Рэй Брэдбери - Сборник 13 КОШКИНА ПИЖАМА Страница 24

– А меня ты знаешь, дорогой?

– Думаю, да.

– Хорошо меня знаешь?

– Неплохо.

– Я могла бы убить тебя?

– Не посмеешь. Ты любишь меня.

– Себя я тоже люблю, – промурлыкала она.

– Ты всегда была странной. Никогда не понимал, да и сейчас не могу понять, что тобой движет.

– Инстинкт самосохранения.

Ты предлагаешь ей сигарету. Энн так близко от тебя. Ты с удивлением качаешь головой:

– Однажды я видел, как ты отрываешь мухе крылышки.

– Это было интересно.

– А ты в школе не препарировала котят в бутылке?

– С большим удовольствием.

– А ты знаешь, что с тобой делают наркотики?

– Они доставляют мне огромное удовольствие.

– А как насчет этого?

Вы так близко друг к другу, что стоит тебе сделать одно лишь движение – и ваши лица встретятся. Ее губы все так же хороши. Теплые, подвижные и мягкие.

Энн слегка отстраняется от тебя.

– Это тоже доставляет мне удовольствие, – говорит она.

Ты прижимаешься к ней, ее губы вновь приникают к тебе, и ты закрываешь глаза…

– Черт! – вскрикиваешь ты, отпрянув.

Ее ноготь впился тебе в шею.

– Прости, дорогой. Я сделала тебе больно? – спрашивает она.

– Всем хочется поучаствовать в этом спектакле, – говоришь ты. Достаешь свой любимый флакончик и вытряхиваешь пару пилюль. – Боже мой, леди, какая хватка. Будьте со мной поласковей. Я хрупок.

– Прости, я забылась, – говорит она.

– Я польщен. Но если такое происходит от одного поцелуя, ты превратишь меня в кровавое месиво, если я пойду дальше. Подожди.

Еще пластырь на затылок. И снова целоваться.

– Тише едешь, дальше будешь, детка. Мы поедем на пляж, и я прочту тебе лекцию о вреде общения с Майклом Хорном.

– Что бы я ни говорила, ты все равно продолжишь писать свой роман, Роб?

– Все уже решено. Так на чем мы остановились? Ах да.

Снова губы.

Чуть за полдень ты останавливаешь машину на вершине залитого солнцем обрыва. Энн бежит впереди, спускаясь по дощатой лестнице: двести ступенек вниз, под обрыв. Ветер развевает ее отливающие бронзой волосы, она такая хорошенькая в этом голубом купальнике. Ты задумчиво спускаешься вслед за ней. Вы остались одни, вдали от всего. Города исчезли из вида, на шоссе ни души. Пляж внизу в складках набегающего на него волнами моря широк и пустынен, прибой накатывает и омывает огромные гранитные плиты. Слышатся крики морских птиц. Ты смотришь на Энн, идущую впереди. «Маленькая глупая девочка», – думаешь ты о ней.

Вы медленно прогуливаетесь, взявшись за руки, пропитываясь солнцем. Тебе кажется, что на какое-то время все стало чистым и добрым. Вся жизнь обрела чистоту и свежесть, даже жизнь Энн. Тебе хочется говорить, но твой голос звучит сыгранно в этой соленой тишине, да и язык все еще побаливает после укола острой вилки.

Вы подходите к кромке воды, и Энн что-то поднимает с земли.

– Ракушка, – говорит она. – Помнишь, как в старые добрые времена ты нырял в резиновой маске и с трезубцем?

– Старые добрые времена.

Ты вспоминаешь ушедшие времена, Энн, себя и как у вас все хорошо получалось вместе. Как вы ездили на море. Ловили рыбу. Ныряли. Но даже тогда она была странным созданием. Ей совсем не жаль было убивать лобстеров. Она с удовольствием их потрошила.

– Ты всегда был таким безрассудным, Роб. По правде, ты и сейчас такой. Нырял за морскими ушками, хотя эти раковины могли поранить тебя – и серьезно. Они же острые, как бритвы.

– Знаю, – отвечаешь ты. Энн отшвыривает ногой ракушку. Та шлепается возле сброшенных тобой ботинок. Возвращаясь, ты обходишь ее, чтобы не наступить.

– Мы могли бы быть счастливы, – говорит она.

– Приятно думать, что это так, да?

– Мне бы хотелось, чтобы ты поменял свое решение, – продолжает она.

– Слишком поздно, – отвечаешь ты.

Она вздыхает.

На берег накатывает волна.

Тебе не страшно находиться здесь с Энн. Она ничего не может тебе сделать. Уж с ней-то ты справишься. В этом ты уверен. Нет, это будет приятный, ленивый денек, без приключений. Ведь ты начеку, готов к непредвиденному.

Лежишь на солнышке, оно прогревает тебя до самых костей, и ты расслабляешься, таешь, принимая форму углубления в песке. Энн лежит рядом, и солнце золотит ее вздернутый носик и сверкает в выступивших на мгновение капельках пота на лбу. Она весело и непринужденно о чем-то щебечет, и ты очарован ею; как она, такая красивая, может быть такой подколодной гадюкой, лежащей на твоем пути, и в то же время такой смущенной и слабой в глубине души, там, куда тебе и не докопаться?

Ты лежишь на животе. Теплый песок. Теплое солнце.

– Ты же обгоришь, – наконец, со смехом говорит она.

– Не исключено, – соглашаешься ты. Ты чувствуешь себя таким остроумным, таким бессмертным.

– Погоди, дай помажу тебе спину, – говорит Энн, открывая оригинальную кожаную дамскую сумочку, похожую на китайскую головоломку. Она показывает тебе бутылочку чистого желтого масла. – Это защитит тебя от солнца, – говорит она. – Идет?

– Идет, – соглашаешься ты. Ты чувствуешь себя так хорошо, даже превосходно.

Энн поливает тебя маслом, как окорок на вертеле. Держа бутылочку на весу, она льет, и желтая, сверкающая, прохладная жидкость тонкой струйкой заполняет мельчайшие впадинки твоей спины. Рука Энн размазывает масло и, массируя, втирает в спину. Ты лежишь с закрытыми глазами, что-то мурлыча себе поднос, наблюдая, как под зажмуренными веками пляшут голубые и желтые пузырьки, а она все льет и льет масло и смеется, массируя твою спину.

– Мне уже прохладнее, – говоришь ты.

Еще минуту-другую она продолжает массировать твою спину, затем останавливается и молча сидит рядом. Проходит много времени, а ты все лежишь, не двигаясь, поджариваясь в песчаной печи. Внезапно солнце перестало быть таким горячим.

– Ты боишься щекотки? – спрашивает Энн за твоей спиной.

– Нет, – говоришь ты, и уголки твоего рта изгибаются в улыбке.

– У тебя красивая спина, – продолжает Энн, – мне бы так хотелось ее пощекотать.

– Давай щекочи, – говоришь ты.

– Здесь щекотно? – спрашивает она.

Ты чувствуешь слабое, едва уловимое прикосновение к спине.

– Нет, – отвечаешь ты.

– А здесь? – спрашивает она.

Ты ничего не чувствуешь.

– Ты до меня даже не дотронулась, – говоришь ты.

– Я читала одну книгу, – продолжает она. – В ней говорилось, что чувствительные участки спины настолько плохо развиты, что большинство людей не могут с уверенностью сказать, дотрагиваются до них или нет.

– Глупости, – возражаешь ты. – Дотронься до меня. Давай. А я скажу.

Ты чувствуешь, как она трижды медленно проводит рукой по твоей спине.

– Ну как? – спрашивает она.