Елена Федина - Призрак Малого Льва Страница 22

— Тогда выслушай меня и не перебивай.

— Хорошо.

— У Нриса и Кера был мотив. Но не было возможности. У Би Эра не было причин. Да и сил, пожалуй. Он постоянно в режиме «желтой луны» и из него не выходит. Сам знаешь, на «луне» далеко не прыгнешь, тем более с двойной массой. Ольгерд явно ни при чем, он землянин. Я его исключаю.

— Себя, видимо, тоже, — усмехнулся Леций.

— Разумеется. И что ты на это скажешь, брат?

— Только то, что алиби Кера никуда не годится. Он вполне мог выступать в записи, а его приятели утверждать, что он говорил в прямом эфире.

— Я тоже так думал, — сказал Конс и усмехнулся, — но потом я вспомнил одну маленькую деталь, о которой все забыли: Адела терпеть не могла Азола Кера. У него на шее она бы не повисла. Куда уж ему… зато ты у нас — женский любимчик.

Леций долго молча смотрел на него. Просто само благородство, мудрость и святость. Его энергия тускло теплилась в нем в самом слабом режиме «красного костра», он давно уже не вспыхивал «белым солнцем», хотя иногда еще был на это способен. Несмотря ни на что, он держался уверенно и был красив как ангел. Ангел в костюме дьявола.

— Я тоже слишком долго тобой любовался, — с горечью сказал Конс.

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Леций.

— Только то, — проговорил Конс ледяным тоном, — что ты убил мою дочь.

— Я?! Ты что, с ума сошел?

Конс и не сомневался, что он будет отпираться.

— Хватит. Довольно сцен!.. Я давно тебя знаю, Леций. И гораздо лучше, чем другие. Ты способен на все. У тебя цель всегда оправдывает средства.

— Это все твои аргументы?

— Тебе мало?

— Конс, я твой родной брат. Ты это еще помнишь?

— У тебя было все. И мотив, и возможность. Этот несчастный ребенок разрушал все твои планы. Ты боишься, что твои ненаглядные аппиры биологически растворятся в человечестве! Ты виделся с Аделой накануне и вполне мог угостить ее отравой, тебе она вешалась на шею, когда ты появлялся… И, наконец, ты единственный, кого вообще не было на приеме.

— Железная логика, — усмехнулся Леций.

— Тебе и этого мало?

— На все это я могу сказать только одно: я не убивал твою дочь.

— Где ты был во время приема?

— Это допрос?

— Отвечай, черт возьми!

— В ванне.

— Тебя кто-нибудь там видел?

— Нет.

— Конечно, нет. Потому что ты был в палате у Аделы.

— Послушай, брат. Ты, конечно, в шоке, тебе больно. Я могу это понять. Нам всем больно. Я даже могу тебя простить за такие подозрения. Но не лучше ли нам объединиться и искать настоящего преступника?

— Тогда скажи, — холодно взглянул на него Конс, — кто из Прыгунов глотает амизот-7 после телепортации? Кто вообще его принимает? Кому не хватает своей энергии? Кто из нас поизносился больше всех и держится на наркотике? Кера? Или, может, я?

— Ты пришел надо мной поиздеваться, не так ли?

— Нет. Я пришел тебя спросить: что пачка твоего амизота делала на полу в больнице?

— Что?

— Не в палате, конечно. В коридоре. В какой Адела палате, ты знать не мог.

— Покажи.

Голос у Леция наконец дрогнул. Он медленно взял протянутую, уже распечатанную зеленую коробочку.

— И ты нашел ее там? — сухо спросил он.

— Именно там. Я знаю, что после прыжка тебя ломает. Ты тут же проглотил эти две капсулы. У тебя тряслись руки, и ты сунул пачку мимо кармана. Если можешь, разубеди меня.

Леций встал и подошел к окну. Его золотые плечи как-то сразу ссутулились. Он долго молчал.

— Если тебе этого достаточно, Миджей… что ж, можешь считать, что это я. Я устал.

— Что значит, можешь считать? Или опровергни меня, или скажи мне прямо: «Я убил твою дочь».

Леций повернулся к нему. Лицо его было перекошено.

— Да, — сказал он, — я убил твою дочь, — и больше ничего тебе объяснять не намерен. Можешь собирать Директорию!

Ольгерд бросил рюкзак на пол, заказал роботу яичницу и опустошенно сел на кровать. В его столичной квартире хозяйничал робот Мотя, поэтому порядок в отсутствие хозяина возникал идеальный. Другой, конечно, Мотя, нового поколения.

На кухне зашипело. Ольгерд сидел и тупо смотрел на себя в зеркальную стену. Он видел крепкого, матерого мужика, сурового красавца, давно уже не мальчика, которому просто положено быть умным и владеть своими чувствами. Положено… Но не дано.

Он понял, что неисправим. Что мудрым и дальновидным бывает только в периоды затишья. Что не видать ему никакой Земли и никакого дома с ласковой хозяйкой и детьми. Для этого нужно уметь любить обычную земную женщину. А Ольгерд Оорл на это органически неспособен. Его тянет только на богинь. На худой конец, на принцесс.

Собственно, ну и что? Он будет выглядеть смешным? Возможно. Не вернется на Землю. Но ведь можно жить и здесь. Да он уже и забыл там всё и всех. Труднее будет сказать всё Синеле. Но уж лучше сейчас, чем потом… И Леций сможет сколько угодно тешить свое самолюбие над поверженным Оорлом. И ради бога. Он имеет полное право. Только когда-нибудь ему это надоест.

Вот, кажется, и всё. И что? Только из-за этого отказаться от самой лучшей девушки во вселенной? От счастья говорить с ней и смотреть в ее глаза, от острейшего наслаждения, которое дает ее прекрасное юное тело. Нет, он еще не настолько окаменел и засох!

Мотя принес яичницу вместе со столом.

— Спасибо, друг, — Ольгерд взял вилку и положил в рот безвкусный кусок, аппетита не было, только голод, — что там новенького?

— За какой период? — деловито уточнил Мотя.

— За последние сутки.

— Тебе было двадцать семь звонков. Перечисляю по приоритетам: Леций, Конс, Гектор, Синела, Эр, Кера, Нрис, Флоренсия, Ингерда, Сия…

— Стоп, — сказал ему Ольгерд, — они что, сговорились что ли? Что случилось? Включи-ка мне последние новости.

Мотя показал ему запись последних новостей. Телесеть на планете была еще не развита, да и населения было маловато для теле-изобилия. Новости выходили раз в полдня, поэтому приходилось их записывать в свое отсутствие.

Репортеры потолкались на месте происшествия в дубовой роще, в больнице у Флоренсии, у Конса дома, во дворце у Леция, пытались выяснить у Гектора, что он обо всем этом думает, показали возмущенную толпу людей возле полпредства. Люди требовали срочно усмирить злобствующих аппиров или срочно увезти отсюда всех желающих. Личная трагедия семьи Индендра разрасталась во всепланетный скандал.