Аркадий Стругацкий - Далёкая Радуга Страница 24

Роберт отпустил верньер.

– …как всегда. У Веселовского. Нет, Синица читает новые стихи. По-моему, любопытные. Мне кажется, они должны тебе понравиться. Нет, это, конечно, не шедевр, однако…

– …Почему же, я всё прекрасно понимаю. Но посуди сам, «Тариэль-Второй» – это десантный звездолёт. Ты пробовал прикинуть, сколько людей он может взять? Нет, я уж останусь здесь. Вера тоже решила остаться. Не всё ли равно, где…

– Следопыты, Следопыты! Место сбора – Столица. Все в Столицу! Забирайте с собой «кроты», будем рыть убежище. Может быть, успеем…

– …"Тариэль», говорите? Знаю, как же, Горбовский. Да, грузоподъёмность у него, к сожалению, невелика. Ну что ж… Я предлагаю приблизительно такой список: от дискретников – Пагава, от волновиков – Аристотель, может быть Маляев, от барьерщиков я бы рекомендовал Форстера… Ну и что же, что он старый? Он велик! Вам, голубчик, сорок лет, и вы, я вижу, плохо представляете себе психологию старика. Всего-то навсего осталось жить лет пять-десять, и то не дают…

– Габа! Габа! Слышал о нуль-запуске? Что? Занят? Вот странный человек… Я лечу в институт. Почему же я с ума сошёл? Да знаю я всё это, знаю… Именно сейчас! А если вдруг получится? Ну, прощай. Ищи то, что от меня останется, где-нибудь возле Проциона…

– Опять физики что-то взорвали на Северном полюсе. Надо бы слетать посмотреть, но тут прибыл какой-то вертолёт, и нас всех приглашают в Столицу. Ах, вас тоже? Странно!.. Ну, там увидимся.

Роберт выключил рацию. «Тариэль-Второй», десантник… Он взял управление от киберпилота и до предела увеличил обороты двигателя. Хлеба внизу кончились, началась полоса тропических лесов. Ничего нельзя было разглядеть в пёстрой жёлто-зелёной путанице, но Роберт знал, что там, под сенью исполинских деревьев, проходят прямые шоссе и по этим шоссе, вероятно, уже мчатся на запад машины с беженцами. Несколько тяжёлых грузовых вертолётов прошли на юго-запад где-то возле самого горизонта. Они скрылись из виду, и Роберт снова остался один. Он вытащил радиофон и набрал номер Патрика. Патрик долго не откликался. Наконец послышался его голос:

– Алло?

– Патрик, это я, Скляров. Патрик, что известно о Волне?

– Всё то же, Роб. Берег Пушкина затоплен. Аодзора сгорела. Рыбачий горит сейчас. Несколько «харибд» уцелело, их оттаскивают на буксире к Столице. А ты где?

– Это неважно, – сказал Роберт. – Сколько от Волны до Детского?

– До Детского? Зачем тебе Детское? До Детского далеко. Слушай, Роб, если уцелеешь, срочно лети в Столицу. Мы все там будем через полчаса. – Он вдруг хихикнул. – Маляева пытались всадить в звездолёт. Жалко, тебя не было. Он разбил Гасану нос. А Пагава куда-то спрятался.

– А тебя не пытались всадить?

– Ну зачем же ты так, Роб…

– Ладно, извини. Значит, от Детского Волна пока далеко?

– Не то чтобы далеко… Час-полтора…

– Спасибо, Патрик. До свидания.

Роберт снова попытался связаться с Таней, на этот раз по радиофону. Он ждал пять минут. Таня не отвечала…

Детское было пусто. Над стеклянными спальнями, над садами, над пёстрыми коттеджами висела тишина. Здесь не было того панического беспорядка, который оставили после себя нулевики в Гринфилде. Песчаные дорожки были аккуратно подметены, парты в саду стояли, как всегда, ровными рядами, постели были старательно прибраны. Только на дорожке перед Таниным коттеджем валялась на песке забытая кукла. Возле куклы сидел большеглазый пушистый ручной калям. Он старательно обнюхивал её, поглядывая на Роберта с добродушным любопытством.

Роберт вошёл в Танину комнату. Здесь было, как всегда, чисто, светло и хорошо пахло. На столе лежала раскрытая тетрадь, через спинку стула свисало большое махровое полотенце. Роберт потрогал его – оно было ещё влажное.

Роберт постоял у стола, потом рассеянно скользнул взглядом по тетради. Он дважды прочёл своё имя, прежде чем это дошло до его сознания. Имя было написано большими печатными буквами.

«РОБИК! Нас спешно эвакуировали в Столицу. Ищи меня в Столице. Непременно найди! Нам ещё ничего не говорили, но, кажется, надвигается что-то страшное. Ты мне нужен, Робик. Найди меня. Твоя Т.».

Роберт вырвал листок из тетради, сложил вчетверо и спрятал в карман. Он последний раз окинул взглядом Танину комнату, открыл стенной шкаф, потрогал её платья, снова закрыл шкаф и вышел из коттеджа.

От Таниного коттеджа было хорошо видно море – спокойное, похожее на застывшее зелёное масло. Десятки тропинок вели через траву к жёлтому пляжу, на котором были разбросаны шезлонги и топчаны. Несколько лодок лежали вверх килем у самой воды. А горизонт на севере горел нестерпимо яркими солнечными бликами. Роберт быстро пошёл к флаеру. Он перешагнул через борт, остановился и снова оглянулся на море. И вдруг он понял: это было не солнце, это был гребень Волны.

Он устало опустился на сиденье и тронул флаер. То же самое и на юге, подумал он. Она теснит нас с севера и с юга. Мышеловка. Коридор между двух смертей. Флаер снова понёсся над тропическим лесом. Сколько ещё осталось, думал он. Два часа, три? Два места в звездолёте, десять?

Лес под флаером вдруг кончился, и Роберт увидел на обширной лужайке большой пассажирский аэробус, окружённый толпой людей. Он машинально притормозил и стал снижаться. Видимо, аэробус терпел аварию, и все эти люди рядом с ним – странно, какие они все маленькие! – ждали, пока пилот исправит повреждение. Он увидел пилота – огромного чернокожего человека, копавшегося в двигателе. Затем он понял, что это дети, и тут же увидел Таню. Она стояла возле пилота и принимала от него какие-то детали.

Флаер упал в десяти шагах от аэробуса, и все сейчас же обернулись к нему. Но Роберт видел только Таню, её прекрасное измученное лицо, тонкие руки, прижимающие к груди испачканные железки, и удивлённо расширившиеся глаза.

– Это я, – сказал Роберт. – Что случилось, Таня?

Таня молча смотрела на него, и тогда он поглядел на чернокожего пилота и узнал Габу. Габа широко заулыбался и крикнул:

– А, Роберт! Иди-ка сюда, помоги! Таня – чудесная девочка, но она никогда не имела дела с аэробусами! И я тоже! А у него всё время глохнет двигатель!

Дети – семилетние мальчики и девочки – рассматривали Роберта с интересом. Роберт подошёл к аэробусу и, мимоходом ласково коснувшись щекой Таниных волос, заглянул в двигатель. Габа похлопал его по спине. Они хорошо знали друг друга. Они отлично сошлись – Роберт и десять отчаянно скучающих нуль-испытателей, которые уже два года сидели здесь без дела после неудачного опыта с собакой Фимкой.

То, что Роберт увидел в двигателе, заставило его на секунду задержать дыхание. Да, Габа, по-видимому, действительно не имел никогда раньше дела с аэробусами. Сделать ничего было нельзя – кончилось горючее. Габа совершенно напрасно почти разобрал двигатель. Это бывает. Такое бывает даже с самыми опытными водителями: в аэробусах не часто кончается горючее. Роберт украдкой поглядел на Таню. Она прижимала к груди грязные от смазки взрывные цилиндры и ждала.