Федор Кандыба - Горячая земля Страница 24

Быть может, все это зависело только от освещения, изменившегося после того, как солнце ушло за горы?

Дружинин над этим не задумывался. Он знал только, что Чукотка теперь ему нравится и что ему приятно иттн вперед и разговаривать о Валентине с этим смуглым приветливым юношей.

— Почему ты так много спрашиваешь о докторе? Ты болен и хочешь, чтобы она тебя вылечила? — спросил, наконец, Темген.

— Вроде этого, — неопределенно сказал Дружинин и засмеялся. — Да, она мне нужна, очень нужна… Я пойду к ней после того, как побываю на скважине.

И снова перед ним возникли смеющиеся зеленые глаза Валентины и ее слегка вьющиеся волосы…

Было уже совсем поздно, когда Темген и Дружинин подошли к горе. Здесь им предстояло разойтись в разные стороны.

Дружинин не захотел итти с Темгеном в совхоз и не позволил юноше провожать себя дальше.

До скважины оставалось еще около пяти километров, а прошли они уже добрых восемь, и Темген порядком Устал. Дружинин не сомневался, что найдет дорогу и сам. Темген подробно объяснил, как итти дальше.

Распростившись с юношей, Дружинин зашагал в указанном им направлении.

Сумерки сгущались все больше, туман усиливался. Тучи снова сплошь затянули небо, начал накрапывать мелкий дождь.

Дружинин посмотрел на часы. Они показывали двенадцать. Вчера в это время было совсем светло. Можно было читать. А сегодня он едва смог разглядеть светящиеся стрелки часов.

Дождь скрыл очертания горы, у подножья которой лежал путь Дружинина.

Мокрая земля все сильнее чавкала под ногами, струйки холодной воды стекали за воротник.

Ручьи, через которые то и дело приходилось переходить, становились все шире и глубже, местность понижалась.

Дружинин с трудом перебрался через один из ручьев. На другом берегу он не нашел больше тропинки, по которой шел до сих пор.

Он вернулся назад, но тропинка бесследно исчезла.

Тогда он снова пошел по прежнему направлению, ориентируясь по ветру, который обычно дует в этих местах с моря.

В конце концов Дружинину удалось выйти к реке, по берегу ее он и продолжал свой путь; он шел уже больше часа.

Вдруг он почувствовал, что воздух стал значительно теплее, и увидел, что туман над рекой сделался еще гуще.

Он вошел в полосу тумана и остановился. Его ноги увязли в зыбкой грязи. Он зашел в болото, дальше итти было опасно.

Дружинин круто взял в сторону и вдруг провалился по колено. Попытался освободить ноги и вмиг очутился в трясине по пояс.

При каждом неосторожном движении он погружался на лишний сантиметр, болото засасывало его все сильнее.

Он понял, что положение нешуточное, и перестал шевелиться. Сознание опасности сразу сделало его спокойным и холодным. Так бывало на фронте, так было и сейчас. Он замер в неподвижности, напряженно думая, что можно сделать, чтобы выбраться из трясины.

Самое правильное — упасть плашмя и поползти, стараясь шире раскидывать руки и ноги. Но об этом нужно было подумать раньше — теперь грязь слишком плотно держит его ноги. Она теплая — очевидно, ее согревают горячие источники.

Это значит, что болото может быть каким угодно глубоким, вечная мерзлота здешней почвы не сможет его спасти. То самое внутреннее тепло земли, которое он так долго искал на Чукотке, грозит ему смертью…

Дождь прекратился, ветер разогнал туман.

Наступало утро. Небо прояснялось все больше, становилось светлее.

Дружинин осмотрелся. Он увяз среди ярко-зеленого луга, всего в нескольких шагах от каменистого берега речки.

На берегу лежали большие серые валуны. Достаточно дотянуться до одного из них — и он спасен.

Совсем близко от Дружинина — куст ивняка: схватиться руками за ветки, подтянуться, и болото выпустит утопающего из своих липких объятий.

Отчаянная надежда вспыхнула в Дружинине. Он собрал все силы и рванулся к спасительным веткам. Но не дотянулся на несколько сантиметров и провалился в грязь по грудь.

Кругом была нежная зеленая трава, яркая, как кожа древесной лягушки. Среди травы там и здесь виднелись кустики незабудок и желтые цветы, похожие и а лютики.

Они уже почти касались лица Дружинина, будто он лежал, отдыхая на этом нежном лугу.

И с каждой минутой шелковистая трава и нежные северные цветы приближались к его лицу все больше: он погружался глубже и глубже…

Дружинин попытался ухватиться за траву, но кустики ее остались у него в руках и обдали его жидкой грязью.

Выглянуло солнце. Капли воды на траве загорелись тысячами ярких блесток. Зачирикала, запела в кустах беззаботная птичка. Она приветствовала наступивший ясный день.

Дружинину удалось дотянуться до своей упавшей рядом полевой сумки. Он снял с нее ремень.

Потом опустил руки в грязь и, провалившись еще глубже, ухитрился снять пояс с брюк и со своего кожаного пальто; связал ремни вместе и сделал на конце петлю, чтобы накинуть ее на куст ивняка или на ближайший камень.

Петля достала и до куста и до камня, но не затянулась. Куст был слишком тонким, а камень слишком пологим, петля все время соскальзывала.

Но это был единственный и последний шанс на спасение. Дружинин продолжал свое дело с упорством отчаяния.

Грудь и плечи его ушли в трясину, но руки продолжали беспрерывно набрасывать кожаную петлю на камень. Дружинин делал это легчайшими, почти не передававшимися телу движениями, не торопясь и не останавливаясь ни на секунду.

Но петля все скользила по камню, падала на мокрую траву и снова возвращалась на камень, чтобы опять упасть на траву.

Грязь, в которую погружался Дружинин, все больше затрудняла движение рук. Он чувствовал, что слабеет.

Тогда он понял, что из попыток набросить петлю на камень ничего не выйдет, и выпустил связанные ремни.

Он освободил руки и последним судорожным движением широко взмахнул ими, будто пытаясь обнять уходящий мир.

— На помощь! — крикнул Дружинин хрипло и отчаянно. — На помощь! — повторил он, вкладывая в крик весь остаток своих жизненных сил, и снова замер.

Но откуда могла притти помощь? Кого могла занести судьба в это пустынное, безлюдное место? Только беззаботная птичка продолжала свою веселую песенку где-то поблизости.

И вдруг песню птицы прервал звонкий собачий лай. Он приближался.

Послышался топот бегущих ног и тот же тревожный лай, но уже совсем близко.

По берегу реки мчалась черная чукотская лайка, а за ней что было силы бежал старый охотник-чукча в меховой шапке и таких же сапогах.

— Держись, товарищ! Камус, вперед! — крикнул охотник, подбегая к краю болота.