Дональд Уэстлейк - Дурак умер, да здравствует дурак ! Страница 23

Ну, а сама Карен? Разве во время нашей первой встречи в парке на Мэдисон-сквер она не наврала мне? Разве не ввела меня в заблуждение? Что я, в конце концов, знаю о ней? Лишь то, что она умеет убедительно лгать и крутит любовь с женатым человеком.

Нет-нет, если мне дорога моя шкура, я не должен верить никому из этих людей.

Но к кому же мне тогда обратиться? Я подумал о своем так называемом поверенном, о доблестном стряпчем Добрьяке. Вот уж кому я не дал бы даже жетон на проезд в подземке. В Сахаре - и то не дал бы. Или Уилкинс, мой сосед. Может, придя ко мне с чемоданом, набитым романом, он на самом деле вел разведку обстановки по наущению мафии? Ведь это не более невероятно, чем утверждения Уилкинса о том, что он якобы написал книгу о воздушных легионах римлян, бомбящих камнями галльских дикарей. Или мистер Грант. Не слишком ли он славный? В жизни таких не бывает. Незаметный, кроткий, безобидный. Разве не таким должен быть самый изощренный заговорщик? Может, Гранта или Уилкинса (а то и обоих, почему нет?) нарочно подселили в мой дом много лет назад, дав им задание следить за мной и дожидаться удобного случая?

Скажете, притянуто за уши? Неправдоподобно? Оно, конечно, так, но разве более правдоподобной была весть о трех сотнях тысяч долларов? А стрельба? А преследования? Разве все это менее невероятно? А похищение Герти прямо у меня из-под носа? А убийство дядюшки Мэтта? Где тут хоть что-нибудь вероятное?

Если уж на то пошло, само существование моего дядюшки Мэтта было совершенно невероятным.

И кто знает, сколь далеко способны зайти некоторые люди ради трехсот тысяч долларов?

Что ж, хорошо, дядя Мэтт был прав: человек с тремя сотнями тысяч не может позволить себе иметь друзей. Отныне и впредь, что бы ни случилось, мне придется рассчитывать только на себя.

Такая мысль не воодушевляла. Я знал наперечет все свои умения и все свои неумения и прекрасно понимал, какой из этих двух перечней длиннее, а какой короче.

Но что мне делать? Если я даже не могу сообщить о похищении Герти в полицию, кто и как сумеет разыскать ее?

Вот и получается, что теперь это тоже моя задача. Осознав, какая ответственность легла на мои плечи, я совсем пал духом. Ну как, скажите на милость, я смогу отыскать Герти, спасти ее и привлечь похитителей к суду? С чего мне начинать? Я умел только рыскать по библиотекам и очень сомневался, что отыщу Герти в одной из них.

Как и подобает истинному исследователю, я попытался сделать обзор имевшихся фактов и сразу же увидел, что их кот наплакал, зато все вокруг окутано туманом подозрений, недоразумений и конфузов. По сути дела, фактов было всего три: 1. Герти похищена. 2. В меня стреляли. 3. Дядюшка Мэтт убит.

Может быть, факт No 3 и есть отправная точка? Ведь все началось с убийства дядюшки Мэтта. Стало быть, и танцевать следует именно отсюда. Как ни крути, но этот факт - единственный непоколебимый утес в бурном море недомолвок и двусмысленностей, его можно исследовать со всех сторон, и, главное, в истинности этого факта я мог быть уверен: дядюшку Мэтта действительно убили.

А убили ли?

Ну, хватит! В конце концов, хоть что-то должно быть правдой. Если вообще ничему не верить, как же тогда думать, как действовать, куда податься? Ведь с чего-то начинать надо.

Вот до чего я успел додуматься, когда вдруг истошно заверещал дверной звонок, и я, вскочив с дивана, застыл, будто истукан. Неужели это они?

Неужели Герти (возможно, под пыткой) сообщила им о моем местонахождении, и они вернулись, чтобы схватить меня?

Первой моей мыслью было спрятаться в стенном шкафу или забиться под диван, зажмуриться и переждать набег. Я даже поднялся на цыпочки и сделал несколько торопливых шагов вглубь квартиры, когда вдруг спохватился, вспомнив, что мне хочется увидеть похитителей, что не далее как минуту назад я ломал голову, стараясь придумать какой-нибудь способ отыскать их. И если они сами явились ко мне, тем лучше.

Во всяком случае, в этом я старался убедить себя, в суетливом страхе озираясь по сторонам в поисках какого-нибудь оружия. В конце концов, моей целью было захватить их, а не угодить к ним в лапы.

В углу, на телевизоре, стояла лампа, казавшаяся сказочно красивой благодаря своей монументальной уродливости. Как Чикаго. На ее фарфоровом основании красовалась бесконечная вереница белых, розовых и золотистых купидонов, водивших хоровод. Не мне судить, но, кажется, все это выглядело весьма похабно. Как бы там ни было, я подбежал к чудовищной лампе, снял абажур с бахромой, вытащил вилку из розетки и, взвесив лампу в руке, с удовольствием убедился в ее тяжести. Спрятав это орудие любви за спину, я открыл дверь, готовый колошматить купидонами по любой физиономии, которая покажется в поле зрения.

Седовласый круглолицый священник в черном одеянии ласково улыбнулся мне, оглядел с головы до ног и произнес тихим елейным голосом:

- Доброго вам дня, досточтимый сэр. А мисс Гертруда Дивайн дома?

Достаточно ли надежно я спрятал лампу? Суетливо и поспешно прижав ее к крестцу, я ответил:

- Э... нет. Ей... э... надо было ненадолго уйти. Не могу сказать, когда она вернется.

- Ага. Ну что ж, - со вздохом сказал священник, вытаскивая бурый бумажный пакет из-под левой мышки и запихивая его под правую. - Зайду попозже. Извините за беспокойство.

Любая мелочь, любая кроха сведений могла иметь значение, поэтому я спросил:

- Не соблаговолите ли объяснить, в чем дело?

- Библия мистера Грирсона, - ответил священник. - Может, я зайду завтра пополудни?

- Не знаю, будет ли мисс Дивайн дома, - сказал я. - Что вы имеете в виду, говоря о библии мистера Грирсона?

- Он заказывал библию с посвящением.

Итак, мой дядя Мэтт, знаменитый кутила, гуляка и мошенник, на склоне лет обратился к богу. Сознавая, что это низко, я, тем не менее, испытал легкое злорадство при мысли о том, что донельзя уверенный в себе обманщик утратил изрядную долю этой уверенности, как только почувствовал приближение конца.

Думаю, мне удалось скрыть это недостойное человека чувство. Я сказал:

- Может быть, я сумею вам помочь. Я - племянник мистера Грирсона.

- О, правда? - его довольная улыбка приобрела печальный оттенок. Весьма рад познакомиться с вами, сэр, хотя, конечно, предпочел бы сделать это при менее прискорбных обстоятельствах. Я - преподобный Уиллис Маркуэнд.

- Здравствуйте. Я - Фредерик Фитч. Э... не зайдете ли в дом?

- Если вы уверены, что я не нарушу...

- Ни в малейшей степени, сэр.

Когда я закрывал дверь, преподобный Маркуэнд заметил лампу. Я издал глупый смешок и объяснил:

- Вот, как раз чинил, когда вы пришли.

Водрузив купидонов обратно на телевизор, я предложил преподобному присесть.