Валерий Вотрин - Гермес Страница 22

Дорога не уходила глубоко в недра скал, как казалось издалека, а змеей вилась по самым уступам, узкая, опасная, она грозила смертью неосторожному. Мес, не колеблясь, ступил на нее.

Я и Сизифа увидел, терпящего тяжкие муки. Камень огромный руками обеими кверху катил он. С страшным усильем, руками, ногами в него упираясь, в гору он камень толкал. Но когда уж готов был тот камень перевалиться чрез гребень, назад обращалася тяжесть. Под гору камень бесстыдный назад устремлялся, в долину. Снова, напрягшись, его начинал он катить, и струился пот с его членов, и тучею пыль с головы поднималась.

Камень ударил Меса в плечо, когда он, ничего не подозревая, спокойно, хотя и осторожно, продвигался вперед по тропе. Небольшим был тот камень, но Месу он показался тяжелее небесного свода. Потирая ушибленное плечо, он остановился и принялся глядеть вверх, откуда прилетел камень. Оттуда послышался издевательский смех, и снова полетели камни, большие и малые. Это был целый камнепад. Они падали на дорогу, скача, перемахивали через нее и улетали вниз, в долину. Пыль, поднятая ими, застлала кругозор. Мес, размышляя, стоял под надежным укрытием скал. Вновь услыхал он смех, несущийся сверху. Тогда Мес поднял свой кадуцей.

— Усни, — сказал он.

Смех оборвался. Дорога сворачивала налево, загибаясь немыслимо, и в месте ее изгиба была широкая площадка. Отсюда весь скорбный путь, им проделанный, был как на ладони. На площадке лежало тело. Мес приблизился. Человек — высок, с черными кудрями и белым, гладким лицом, — спал.

— Ба, ба, ба, — сказал Мес, взглянув на него. — А ну, проснись!

И человек воскрес. Он моментально сел, дико озираясь, и узрел Меса. Они смотрели друг на друга.

— Так вот кто швыряет камни в одиноких путников, — дружелюбно произнес Мес, рассматривая его. — Нехорошо-то как, а?

Человек усмехнулся и поднялся.

— Я не знал, что это ты, — сказал он небрежно. — После долгих лет ожидания — и увидеть на этой дороге идущую фигуру… Это было сильнее меня. Я сразу же кинулся собирать камни.

— А это, к досаде твоей, всего лишь я.

— Если б я знал, — пожал плечами человек. — Но мы все здесь пребываем в бездействии. Только бы он осознал, как это тяжко, еще тяжелее, чем отбывать вечное наказание. Только бы он дал нам дело…

— Ты обнаглел, — сказал Мес. — Вы все здесь обнаглели. Вы, мусор, смутьяны, стали привилегированными. Вот что скажу тебе. Помнишь тот камень, что ты вкатывал в гору?

— Я век его помнить буду.

— Довольно! Он был символом напрасных твоих потуг бороться с волею богов. Ты вкатывал и вкатывал его на гору, но он скатывался в долину, и тогда… Я не буду напоминать тебе всю историю.

Лицо человека было угрюмо.

— Он дал тебе право швырять камнями в голову всякого, кто попытается подняться сюда? — спросил Мес. — Каков милостивец! И он-то думал, что ты этим утешишься!

— Мне хватало этого.

— Месть, — фыркнул Мес. — Ты остался человеком. Причем именно тою злобной смертной тварью, какой не избыли из тебя века наказания. И что же, всем он дал такие возможности?

Человек покачал головой.

— Кроме нас, здесь почти никого нет. Если ты будешь продолжать идти по этой дороге, ты встретишь кое-кого. Но не всех. Мы, казнимые вами, у него в чести.

— Это мне известно.

— Таким образом он решил отплатить нам за наши страдания. И он поступил правильно.

— Ты так считаешь?

— Да.

— Тогда спи.

И человек свалился наземь, а Мес продолжал свой путь.

Мрак то сгущался, то редел, и тогда становились видны по сторонам то горы, то реки, то какие-то строения. Ни звука не было в темном прохладном воздухе. Я бы сказал, что это и есть главная особенность Недр: здесь нет тех милых сердцу звуков, какие непрестанно бушуют на поверхности и которые, в сущности, и представляют жизнь во всем ее многообразии. В Недрах этого нет — здесь царит молчание. Не тишина, а именно молчание, будто все те, кто обитает здесь, при твоем появлении вдруг замолкли и тихо ждут, пока ты пройдешь, чтобы потом вновь начать свои медленные бессмысленные разговоры. Мом когда-то прозвал дядю Спелеологом, и мне это понравилось. Но не понравилось ему. Да, Мом всегда был человеконенавистником. На деле он единственный являлся инакомыслящим под суровым оком отца, не терпящего свободных волей. Тяжка роль шута, но еще тяжелее роль шута умного, сознающего гибельность всего происходящего.

Он проходил мимо странного дома, вздымавшегося на своих серебряных колоннах к черным небесам. Над ним нависали скалы, из которых убийственно медленно вытекал и журчал по камням обрамленный алым мрамором ручей. Дом, конечно, сейчас был пуст, как большинство домов в этой стране. Когда-то жила здесь богиня, будящая ужас в бессмертных, страшная Стикс, — Океана, текущего кругообразно, старшая дочь. Я знавал ее. Это была женщина, красивая мрачной и нелюдимой красотою. Она ушла одной из последних, не вытерпев одиночества и презрения, ставших еще более невыносимыми. Но родник течет. Ужасный это родник.

Он вдруг остановился, точно прозрев, подошел к роднику и набрал немного воды в оказавшуюся на его поясе небольшую фляжку. Вода эта ценится в сто раз дороже мутноватой воды Леты, ледяной воды Коцита, отдающей болотом влаги Флегетона. Жиро со товарищи дорого бы дали, чтобы набрать в туесок этой водицы. Они проглядели в самом сердце владений своего господина, где власть его незыблема и тверда, заповедный уголок — осколок древнего мира. О сын мой Пан!

Ну вот, наступает самое главное.

Бездна бездн — собственно Тартар — наверное, если говорить научно, есть не что иное, как гигантский разлом в коре планеты, берущий свое начало в грандиозной каверне Верхнего Тартара и уходящий в недра на многие сотни миль. Вниз вела хорошо сохранившаяся лестница. Возле торчком была воткнута большая серая плита. Было запечатлено: «Если уж ты удосужился пройти весь Аид от края до края, то тебе нечего бояться спуститься и сюда, ибо терять тебе уже нечего: ты зашел слишком далеко». Мес, начавший спуск, улыбнулся юмору Спелеолога, любителя откалывать такие мрачные шутки. Потом он начал думать о предстоящем. Глазам его открывалась темная и кажущаяся бездонной пропасть. Ни огонька было в ней. Она воронкообразно вклинивалась в самое сердце Земли, и по склонам ее тянулись, невидные и черные, террасы, на которых жило очень много существ, встречаться с коими Месу совсем не хотелось. Он не боялся. Лестница была хорошей защитой, и он знал, что не встретит никого, с кем не хотел бы встречаться.

Он остановился передохнуть и еще раз заглянул на самое дно Тартара. Там-то под сумрачной тьмою подземные боги-Титаны были сокрыты решеньем владыки бессмертных и смертных в месте угрюмом и затхлом. Он вновь начал движенье. Нет, не люблю я эти места, которые искони приписываются мне в виде Ареала. Узнал бы дядя… У нас были плохие отношения. Вечно больной, тощий и злой, кашляющий старик, он был сердит на весь мир. Это был настоящий отшельник. Но отнюдь не аскет.