Олег Койцан - История Разума в галактике. Человек. Женщина: Исповедь Истерички. Страница 23

Разноголосое, колдовское потрескивание камня, вбиравшего тепло от влажного воздуха. И еще этот незнакомый, густой, навязчивый запах чужой жизни. Там была жизнь – я инстинктивно чувствовала ее. Жизнь неизвестная и непонятная, а потому опасная – а то, что она была невидима, неразличима за стеной тумана, только добавляло ей опасности.

Похоже, это ощущение неясной тревоги испытала не я одна. Вслед за мной, в пещеру попрятались и все остальные любители тепла.

Если подумать, не так уж в пещере теперь было холодно.

Глава 7. Туман.

Это не был Туман от Стивена Кинга, и механизм его появления выглядел кристально просто. За часы антарктического холода, камень Платформы вымерз – неглубоко, но достаточно, что бы, при контакте с теплым и влажным воздухом, и едва ощутимом ветре, на несколько часов заполнить всю чашу каньона густым, липким – непроглядным туманом. И все же… Все же этот туман навевал ужас. (И еще этот навязчивый запах чужой жизни.)

Попробую растолковать.

Поймите меня правильно: сам по себе, туман не страшен. Чудовища, сами по себе, тоже страшны не очень – притерпелись уже к ним. Но соединения свойств того и другого… магически усиливает ваши страхи. Вы знаете, что чудовище поблизости, здесь оно, вот, но туман скрывает его, и вы начинаете рисовать в распаленном сознании картины, одна ужасней другой. Картины детских страхов, перед которыми вы особенно беззащитны, всплывают в вашем мозгу. Туман заставляет звуки разлетаться дальше, заставляет их разбиваться на тысячи эхо, и вы, слыша своего врага, слыша отчетливо любое его движение, не способны понять, спереди он или сзади, а может справа? Или слева? Вы знаете, что ОНО вот – рядом, но вы не видите его. Не видите где оно, как оно выглядит, и оно начинает казаться вам вездесущим, кажется вам ВСЕМ, Абсолютным Злом, намеренным поглотить вас. Вы не готовы к схватке с ним. Вы, БОИТЕСЬ.

Вот чем для нас стал тот туман. Он отнимет силы и готовность к бою. Он возрождает детские страхи. Страхи, которые сильнее нас, и так отнимает мужество и силу. И у нас не было часов – последний оплот определенности давно исчез, и мы остались, каждый – наедине со своими детскими страхами.

Вот почему мы снова нырнули в пещерную тьму. Там оставался ОН, не последовавший за нами наружу – Незнакомец, единственный взрослый человек, оставшийся около нас, после того, как перед туманом, мы стали детьми.

При нашем появлении, он нас, как всегда, обрадовал хорошими новостями. Ну вот, следующая станция – наша. Остался только самый трудный участок пути, и все… Начинается густонаселенный район. Полагаю, у нас есть пара часов до того, как местные живчики доберутся до нас. А потом, нам понадобятся все силы для знакомства с ними. (Он сказал – «Нам»!) А пока предлагаю вам позавтракать, а потом отдохнуть. Когда придет время, я вас разбужу.

Сон – это было так естественно. Лесной сок – Сон – Еда; вспышка физических сил, потом истощение: голод и усталость – на секунду я отчаялась, на мгновение мне показалось, что кроме этого, в нашей жизни ничего нет, – но только на мгновение. Вслух, разумеется, я ничего не сказала. И никто ничего не сказал. Не то, что бы не нашлось охотников рисковать, нечаянным словом разбудить Его гнев. (Часть из нас была не настолько умна, остальные – не настолько осторожны.) Просто сказать было нечего, все и без того было ясно. А еще мне (нам) не хотелось с ним разговаривать, не о чем было говорить. Наверно это была обида. Или душевная усталость. А впрочем, – не помню.

На этот раз меня дергали за ногу, дергали долго – настойчиво, если не сказать – грубо. С трудом я разлепила веки, – и тут же широко распахнула глаза.

Мир вокруг купался в медовом свете. Вся пещера мерцала медовым светом. Теплая желтизна струилась от пола, отбрасывая на стены, свод оранжевые полутени, загадочно колыхавшиеся под дуновениями только им ведомых ветерков. И на это ласковое сияние отзывалась вся поверхность пещеры, каждым своим зеркальным участочком, каждой щербиной, каждой трещиной отражая в пещеру свет переломленным тысячекратно, насыщая воздух вокруг нас бесчисленными мерцаниями, отзывавшимися на каждое движение теней. И Аромат, – в пещере разливался чарующее благоухание, не знакомое мне до тех пор, и после того не встречавшееся никогда и нигде, – чужой аромат. А источником этого чуда были фонарики, похожие на китайские – не такие изящные, но не менее фантастические. Считанное их количество настолько расчетливо были рассеяны по пещере, что их свет достигал самых укромных ее уголков. Это было так… прекрасно, – сказочно и прекрасно.

И вот, создатель этого чуда сидел на корточках рядом со мной, и грубо дергал меня за Ногу! Любопытно, впервые я увидела этого человека (его – как человека) без брони, и так близко. Крепенький паренек – мускулистый, но не чрезмерно, выше меня на полголовы, но среднего роста: метр семьдесят пять – я полагаю[17]. Русоволосый, короткая стрижка: не бандитский ежик, а так – домашнее творчество – либо в его мире еще не додумались до парикмахерских, либо процветает мода на непрофессиональную стрижку. В лице – ничего необычного, или особенного. Карие глаза, нос, с горбинкой, густые (собольи) брови – левая рассечена шрамиком. Подбородок как подбородок, рот как рот, губы как губы: не узкие, пожалуй, даже – чуть полноватые. Кожа гладкая, щетины нет (не смотря на все наши мытарства), но заметно, что он периодически бреется. А вот с одеждой не слишком аккуратен, и похоже, в ней его привлекает функциональность, в не внешний вид. Если все сложить, получается молодой человек лет двадцати, не урод и не красавец, парень как парень – встреть я его где-нибудь на улице, на концерте, или в ночном клубе, сказала бы себе: «Какой славный мальчик» – и прошла бы мимо. Хотя, если бы он заговорил со мной… Хотелось бы, что бы он сейчас заговорил со мной. Примерно так: «Мне надо с тобой посоветоваться… ты знаешь своих друзей… я понимаю, все это время их реакции на опасность были инстинктивны, но теперь, когда они как-то подготовлены… смогут ли они действовать разумно?». Увы, об этом оставалось только мечтать, так что пришлось открыть рот самой. Как можно мягче я произнесла:

- Видите ли... все это время наша реакция на опасность была инстинктивной. Теперь, когда мы немного подготовлены... мы сможем действовать разумно. Я знаю себя и своих друзей. Александр – смелый человек. Я очень зла, а нет отважней зверя, чем злая женщина. Ольга, – не знаю, но она тоже сильно рассержена, и тоже женщина. Женька и Вовка, в нынешнем виде, не бойцы. – Я замолчала. Я вдруг поняла, что слишком откровенно его разглядываю, а он, конечно, это заметил, воспринял хладнокровно и дал мне пару минут рассмотреть себя хорошенько. В итоге, пришлось покраснеть мне – не ему. И когда уже я, панически пытаясь не смутиться окончательно, почти решилась вскочить на ноги, и, развивая видимость бурной деятельности, куда-нибудь умчаться, и тем самым, ускользнуть из этой неловкой ситуации, он встал и (вечность, или полминуты спустя) уходя, мягко проговорил: