Колин Уилсон - Пустыня Страница 23

А паучиха подбиралась все ближе, пожирая добычу глазами. И тут муха окончательно сдалась. Хищница проворно набросила ей на туловище шелковистую нить, за ней другую. Вскоре муха уже превратилась в плотно спеленутый кокон. Тут и ктырь, даром что все еще хорохорился, начал уже понимать, что скоро придет конец и ему. Он, конечно, еще мог постоять за себя: извернувшись, нанести удар практически под любым углом. Один укол – и паучиха бессильно повисла бы посреди собственной паутины. Тем не менее, когда она, справившись с мухой, решительно двинулась к ктырю. тот уже не сопротивлялся и, лишь раз отчаянно рванувшись напоследок, бессильно поник и дал запеленать себя.

Найл смог на краткий миг мысленно коснуться сознания жертвы и изумился, насколько она стала равнодушной. Выйдя из контакта, он словно пробудился от кошмарного сна. Возвращался мальчик в глубокой задумчивости, потрясенный и зачарованный пережитым. Ему впервые открылись потаенные возможности волевого воздействия. Теперь он явственно чувствовал, что мир вокруг полон страхов и скрытых опасностей, его мозг постоянно находился начеку, чутко реагируя на любые импульсы враждебности. Проходя шагах в двадцати от логова желтого скорпиона, он ощутил на себе взгляд насекомого. Тварь притомилась после ночной охоты и не очень хотела вылезать наружу.

Уловив эту нерешительность, Найл намеренно усугубил ее, послав встречный сигнал о том, что он вооружен и опасен. Скорпион рассудил, что в конце концов ни к чему тратить силы, да еще и рисковать, и остался в логове. Вернувшись в уютную прохладу жилища, паренек бросился на травяную постель в полном изнеможении. Хотя утомилось, собственно, не тело, а ум, истощенный попыткой применить непривычную пока силу. Найлу как раз исполнилось пятнадцать лет, когда Сайрис родила еще одну девочку. Ребенок появился на свет раньше срока, и первые две недели было не ясно, выживет он или нет.

Назвали девочку Марой, что значит «темненькая»: на крохотном сморщенном личике проглядывали забавные коричневые пятнышки. Жизнь ей, несомненно, спасла сладкая муравьиная кашица. Едва ребенок оказался вне опасности, у него запоздало прорезался плач, пронзительный, прерывистый младенческий крик, раздражающий всех, кроме матери. Если девочка не была голодна, ее донимали попеременно то резь в животике, то что-нибудь еще. Первые шесть месяцев своей жизни малышка плакала по несколько часов каждую ночь. Ингельд, никогда не любившая детей, страшно злилась и донимала Торга и Хролфа просьбами подыскать другое жилище. Довольно скоро они нашли вместительное логово примерно в миле от пещеры, неподалеку от красных скал, и прогнали оттуда прежних его обитателей навозных жуков. Однако на новом месте Ингельд провела лишь одну ночь, решила, что там ей неуютно, и – к великому неудовольствию Найла – возвратилась на следующий же день.

Когда Маре минуло полгода, она стала вести себя заметно тише, однако тогда же выяснилось, что она очень беспокойный, нервный ребенок. От любого резкого движения девочка испуганно вздрагивала и принималась плакать, а от внезапного шума просто заходилась в крике. Муравьев же она и вовсе панически боялась.

Как-то поутру Найл случайно услышал, что Ингельд и Торг, думая, что они в пещере одни, разговаривали о Маре, о том, что будет, когда девочка подрастет и узнает о смертоносцах.

– Из-за нее мы все погибнем! – воскликнула Ингельд, и голос ее задрожал. Найл почувствовал, как гнев сжал ему горло: он терпеть не мог эту женщину и презирал ее. Однако, как это ни прискорбно, но Ингельд была права. Страх Мары мог выдать всех. Но что делать? Не убивать же ее! Выход подсказал Джомар: сок ортиса. Когда Джомар был еще мальчишкой, десяток храбрецов рискнули отправиться в Великую Дельту и возвратились с флягами, полными этого сока.

Ортис – растение плотоядное и добычу заманивает изумительным запахом, таким нежным и опьяняющим, что люди от него забываются сном. Когда на цветок ортиса садится насекомое, растение выделяет лишь одну каплю чистой, прозрачной жидкости.

Насекомое жадно припадает к ней и вскоре перестает шевелиться. Словно нежные пальцы, усики растения аккуратно переправляют добычу в большой, похожий на колокол цветок, лепестки смыкаются, и от жертвы не остается и следа. Как удалось избежать той же участи охотникам? Они нарочно выискивали растения помельче, которым не под силу совладать с человеком. Охотник касался цветка пальцем, а проступающий сок сцеживал в маленькую чашечку. Если запах растения его одолевал, остальные кидались на помощь и оттаскивали одурманенного в сторону. Главная беда таилась в том, что некоторым начинал так нравиться этот запах, что люди не хотели отрываться от цветка, добровольно поддавались дурману и пробуждались потом со странной блаженной улыбкой.

Один из охотников тогда забылся, уткнувшись лицом в небольшое растеньице, и тотчас же к рукам, ногам и голове потянулась дюжина колокольчиковкровопийц. Когда остальные сообща оттаскивали товарища, усики упорно цеплялись, не отпуская добычу. Пришлось отсекать их кремневыми ножами, а за это время облака медвяного аромата свалили еще двоих. Когда жадные зевы растений удалось наконец отодрать от лиц и от рук, в сердцевинах цветков, словно роса, искрились капельки крови.

Тот охотник пролежал без чувств два дня, а когда очнулся, то все равно ходил как в полусне. Он возвратился вместе со всеми, но стал с той поры вялым и ленивым. После того, как его несколько раз застали за тем, что он воровал сок ортиса, старейшины распорядились его казнить. Улф, слушая рассказ, то и дело задумчиво поглядывал на Мару, сосущую у матери грудь. Затем повернулся к Торгу:

– Ты бы пошел со мной?

– Разумеется.

– Прекрасно. Отправимся в полнолуние.

– Можно и я с вами? – попросился Найл. Улф положил ладонь на голову сыну:

– Нет, мальчик. Кому-то надо остаться, оберегать женщин. И вот через десять дней Улф, Торг, Вайг и Хролф отправились в Дельту. К той поре появилась и еще одна причина отправиться за соком. У Ингельд по утрам стали случаться приступы тошноты – стало ясно, что она беременна. К походу подготовились обстоятельно. От палящего зноя хорошо защищала одежда из шкуры тысяченожки, для того же служил и прикрепленный к ней капюшон. На ноги мужчины надели крепкие, с многослойной подошвой сандалии. У каждого на спине была легкая удобная сумка, свитая из травяных стеблей. Брать большой запас пищи и воды не имело смысла, всем можно было разжиться по дороге; с собой прихватили лишь немного сушеного мяса и по фляге с водой. Вооружены мужчины были копьями, пращами и ножами; на всякий случай взяли еще и веревки.