Дмитрий Перовский - Конкурс-семинар Креатив: Безумные миры Страница 22

— Третий день страдает, а ведь им еще с айвеном спор закончить надобно. — Откуда ведьма знала такие подробности про обычаи проводников, я мог только догадываться. — Они спокойно в Мир Теней не уйдут, им нужно доплясать битву!

— А если айвен проиграет? — испугалась лекарша.

— Значит айвен уйдет в Мир Теней побежденным, а если выиграет, то победителем. — Ведьма преподнесла очевидное, как сакральную истину. — Им обоим недолго осталось: не тела — куски мяса! Извини, айвен, сам всё видишь.

Мне оставалось лишь молча согласиться.

— Я знаю, ты гордый, — теперь ведьма обращалась ко мне, — и побежденным в Мир Теней по своей воле не уйдешь. Но видя ваши мучения, я страдаю вместе с вами. Мой от дикой мяты успокоится, толком и не разозлиться. Я траву разложу в пещере, а ты тихо закончишь начатое.

Ведьма прекратила пытать воском мою руку, поднялась со стула и поспешила из комнаты. Выходя, она уже не могла скрыть рыданий. Видно, больно привязалась к помирающей твари. Наверное, никого ближе чудовища у неё не было.

Как теперь у меня никого ближе Яшки. Он появился в самом конце разговора, очень возбужденный и немного растрепанный.

— Ты где был? — Я еще не видел проводников в столь очеловеченном виде. Видно, Яшка своё тело, ой, как любил, до сих пор не наигрался.

— Так я чтоб разговоры твои не слушать. Сразу же видно — важные. И черной свечки из человеческого воска не пожалели, — ушел от ответа хитрец. — Я вот что думаю, тебе ту тварь убить надобно, чтобы мы все в Мир Теней отправились. Я тебе в том помогу, а ты мне дальше дорогу откроешь. Договор?

— Договор! — Пожал я руку Яше. Мне разбойника всё равно отпустить следовало, и так в Мире Теней его соперники заждались. Триста душ как-никак, коль не врет. Да и долг передо мной отработает, что тогда глупость отчебучил.

По углам пещеры, как и обещала ведьма, зеленели пучки мяты. Хвост умиротворенно лежал на туше, как и когда я подошел к твари с к ней с кинжалом. Казалось, чудовище или спит, или уже встретилось с создателем. В углу сидел проводник, его движения были медленными, неуклюжими. Крыса улыбалась то ли от мятного дурмана, то ли от нашего вида.

— У неё хвост странный, — учил я Золотаря на собственной ошибке. — Я когда крысе башку крутить буду, ты за хвост её держи. Только осторожно, она им что угодно выкинуть может. Понял?

— Понял, — согласился Яшка, а сам тихо пробурчал: «Что ж ты мне тогда башку не скрутил, герой?» Я сделал вид, что не услышал.

Крыса заулыбалась еще шире, видя, как я подхожу к ней мимо агонизирующей туши и собственных, уже почерневших, ног. Когда я оказался совсем близко, крыса не выдержала и издала писк, который запомнился мне еще с прошлой встречи. Сейчас Яшка пропустит юркий хвост, и под дикий свист я уйду в Мир Теней побежденным, что для айвена вечный позор.

Но вместо свиста послышалась ругань помощника.

— Опять ты, бесовский глист! Сейчас ты узнаешь силу Яшки — Золотаря! — Обернувшись, я увидел, как разбойник держал в руках незваного проводника, походившего на змею или на хвост. Тот был почти бездумным, поэтому его присутствие я и не ощутил. Я даже не знаю, как проводник передвигался, — ползал или летал, — ведь Яшка в здоровенном кулаке зажал хвост и молотил кисточкой об землю, принимая её за голову. — Чего сюда припёрся, змий?! Паразит проклятый!

И действительно, выходило, что хвост — это чудище-паразит, присосавшиеся к крысоподобной твари. Настолько безмозглое, что ни дикая мята, ни баюнная Песня его не усыпляли. Может одним умом на двоих жили, а может и без него «змий» обходился, творец силен и не на такие выдумки. Наверняка ведьма об этом знала, только не учла напарника-Яшу. А тот, любопытный, отыскал гада, пока меня Пастушка путала, и даже успел с ним поцапаться. Яшка бил хвост с такой яростью, что и у туши в пещере взбесился отросток, буквально кроша каменные стены. Еле успокоили.

Прощально задрожав в руках Яшки, проводник хвоста обмяк. Гордый, что не растерял прижизненную прыть, разбойник перекинул духа через плечо, словно хлыст.

Не ожидавшая такого выступления крыса, испуганно забилась в угол и ждала страшной участи. Конечно, сейчас не дам пуску в Мир Теней, и загнивай со скуки посреди тумана!

Вежливо поклонившись крысе, я отошел, открывая путь из ловушки. Проводник бросился прочь, пища от благодарности и страха, что я передумаю.

Яшка смотрел то на радостно улепетывающую крысу, то на странно улыбающегося меня. Хвост на его плече чуть оклемался и тихонько подрагивал.

— А ты чего стоишь? Бегом за ней! Договор! — Махнул я в сторону растворившегося в тумане духа.

— Давай! Мы тебя ждем в Мире Теней! — Просияв на прощанье золотой улыбкой, Яшка утонул в пелене, поглаживая хвост. — Мы еще повоюем!

А ведь прав разбойник: ничто так не разгонит посмертную скуку, как добрый бой с былым противником! Сегодня я приобрел ещё троих, хороша компания! Но сам я не спешил за проводниками, а меня несло в сторону света.

В глаза било бледное зимнее солнце. Снег скрипел под нашими санями. Возле меня сидел шаман из Гнезда и пел. Не баюнную Песню, а просто сказ про воина, плывущего на лодке в Мир Теней. Мне казалось, что я лежу не в утепленных соломой санях, а качаюсь на волнах великой реки междумирья, откуда я только что вернулся. Ведь ясно, что пел учитель для меня и про меня. Про умирающего айвена:

…Черный неба холст, лютая метель,

Дух мой, проводник, дай не сесть на мель.

Проводи меня к мудрому творцу,

В ноги упаду к своему отцу.

Тело не моё, отдавать пора,

Забирай, отец, нагулялся я!

По темн̀ой воде я к тебе спешу,

Песнею лихой душу отпущу.

— Чего ты хочешь, ведьма? — неожиданно прервал песню учитель. — Совсем, черная, страх растеряла, что путь айвенам преграждаешь?

— Извини, мудрейший! — По голосу я узнал Пастушку. — Вот! Они просили передать!

— Ладно, давай, — нехотя согласился шаман.

Я услышал, как засеменила по снегу старуха, опасаясь мести за подлость. А наши сани поскребли дальше.

— Тебе, айвен, — обрадовался шаман моему пробуждению. Рядом со мной легли мохнатый хвост и острый коготь. Их оружие — мои трофеи. А учитель продолжил древнюю песню про уходящего воина:

…Песни путь лежит — между гор река,

Пусть душа летит вдаль за облака,

Пусть она махнет над землей крылом,

Я ей подсоблю по воде веслом.

Лодочку качнет, словно колыбель —

Мой последний сон, мягкая постель.

Под землей течет давняя река,

Вот и мой черед пасть у ног творца…