Владимир Егоров - Падение Арконы Страница 22

Космический Разум, Воля Вселенной ищет себе аватаров. Разве не справедливо, что выполнив свою миссию на том или ином витке, Человек поднимается на новый этаж Мироздания, к вершине Мирового Дерева, к Истоку, к диву — к самому Роду, который есть Отец-Стрибог, Творец-Сварог и Свет-Свентовит.

Много было в росском краю Сварожичей, а киев-кузнецов и вовсе не сосчитать по пальцам. В разные исторические эпохи — размышлял Игорь разные люди вместе с именем бога или героя взваливали на свои плечи груз вековых проблем, тяжесть непосильную для маленьких человечков. Мощью замысла, величием подвигов они восходили на ступень бытия, казавшуюся современникам, да и потомкам, недоступной. Боги не слагают мифов, они их творят сами… Рабы не способны на подвиг — это удел свободных.

… Вдруг со всех сторон зазвучали трубы, то перекликались Хранители Малого круга. Створки врат отверзлись. Луч окрасил лицо кумира — теперь непосвященному разрешено войти, что Ингвар и сделал.

Казавшийся снаружи сплошь каменным, изнутри Храм был отделан деревом. Деревянную поверхность украшали картины тех же подвигов Свентовита и других божеств. Не сделав и десяти шагов, наш герой натолкнулся на изваяние девушки в злато-багряных одеяниях — то была Мерцана — вечная предвестница явления Хорса и сестра его. Именно в этот момент Игорь отчетливо представил себе огромную разницу между Светом и Светилом, Целым и Частью. Как может быть един Всевышний во многих ликах.

Здесь Игорь остановился, чтобы додумать мысль о личностях-легендах, которые дают начало принципиально новым и необычным с точки зрения обывателя культурным традициям. Потому не вдруг они оказываются у родника истории, начиная жить в собственном Времени, обретая вечность в глазах менее «удачливых», обретая бессмертие.

Волхв Зигг из Парфянского Асгабада, сам по себе человек, чьи знания и воля превосходили общедоступные, совершил со своими родичами беспримерный для первого века до новой эры переход в Скандинавию. Там он стал известен, как аватар Одина — покровитель, прародитель и благодетель скандинавских героев и конунгов, могучий, мудрый Всеотец, открывающий пред смертными тайны Вселенной. Один соединил в себе мага, поэта и воина. Зевсу не давалось стихосложение…

Смешно говорить о каком-то там варяжском иге, — рассуждал Игорь. — . В отличие от хазар, скандинавы и варяги — ругии да ободриты — не навязывали новгородцам, а после и полянам, веры в собственных богов. Они и не могли этого сделать, поскольку связанные одной ведической традицией не видели особой разницы меж своими кумирами, чьи всеобщие имена скрылись за божественными псевдонимами — хейти. Тот же Один в зависимости от ситуации мог назваться Иггом — Ужасным, Гримниром — Маской, Харбардом Седобородым, Харом- Высоким, Сеятелем раздоров, Отцом ратей, Хрофтом… Хейти избавляло человека от общения с богом всеобъемлющим, ведь смертному всегда хочется чего-то конкретного, обыденного и как можно скорее — хейти открывало лишь одну из дверей подсознания.

Далеко не самую широкую и удобную дверь, но недалекому человеку годилась и такая. Волхвы-годи знали не менее пятидесяти псевдонимов Одина и еще больше кеннингов — словосочетаний, упоминающих Всеотца как-бы вскользь, иносказательно — «Отец битв», «старший из трех братьев», «сын Бестлы» или «внук Бури»…

«Для русских нет ничего постыдного в варяжской теории. И не верна она вовсе не потому, что скандинавские боги не вошли в языческий пантеон Киевской Руси! Просто, две ветви от одного дерева вновь пересеклись«…думал Игорь. «Тот же Ньерд и дети его Фрейр и Фрейя были венедами. Пасынок Одина по сути — тот же Дажьбог полян, бог света и плодородия. А воинственный Тор — не Перун ли это рыжебородый!»

Внутренность Храма имела два отделения — одно из них представляло собой четыре яшмовых столба с пурпурными и красными занавесами, из-за которых вдруг выступили Любомудр и, облаченный в алую хламиду, Радивед, волхв семиглавого Ругевита. Он выглядел мрачнее тучи. Верховный жрец, одетый в четыре тонкие хитона, один длиннее другого — багряный, зеленый, желтый и белый, шагнул к Ингвару, который приветствовал старших в земном поклоне.

— Как смел ты, дерзкий юноша, привнести в обитель Света свое богопротивное оружие! — разгневался Радивед, указывая на меч за его спиной.

— Времена ныне неспокойные, брат. Может, он и прав, — заступился за парня Любомудр, который не показался Ингвару столь уж грозным, как описывал Всеслав.

— Времена всегда неспокойны. Но от этого клинка веет таким холодом, что даже мне становится страшно. Разве не чуешь?

— Чую! Рассказывай, Ингвар, все рассказывай — ничего не таи! воскликнул Главный волхв, отдергивая пурпурный полог. Воздух вмиг наполнился запахом чудесного вина, которое парень некогда отведал в избушке Власа.

Пред Ингваром возникла деревянная громада в два человеческих роста, изображение имело четыре головы, каждая из которых озирала свою сторону света. В правой руке Свентовит сжимал серебряный рог, украшенный драгоценными каменьями. Левую держал подобно громадному луку. В ножнах на бедре бога покоился меч.

Одетый в длинный ультрамариновый хитон, кумир стоял на голой земле, хотя очень может быть, что под ногами идола было скрытое дерном основание. За спиной Свентовита проглядывался колчан, а также, висящие на столпе седло и узда для коня, видимо, столь же великого, как и его хозяин.

— Узнаете ли вы кладенец? — ответил Игорь вопросом на вопрос, обнажая сталь до половины, ничуть не смутившись присутствия кумира.

— Великие Боги! Это меч Вия!? — удивился Любомудр.

— Это клинок Нави!? — вторил ему Радивед.

— Жаль, Гаргоны нынче еще более ядовиты.

Я узнаю волшебное железо, посланец Волоса. Поскорей вложи меч в ножны! Оружие Нави все равно не должно осквернять святилище. С чем прислал тебя Властитель.

— Дни острова сочтены. Не пройдет и дня, как иноземная рать будет штурмовать Световидову твердыню. Ибо сказано мне было Олегом Коровичем: падет Аркона в русалью неделю!.. Я пришел за «дощками» — ибо нет ничего ценнее знания. Так решил Мудрый Велес, и я, клянусь, что сумею спасти бесценные письмена. Правда восторжествует над Кривдой. Пусть не сразу, но ее победа неизбежна.

— Святобор знает?

— Отец после смерти Редона остался проследить за епископом. По его подсчетам к высадке были готовы шесть раз по десять сотен воинов. Это даны и тевтоны. Император уступил главенство Вальдемару — королю Дании, при нем епископ Абсалон, что представляет Папу. Все это я уж говорил перед князем.

— Признаться, — отвечал верховный волхв, — я не доверял твоему отцу, мальчик мой, и ревновал к его особой дружбе с Лютобором. Но уже слишком поздно для недоверия и соперничества. Хотя гонец еще в пути, Свентовит только что открыл нам — враг на острове!