Анатолий Радов - Холодная кровь [СИ] Страница 23

Огонёк надежды на то, что со мной просто перепутали, уже начинал угасать. Даже если имеет место именно этот случай, то вариантов всё равно никаких. Если такое происходит, то либо замечают сразу, либо потом не замечают уже никогда, потому как ошибка утопает под спудом новой непрерывно поступающей информации. А сколько человек умирает каждый день? Да даже если мною занимается какой-нибудь там небесный отдел специализирующийся чисто на погибших в авариях, то вопрос остаётся прежним. Сколько людей на Земле каждый день в этих чёртовых авариях гибнет? Правильно — до хрена… если не больше, конечно.

За спиною тяжело проскрипев, закрылась дверь, грубо лязгнул засов и послышались удаляющиеся шаги конвоиров и охранника. Дара принялась разминать затёкшие кисти рук, стараясь не обращать внимания на уставившиеся на неё заинтересованные колкие взгляды. В маленькой камере оказались три заключённые.

Две — девушки её возраста лет двадцати-двадцати двух, третья — пожилая, по виду уже разменявшая четвёртый десяток. Они сидели на деревянных скамьях, подвешенных к стенкам на манер вагонных полок и с интересом пялились на вошедшую. Две скамьи крепились к боковым стенкам, одна к задней.

— Чё замерла, куколка? — спросила молодая, та, что сидела на скамье у задней стены, и похлопала ладошкой рядом со своей правой ногой. — Подходи, присаживайся, мы не укусим. Разве что приласкаем малёха.

Девушка рассмеялась, показывая широкую щербинку между двумя передними зубами, и Дара вдруг вспомнила, как мать говорила о таких людях, что они обычно вруны.

— Слова лжи через эту щербинку у них проскакивают, не встречая преграды. Оттого и вруны.

Всего лишь глупый женский предрассудок, но тогда Дара и сама была маленькой глупой девочкой, а потому все эти женские штучки прописывались в её мозг, как безупречные и неколебимые истины.

— Уймись, Ширинка, — цыкнула на неё старшая, и девушка тут же осеклась, однако взгляд её стал злым. — За что задержана? — спросила женщина, и склонила голову чуть набок.

— Говорят, что я перебежчица, — спокойно ответила Дара, грустно размышляя о том, что прилечь и отдохнуть так просто не получится. Полок всего три, а она в этой камере четвёртая.

— А, так ты наша? — снова влезла щербатая. — Чего ж сразу не разжевала. А-ну, сдрисни с места, бродяжка, — бросила она молодой хрупкой девушке, сидевшей справа. Та послушно поднялась, и отойдя от скамьи на пару шажков, присела на корточки возле стены. Обхватив коленки тонкими руками и прислонивший спиной к посеревшей от времени и влаги штукатурке, девушка уткнулась взглядом в пол.

Дара посмотрела на неё. Невзирая на то, что случившееся за последние два дня сделало её холоднее и бесчувственнее, умение жалеть у неё даже стало острее, что её немного удивило. Странно. Но с другой стороны, может как раз потому оно и обострилось, что ей самой пришлось испытать унижения и презрение со стороны других. Медленно переведя взгляд на щербатую, Дара вдруг удивлёно поняла, что ёжик в животе, бывший когда-то сгустком страха, превратился в маленькую точку ненависти. Пока ещё совсем маленькую, почти сингулярную, но это была именно ненависть. Та, с которой она ворвалась в замок Арьяка пятьсот лет назад.

— Я не ваша, — проговорила она глядя щербатой в переносицу. — Я скорее как она — просто бродяжка, а не предательница. Лучше уж бродяжничать, чем предать своих.

Лицо щербатой вытянулось от изумления, но через миг на нём уже читалась неприкрытая злоба.

— Ты чё, попутала подруга? — щербатая резко повернулась к пожилой. — Верховая, ну тут же без вариантов. Дай я проучу эту сучку.

Пожилая молча кивнула, и щербатая обрадовано вскочила со скамьи.

— Ну что, сучка, дотрынделась? За словами следить надо, а то раскрыла свою вонючую пасть, и нормальных людей оскорбила. Ты поняла, в чём твой прогон?

Дара увидела, как в руке щербатой буквально ниоткуда появилось тонкое заточенное лезвие длиной всего в указательный палец.

— Лови, тварь! — крикнула щербатая и кинулась вперёд. Рука с лезвием взмыла вверх, но Дара увернулась, проворно схватилась за запястье, сделала шаг в сторону и вывернула нападавшей руку. Лезвие тут же выпало, звякнуло об бетонный пол, а щербатая завизжала от боли.

Бродяжка испугано вскинула голову, по-детски ойкнула, и попятилась вбок, а пожилая резко поднявшись, бросилась к заточке.

Дара тут же, чтобы полностью обезвредить свою соперницу, с разворота ударила её головой о стену, отпустила оседающее тело, и дёрнувшись вперёд, со всей силы заехала пожилой, наклонившейся за заточкой, ботинком по лицу. Та вскрикнула и закрыла лицо руками, но Дара не собиралась останавливаться. Она ещё четыре раза ударила её по рёбрам, и когда пожилая завалилась с хрипом на бок, быстро подняла заточку. И тут вдруг закричала третья девушка. Её глупый крик — Спасите! — резанул слух. И пронзительностью, и смыслом.

— Не ори! — закричала Дара. — Я тебя не трону!

Но по округленным глазам девушки было видно, что та её не понимает.

— Дура! — бросила Дара, а за спиной раздался скрежет отодвигаемого затвора. Жгучая мысль отчаянно метнулась в голове — что делать с лезвием? Дара заколебалась, тяжело и резко вздохнула, но когда железная дверь стала открываться, всё же решила избавиться от заточки и не оказывать сопротивления. Одно дело эти зэчки, другое охрана, которая может и огнестрел применить, почувствовав угрозу для своей жизни.

Она бросила заточку на пол и даже сама отвела руки назад. Потом послушно нагнулась, когда ей заломили руки. Её вывели в коридор и предали в цепкие руки второму охраннику, подоспевшему к камере. Дверь была быстро захлопнута, ей нацепили наручники и потащили к выходу из барака.

— Куда? — тяжело выдохнул тащивший.

— В карцер, — так же с одышкой ответил первый охранник. — Пусть там до прихода коменданта корячится.

Её дотащили до ещё одной железной двери и через несколько секунд Дара оказалась в маленьком, два на два метра помещении, где не было ничего — ни скамьи, ни окна, только бетонный пол и грязные замусоленные стены. Дверь за спиною закрылась, глаза погрузились в темноту.

— Пересадите от них девчонку! — крикнула в никуда Дара и вдруг почувствовала неимоверную усталость. Хотелось только одного, устроиться хоть как-нибудь, закрыть глаза и погрузиться в сон.

Но сделать этого ей не удалось. Едва она кое-как сжалась на корточках в уголку, дверь карцера открыли и в слепящем проёме появились два силуэта. Дара заморгала, потом прищурилась. В коридоре было далеко не ярко, но после абсолютной темноты даже его рассеянный свет больно резанул зрачки.