Брайан Герберт - Дюна: Пауль Страница 23

— Гм, я очень старался. Но мне не следовало недооценивать изобретательность, присущую офицерам-сардаукарам.

— Да, не следовало. Я прибыл сюда по заданию императора Шаддама.

— Гм, да, признаться, я ожидал курьера от другого императора. Как вы меня нашли?

— Шаддам приказал.

— А верные сардаукары всегда выполняют приказы, не так ли, гм? Вы все еще командуете личной гвардией Шаддама?

— Точнее, тем немногим, что от нее осталось. Теперь это, скорее, немногочисленные полицейские силы. — Гарон был явно не в настроении. — Я командовал самыми боеспособными силами империи до тех пор, пока Муад’Диб и его фанатики-федайкины не нанесли нам поражение. Теперь я всего лишь славный эквивалент охранного предприятия. — Гарон взял себя в руки, но Фенринг успел заметить блеснувшую в его глазах ненависть.

— Садитесь. У тлейлаксов очень вкусный чай.

— Мне хорошо знаком этот чай.

Фенринг питал отвращение к лакричному послевкусию этого чая, как и к последствиям всех своих дел с Шаддамом. Раз за разом император попадал в расставленные им самим ловушки, и раз за разом Фенрингу приходилось использовать все свои связи и возможности, чтобы выручить незадачливого друга детства. Даже после оригинальной затеи с Арракисом, в ходе которой силы Харконненов и сардаукары должны были разгромить Дом Атрейдесов, Фенрингу пришлось потратить более миллиарда солари на подарки, рабынь, взятки в виде меланжи и всякие дорогие побрякушки, соответствующие рангам чиновников. То была абсолютно бесцельная трата денег и средств. Но теперь, кажется, его друг попал в такую глубокую западню, что едва ли из нее выберется без посторонней помощи.

Фенринг опустился на жесткий плазмельдовый стул. Сиденье было очень низким, рассчитанным на низкорослых тлейлаксов. Граф вытянул ноги и вопросительно посмотрел на башара, ожидая объяснений. В кафетерии был еще один посетитель. За одним из столов сидел тлейлакс и неряшливо ел жаркое, торопливо глотая куски.

Гарон помешал чай, но не стал пить.

— Я провел много лет на императорской службе. Потом, после гибели моего сына Кандо, охранявшего проект Шаддама «Амаль»… — Голос башара дрогнул, но он быстро овладел собой. — Потом я добровольно отказался от всех чинов и званий и уехал с Кайтэйна, думая, что никогда больше туда не вернусь. Какое-то время я жил в своем имении на Балуте, но это продолжалось недолго. Вскоре император Муад’Диб призвал меня на службу и назначил в свиту Шаддама. Кажется, сам бывший падишах-император настоял на том, чтобы меня назначили командиром оставленной ему в изгнании гвардии и охраны. Этот человек не только убил моего сына, он еще и привел сардаукаров к первому в их истории поражению.

Фенринг хорошо помнил катастрофический конец проекта «Амаль».

— Ваш сын пал смертью героя, обороняя Икс. Он выказал большое мужество, ведя сардаукаров против превосходящих сил противника.

— Мой сын погиб, защищая идиотскую и эгоистическую попытку наладить производство искусственной пряности и монополизировать ее сбыт.

— Гм, да, и Шаддам знает о ваших к нему чувствах?

— Нет, не знает. Обладай я хоть крупицей мужества моего сына, я прямо сказал бы ему все. Шаддам же говорит, что высоко ценит мою безупречную службу. — Гарон откашлялся и сменил тему разговора, хотя в голосе его продолжали звучать горькие нотки: — Как бы то ни было, он отправил меня сюда для того, чтобы передать вам его личное послание. Шаддам желает, чтобы вы знали, что он очень высоко вас ценит. Он напоминает, что разрешил дочери императора Венсиции выйти замуж за вашего кузена Далака.

— Да, я знаю. — Фенринг задумался, пытаясь вспомнить своего кузена. — В последний раз я видел Далака, когда он был еще мальчиком. Помнится, я учил его некоторым славным приемам и даже просвещал его по поводу имперской политики. Хороший мальчик. Не самый талантливый ученик, но кое-какие надежды подавал.

И Шаддам позволил своей третьей дочери выйти за него замуж? Это верный признак отчаяния и попытка повлиять на него, Фенринга. Означает ли это, что скоро на свет явится наследник Коррино, в жилах которого течет кровь Фенрингов? Граф помрачнел.

— Я не люблю, когда мною манипулируют.

— Никто не любит. Но, как бы то ни было, Шаддам просит вас вернуться к нему. Ему нужны ваш совет и ваша дружба.

Фенринг нисколько не сомневался, что понимает, что на уме у Шаддама. Граф всегда упрекал бывшего императора в упрямом следовании внушенным дурными советниками планам, точно так же, как и башар Гарон. «У Шаддама очень опасный склад ума. Он искренне верит, что он умнее других, хотя в действительности это совсем не так. Такая самоуверенность приводит к серьезным ошибкам и просчетам».

Гарон извлек из рукава кинжал с инкрустированной драгоценными камнями рукояткой. Фенринг напрягся. «Неужели он подослан, чтобы убить меня?» Граф нащупал под тканью куртки кнопку пистолета, стреляющего отравленными иглами.

Но башар положил кинжал на стол и толкнул его к Фенрингу рукояткой вперед.

— Теперь это ваш кинжал, это дар друга вашего детства. Он сказал, что вы сами поймете его значение.

— Да, мне знакома эта вещица, — Граф взял кинжал и принялся рассматривать острое лезвие. — Шаддам когда-то подарил его герцогу Лето. Это было после конфискационного суда, но потом герцог вернул дар императору.

— Еще важнее то, что именно этим кинжалом Фейд-Раута Харконнен дрался с Муад’Дибом.

— Ах да, если бы этот харконненовский щенок дрался лучше, то мы не сидели бы сейчас в этой дыре, а Шаддам не был бы сейчас правителем неизвестно чего.

— По крайней мере империя сохранила бы стабильность, и Муад’Диб не рвал бы ее на части своим джихадом, — тихо произнес Гарон.

И был бы жив Фейд, настоящий отец крошки Мари… Впрочем, об этом мало кто знал.

— Честь и легион, — задумчиво произнес Фенринг девиз сардаукаров.

— Именно так. Сардаукар никогда не совершит бесчестья, несмотря на то, что Шаддам навлек его на нас. Он не понимает, какое презрение испытывают к нему даже оставшиеся с ним сардаукары.

Узкое лицо Фенринга осветилось улыбкой.

— Вещами, которых не знает Шаддам, можно заполнить межпланетную библиотеку.

Гарон наконец отхлебнул из своей чашки.

— Его глупость дорого обошлась нам обоим. Невозможно смириться с потерей сына и с потерей чести.

— И теперь вас разрывает между клятвой сардаукара, обязанностью служить Дому Коррино, и памятью о сыне.

— Вы очень хорошо меня понимаете.

— Если бы мы приняли решение, гм, то, вероятно, нам удалось бы остановить возвышение Муад’Диба. Но кое-что мы можем сделать и сейчас, не так ли, гм? Здесь у нас есть некоторые возможности — и у вас, и у меня. Если удалить эту фигуру с доски — удалить осторожно и с умом, — то последующую неразбериху можно легко использовать для восстановления порядка в соответствии с нашими интересами.