ахмая, он подбежал к Илльяне, стоявшей возле своего жеребца.

— Больше нам здесь делать нечего.

Киммериец положил Дессу поперек седла и взобрался в седло сам. Илльяна подняла руку с Камнем и забормотала:

— Хаос, Хаос, проклятый трижды, заклятьем тройным тебя, о Хаос…

Далее следовало нечто крайне невразумительное и в то же время велеречивое. Конан негромко чертыхнулся и покачал головой.

Невесть откуда налетевший ветер закружил по конюшне, вздымая в воздух кипы соломы, разбросанные по земле. Жаровня внезапно опрокинулась набок, и из нее высыпалось несколько раскаленных угольков, тут же воспламенивших своим жаром разметанную вокруг солому. Пламя мгновенно окрепло и с ревом набросилось на стены конюшни, пытаясь достать своими жаркими языками до перекрытия.

Илльяна сжала руку с Камнем в кулак и выбросила ее вперед отчего ворота с треском распахнулись, словно сокрушенные тяжелым тараном.

— Хайа-а-а-а! — заорал Конан и, пришпорив своего жеребца, направил его прямо на воинов Ахмая.

Животное, явно не привыкшее к подобным передрягам, сделало пару скачков вперед и, возмущенно заржав, перешло на шаг. Конану, несмотря на это, так и не пришлось сразиться с неприятелем, — вид Илльяны сразил наповал тех немногих воинов, что были исполнены решимости сойтись с ним в бою. Нагая, сияющая изумрудным светом волшебница, восседающая на спине огромного храпящего скакуна, выглядела, мягко говоря, жутковато.

Илльяна сделала три круга по двору, после чего в нем не осталось ни души, и забормотала новое заклинание.

Камень Курага засиял ярче прежнего и испустил тонкий ослепительный луч, тут же обративший в ничто железные петли и запоры крепостных ворот. Не прошло и минуты, как врата с грохотом рухнули наземь, подняв тучи пыли. Ни Конан, ни Илльяна не хотели испытывать судьбу понапрасну, к тому времени, когда пыль осела, они были уже далеко.

Проехав примерно половину пути до того места, где их ожидали Раина и Масуф, путники решили сделать небольшой привал. Конан остановил коня и, приложив ладонь к уху, прислушался. Судя по всему, преследовать их никто

— Если им и удастся спасти своих коней, — бросила Илльяна, — они вряд ли смогут успокоить их.

— Неужели вы думаете, что они не станут искать меня? — тут же возмутилась Десса.

— Во-первых, милочка, у них нет коней. Во-вторых, их предводитель спит таким крепким сном, что его теперь и гром не разбудит! Не забывай, что мы имеем дело не с волшебниками, а с самым обычными людьми, усмехнулся Конан.

— Она-то уж точно волшебница! — прошептала Десса, взглянув на Илльяну. — Что до тебя, то ты обычный солдафон, это по тебе сразу видно.

С минуту помолчав, она спросила:

— Для чего вы увезли меня из Крепости?

— Разве ты забыла? Мы хотим вернуть тебя твоему суженому. Тебя — ему, а тебе — его. Ты понимаешь?

Илльяна достала из подсумка свою одежду и стала неспешно облачаться в нее. — Все это время она скакала совершенно нагой, ни разу даже не пожаловавшись на ночную прохладу, от которой озяб и привычный ко всему Конан.

Десса была куда капризное… Взяв у Илльяны платье, предназначенное для нее, она с минуту помедлила и затем бросила его наземь с таким отвращением, словно держала в руках клубок змей.

— Я не хочу надевать ее платье! Оно заколдованное!

— Тогда надень мое! — вновь усмехнулся Конан и бросил рабыне одну из своих туник.

— Спасибо и на том, — фыркнула Десса. — Одного не пойму — с чего вы взяли, что я останусь с вами?

Конан и Илльяна встретились взглядами. К волшебнице дар речи вернулся раньше.

— Десса, Масуф любит тебя. Он сам говорил мне об этом, — негромко сказала она.

— Мало ли что он говорит! Он любит только золото — золото и деньги! Именно по этой причине он и стал рабом. С Ахмаем мне было куда лучше, чем с этим скрягой. Я бы согласилась и в "Трех Грошах" работать, лишь бы к нему не возвращаться!

Рабыня повернулась к Конану:

— Капитан, может быть, вы сможете предложить мне и какую-никакую обувь? Дорожка-то мне предстоит, сами понимаете, какая неблизкая…

— Кром! — вырвалось у Конана. Он умудрился взять себя в руки и уже спокойно добавил: — Десса, мы должны вернуть тебя Масуфу. Мы у него в долгу. Боги же ох как не любят неоплаченных долгов.

Десса открыла было рот, но, увидев выражение глаз киммерийца, решила промолчать.

— Если ты считаешь, что в Крепости тебе устроят торжественный прием, то ты здорово заблуждаешься, — продолжил Конан. — Они станут подозревать тебя во всех смертных грехах и отправят тебя куда-нибудь на кухню… Помимо прочего, я сделаю все возможное для того, чтобы ты туда уже не вернулась. Ты слышишь меня, Десса?

Он снял с седел фляги и отправился на поиски родника.

10

Они выехали в то время суток, которое иранистанцы почему-то считают утром, хотя иные люди скорее склонны считать ночью, ибо тьма в этот час стоит еще такая, что хоть глаз выколи.

Конан и Раина решили не перетруждать зря своих жеребцов и повели их в поводу. Для Дессы и Масуфа заранее была приготовлена пара жеребцов, и потому каждый из путников скакал в своем седле. Ни раба, ни рабыню нельзя было назвать опытными наездниками, и это сильно сказывалось на скорости их передвижения. В случае опасности Конан и Раина приняли бы своих новых спутников в свои седла, ибо в противном случае те были бы изловлены неприятелем в два счета.

К счастью, пока их никто не преследовал, что, впрочем, казалось крайне подозрительным обстоятельством пусть они и избегали все это время не только торных путей, но и горных тропок. За время пути они встречали людей лишь дважды: в первый раз это был пастух, во второй — отшельник.

— Горцы — люди молчаливые, — негромко сказал Конан. — Золото и пытки могут развязать язык кому угодно, но вот время на это уходит разное. Пытать их Ахмай скорее всего не станет, ведь Крепость его в конце концов стоит именно на их землях. Верно!