Александр Щеголев - Львиная охота Страница 23

Некоторое время я размышлял о будущем. О ближайшем будущем.

В том смысле, конечно, куда мне теперь направиться. Я люблю размышлять о будущем, обманывая себя тем, что в этом и состоит работа писателя. И я понял, что должен немедленно идти к РФ, поскольку если не сейчас, то когда? Вячеславин, правда, предупреждал, что кто-то из наших сегодня к Дим Димычу уже намылился, но, в конце концов, никакой очереди мы не устанавливали. Зачем, спрашивается, я сюда приехал? Я приехал проститься с Учителем, который умирает, который умирает вовсе не от старости или болезней, и никто не вправе откладывать нашу встречу, водя указующим пальцем по клеточкам невидимого плана-графика.

Принявши решение, я пошел к РФ.

Если ты Учитель, у тебя обязательно должен быть Ученик, думал я, спускаясь по бесконечной лестнице к набережной. Иначе какой же ты Учитель? Именно наличие Ученика делает из незаурядного человека нечто большее. Если продолжить эту мысль, то неизбежно получишь следующую: эстафетная палочка передается из рук в руки только кому-то одному. Иначе говоря, свой Дух ты вряд ли сможешь поделить между всеми желающими. (И это слова космолаза, скривился бы Вячеславин. Позор коммунисту, атеисту Жилову!) К чему сводятся мои патетические размахивания руками? К тому, к тому! Хоть и не мной придумана операция под полусерьезным названием "Свистать всех наверх!", призванная спасти нашего Русского Фудзияму (а кто ее, кстати, придумал?), я с готовностью принял эту безумную идею. Хоть и прибыл я в этот город, откликнувшись на зов своих друзей по писательскому цеху, в окончательный успех дела мне все равно не верилось. Хоть и не верил я в возможность вернуть РФ к жизни, но, похоже, на что-то еще надеялся...

Вот и набережная, а лестница все текла и текла вниз по склону, увлекая меня к морю. Это была центральная пляжная лестница - мраморная, с башенками. Невозможно было представить, чтобы взять и сойти с нее в сторону.

Мы спасали Учителя, забыв, что спасти сначала нужно себя. Мы все поголовно назвались его учениками, не понимая, что ему нужен только один Ученик. Нет, каждый из нас в глубине души это понимал, но опять же каждый втайне надеялся, мол, я - тот самый и есть. А кто-то был в этом уверен. Тогда как настоящий Ученик, вполне возможно, пропадал где-нибудь в Пырловке и был с РФ не знаком, потому что ложный стыд мешал ему высунуть голову, и нам бы взять да разыскать этого парня, да привести его к Дим Димычу за ручку, вместо того, чтобы дружно слетаться сюда со всех концов Ойкумены. А может, настоящий Ученик еще только учился читать по слогам? А может, РФ вообще не хотел быть ничьим Учителем? И, кстати, насчет стыда, который на самом деле не бывает ложным. Интересно, кто-нибудь из нас испытает ли потом это чувство? Например, беллетрист Жилов?

Бриз, вдруг задувший с моря, очень вовремя проветрил мою голову. Сандалии увязли в песке, и я их снял. Я с изумлением обнаружил, что мраморная лестница давно закончилась, а передо мной - пространство без конца и без края. Дом РФ остался где-то наверху и гораздо правее. "Подножье Горы". "Дом На Набережной"... Вокруг кипела жизнь. Веселые голые люди азартно играли в пляжный волейбол, другие голые люди зарывались в песок, ласточкой бросались в набегавшую волну, перекрикивались, общались, не обращая внимания на различия полов, и я понял, что попал на пляж натуристов. Это в исторической-то части города? Остроумно. Никто ни с кем не целовался, здесь были настоящие натуристы. Что ж, я люблю все настоящее, поэтому я закатал штаны, разделся до пояса, поддал ногой откатившийся ко мне мяч, а затем побрел кромкой прибоя, останавливаясь и с наслаждением наблюдая, как волны слизывают оставленные мною следы.

Неужели мне не хочется к РФ, спросил я себя. Неужели я боюсь? Тогда какого рожна я сюда притащился? Повидаться с алкоголиком Вячеславиным я мог и в Ленинграде, заглянув как-нибудь вечерком в ресторан Дома Писателя, а мрачного, болезненно серьезного Слесарька я мог легко отловить в его роскошном рабочем кабинете.

Раскинув руки, я подставил грудь морскому бризу.

- Моя любовь? Она седа, - нежно пропел кто-то, - глуха, слепа и безобразна...

Я на всякий случай оглянулся. Одна из валявшихся на песочке девушек, сняв с головы солнцезащитный шлем, помахала мне рукой и вспорхнула с места.

- Ты сегодня точен, - сказала она нормальным голосом.

Это была та самая безжалостная красавица, которую я видел утром возле киоска для меломанов, это была та самая любительница шаромузыки, которая с первого взгляда запала в мое подержанное сердце. Увы, она была в купальнике. Зато улыбалась - персонально мне.

- Я просто вежлив, - возразил я. - Как король.

- Я тебя знаю, - сказала она, - ты король из моего сна. Я позвала, и ты пришел.

Я посмотрел почему-то на часы. Меня позвали, и я пришел, мысленно согласился я, вспомнив записку на рукоятке чемодана. Шутки шутками, но было как раз четыре пополудни. Вернее, без пяти, но это дела не меняло. Мне назначили свидание на взморье, и вот я здесь. Я был сегодня точен. Случайно ли ноги принесли меня на центральную лестницу и заставили спуститься до самого дна? Кто руководил движением моих ног?

- Поможем друг другу проснуться, - пробормотал я. - Бог - это счастье. Носильщики хреновы...

- Ты веришь в Бога? - тут же спросила девушка.

- Скорее нет, чем да. Впрочем, в какого?

- Он - один. Не понимаю, как писатели могут не верить в Бога, просто болезнь какая-то, особенно среди фантастов. Надеюсь, ты не фантаст?

- Как можно, - укоризненно сказал я.

Она долго смеялась, кокетливо грозя мне пальцем, и тогда я повернулся и побрел дальше, поддевая пену ногами. Я решил проверить ситуацию на прочность, и красавица не обманула моих надежд, легко и естественно присоединившись ко мне, а может, она подтвердила тем самым худшие мои подозрения, - просчитывать варианты мне пока не хотелось. Похоже, она в самом деле знала, кто я такой, оттого и веселилась. Ну, Жилов, держись, сказал я себе, молоденькие поклонницы тебя все-таки зацапали. Дождался на старости лет. Впрочем, молоденькие ли?

- Хорошая у тебя легенда, - заговорила она, отсмеявшись. - Нет, я серьезно! К ребятам из Соединенной России здесь по-разному относятся, но писатель Жилов - это имя. Жаль, конечно, что ты не веришь в Бога, есть тут какое-то несоответствие, это сразу настораживает.

- Имя, а также фамилия, - ответил я. - Но я никогда не говорил, что не верю в Бога.

- Значит, веришь?

- Этого я тоже не говорил.

Девушка закатила глаза и глухо молвила:

- В Бога он не верит. Человек у него, понимаешь, лев природы...

Это была цитата. Из меня цитата, из кого же еще. Незнакомка снова засмеялась, оглядев меня сверху донизу: