Тэд Уильямс - Город золотых теней Страница 23

— Именно. Его народ — мой народ — десятилетиями боролся против этого. — Рени сердито передернула плечами и затушила сигарету. — Да не в политике дело. Я не хочу, чтобы он решил, будто тот, кто силен, — прав; что, если тебя ударили, можно просто обернуться и найти кого послабее, чтобы врезать ему от души, для разрядки. Я не хочу, чтобы он кончил, как… как его…

Ксаббу посмотрел ей в глаза. Ясно было, что он может закончить фразу за нее, но не хочет.

После долгой паузы Рени откашлялась.

— Мы тратим время занятий. Извини. Попробуем эту диаграмму еще раз? Я знаю, это скучно, но для экзаменов это выучить надо, как бы хорошо у тебя ни получалось все остальное.

Ксаббу вопросительно поднял бровь, но Рени сделала вид, что не заметила.

Ксаббу стоял на краю утеса. Внизу простирался крутой склон, глянцево-черный и стеклянно-гладкий. В ладони бушмена лежали старомодные карманные часы. Под взглядом Рени Ксаббу принялся разбирать их.

— Отойди от края! — крикнула она. Как он не видит опасности? — Не стой так близко!

Ксаббу, прищурившись, глянул на ее и улыбнулся.

— Я должен узнать, как они работают. Там внутри сидит дух.

Не успела Рени окликнуть его снова, он дернулся, поднял руку, глядя на нее с детским изумлением: на ладони его появилась капелька крови, округлая, как кабошон, и скатилась вниз.

— Они меня укусили, — сказал он. Отшатнулся — и рухнул вниз с обрыва.

Рени вдруг оказалась на самом краю, глядя вниз. Ксаббу исчез. Она шарила взглядом в глубине, но видела только туман и белых длиннокрылых птиц, кружащих во мгле с печальными криками: «Твиип, твиип, твиип…»

Она проснулась. Сердце ее еще отплясывало. Пищал пульт, тихо, но настойчиво. Рени на ощупь нашла его на тумбочке. Дисплей часов показывал 2:27am.

— Ответ . — Рени открыла экран.

Только через секунду она признала Эдди, приятеля Стивена. Он плакал, и слезы серебряными дорожками стекали по освещенному синим ночником лицу. Сердце Рени замерло и оледенело.

— Рени…

— Где Стивен?

— Он… Рени, ему плохо… Я не знаю…

— Что значит «плохо»? Где твоя мама? Давай ее сюда.

— Ее дома нет.

— Господи Боже!.. Насколько плохо, Эдди? Отвечай!

— Он не просыпается. Я не знаю, Рени. Он больной.

Руки ее тряслись.

— Ты уверен? Он не просто спит?

Эдди помотал головой, испуганный и разнервничавшийся.

— Я встал. А он… он просто лежит на полу.

— Прикрой его чем-нибудь. Одеялом. Я сейчас буду. Скажешь маме, когда она… а, ну ее к черту. Я сейчас.

Рени вызвала «скорую» на адрес Эдди, потом такси. В нервном ожидании она шарила по всем ящикам в поисках наличных на дорогу. Кредита таксисты не давали уже давно — Длинный Джозеф израсходовал его весь.

Вокруг многоквартирки Эдди не было никаких признаков жизни — ни «скорой помощи», ни полиции. Только горел свет в паре окон. Сквозь холодный ужас Рени прорвался гнев. Тридцать пять минут, и ни ответа ни привета. Вот и живи после этого в Пайнтауне! В подъезде что-то хрустело под ногами.

От руки нацарапанная записка сообщала, что электронный замок на парадной двери не работает. Уже после этого кто-то для надежности выломал замок ломом. Лестница воняла, как и положено лестнице, но к обычным запахам прибавлялся еще один — слабый, но резкий запах гари, будто от давнего пожара. Рени мчалась по лестнице, прыгая через две ступеньки. К тому времени, когда она добралась до искомой квартиры, она совсем запыхалась. Дверь открыл Эдди; за его спиной маячили две глазастые маленькие сестренки. В квартире было темно, если не считать неверного света стенного экрана. Эдди стоял неподвижно, пошевеливая челюстями, видимо, в ужасе ожидая наказания. Рени не стала ждать, пока он придумает, чем отговориться.

Стивен лежал на ковре в спальне, свернувшись калачиком, прижав руки к груди. Рени сдернула шерстяное одеяло, тряхнула брата за плечо, сначала мягко, потом сильнее, зовя его по имени. Затем она повернула его на спину, ужаснувшись неестественной вялости мышц, пощупала узкую грудь, пульс на сонной артерии. Стивен дышал, но очень медленно, и сердцебиение тоже казалось сильным, но неторопливым. На педагогических курсах Рени пришлось изучать основы первой помощи, но из памяти выветрилось почти все, кроме согревания пострадавшего и искусственного дыхания «рот в рот». Стивену явно не требовалось ни то, ни другое. Рени подняла его, крепко прижала к себе, пытаясь хоть так, хоть как-то вернуть его. Тельце брата казалось тяжелым. Он уже давно не позволял ей вот так открыто обнимать себя. И от ощущения этой вялой тяжести у себя на руках Рени вдруг похолодела.

— Эдди, что тут произошло? — Сердце ее словно уже много часов колотилось пулеметной дробью. — Вы что, наркотики принимали? Заряжались?

Приятель Стивена решительно замотал головой.

— Мы ничего не делали! Ничего!

Рени глубоко вздохнула, пытаясь прочистить мозги. В серебристо-голубом свете квартира казалась сюрреалистической свалкой: всюду игрушки, одежда, немытые тарелки, ни одного места свободного.

— Что вы ели? Стивен ел что-то другое, не то, что вы?

Эдди снова покачал головой.

— Мы просто заготовки разогрели.

Он махнул рукой в сторону коробок от быстрозамороженных обедов, оставленных, как и следовало ожидать, на кухонной стойке.

Рени прижалась щекой к губам брата, просто чтобы ощутить его дыхание, теплое, чуть сладковатое. Глаза ее наполнились слезами.

— Рассказывай, что случилось. Все рассказывай. Черт, где эта скорая?!

Если верить Эдди, ничего предосудительного они и вправду не делали. Мать его ушла к сестре, обещав до полуночи вернуться. Они скачали пару фильмов — не тех, что Рени разрешила бы Стивену смотреть дома, но ничего столь ужасного, что могло произвести физический эффект, — приготовили поесть, отослали спать Эддиных сестренок, а сами потрепались еще немного, прежде чем лечь.

—… Но я проснулся. Не знаю зачем. Стивена не было. Я подумал, он в туалет пошел или еще что, а он не возвращался. И вроде как запах стоял странный; я подумал, мы что-то в печке забыли, ну и вышел… — Эдди дал петуха и сглотнул. — А он лежит…

От стука незапертая дверь распахнулась настежь. В квартиру ворвались два фельдшера, в спортивных костюмах, как штурмовики, и проворно отобрали у Рени Стивена. Ей не хотелось отдавать брата этим незнакомцам, пусть даже она сама их вызвала, и часть гнева и напряжения она излила, высказав фельдшерам, что думает по поводу времени их прибытия. Те игнорировали ее, с профессиональной бойкостью измеряя жизненные показатели Стивена. Машинная эффективность их действий все замедлялась по мере того, как они обнаруживали то, что Рени уже знала: Стивен жив, но без сознания, и без видимой тому причины.