Мартин Кейдин - В плену у орбиты Страница 24

К четырем часам утра Пруэтт и Дагерти были уже на пункте управления полетом. Здесь руководитель программы Джордж Кейт совещался со своими подчиненными перед тем, как принять последнее решение: запускать или не запускать. Помощники разложили перед ним все расчетные данные запланированного полета и доложили ему метеокарты и прогнозы на предстартовый период, на время полета и возвращения космонавта. Кейт просмотрел доклады о готовности глобальной сети слежения, о состоянии космонавта, о расположении средств поиска и спасения.

А в Годдардстом центре огромные вычислительные машины переваривали все поступающие в них данные, пережевывали своими электронными челюстями «биты» информации и выдавали ответы, которые, к счастью, радовали руководителя полета. На основе тщательных проверок, докладов, прогнозов и собственного анализа всех факторов Кейт дал «зеленый свет».

Теперь уже сомнений не было — «Меркурий» будет запущен.

Пруэтт и Дагерти еще успели бегло осмотреть приземистый железобетонный блокгауз с куполообразным перекрытием, в котором слаженно работали более ста квалифицированных специалистов. Дирижировал ими руководитель испытаний. Он как бы спаивал таланты и мастерство людей и возможности электронных слуг человека в единое слитное и гармоничное усилие, направлявшее ход событий этого знаменательного утра все ближе к последнему возгласу предстартового отсчета: «Нуль!»

Пруэтт и Дагерти смотрели, слушали, учились.

В «Т — 225 минут»[4] в блокгаузе стоял гул голосов специалистов группы управления запуском, проверявших систему «Азуза» — сложную сеть станций слежения, оснащенных электронным оборудованием. Во время полета эти станции будут передавать на электронно-вычислительные машины текущие сводки о положении и состоянии ракеты «Атлас» в любой момент полета. Одна за другой станции докладывали о готовности, антенны их были «наведены на пташку» и «готовы к слежению».

Еще в одной из тысячи граф контрольного листа предстартовых операций была поставлена отметка о выполнении.

Пруэтт и Дагерти вышли из блокгауза. Сквозь редкие облачка на предрассветном небе Флориды ярко сверкали звезды. В 4.20 на мысе Канаверал закипела жизнь. На Четырнадцатой площадке пусковая команда включала мощные прожекторы.

Двенадцатиэтажная красно-белая стартовая башня устремлялась в небо своей верхушкой. Массивная в основании и постепенно сужающаяся кверху, башня напоминала ярко раскрашенную жирную букву «А». Бело — голубой свет заливал ее и слепящими лучами ощупывал ракету, заключенную в середине. Свет озарял всю площадку, бетонный экран, десятки методично работавших людей. Лучи прожекторов пересекались и убегали яркими дорожками все выше и выше в ночное небо, исчезая где-то далеко — далеко.

Новички озирались вокруг, потрясенные величественным зрелищем.

— Знаешь, Дик, — тихо сказал Дагерти, — я всегда пытался представить себе этот момент. Я фантазировал, как умел. Но никогда, никогда не мог подумать, что это будет так прекрасно. Это… это просто сказочно!

Пруэтт только взглянул на друга и кивнул. Слова были излишни.

В 6.30, когда они стояли у шлагбаума, всего в шестистах метрах от Четырнадцатой площадки, на небе уже не было ни единого облачка. Голоса, выкрикивавшие команды через мощные репродукторы, доносились до них невнятным металлическим рокотом. Послышался надрывный стон — это откатывали пусковую башню от стартовой площадки. Махина почти в пятьсот тонн весом медленно и тяжело отползла в сторону и застыла в ожидании, четко вырисовываясь на фоне рассветного неба. Над ними раздался нарастающий гул моторов. Они задрали головы. Это огромные вертолеты корпуса морской пехоты вылетали на исходные позиции, рубя утренний воздух пятилопастными роторами. Они несли на себе спасательные команды, готовые в любой момент, если случится авария до вывода на орбиту и катапультированная капсула быстро опустится на землю или на воду, ринуться на выручку к ней в море, в болота — куда угодно. Глухой голос репродукторов приказал людям очистить башню. Прерывисто сигналя, к шлагбауму с грохотом подъехали пожарные и аварийные машины и санитарные кареты. Подкатил грязно-белый грузовик. Откинули борта, и вся толпа у шлагбаума — фоторепортеры, пожарники, техники аварийных команд — сгрудилась теперь вокруг грузовика, чтобы купить кофе и пышные жирные пончики.

Но вот раздался слабый, пронзительно-высокий звук. Оба космонавта повернулись к площадке. Стартовая команда начала заливку жидкого кислорода через систему трубопроводов. Нагретые трубы остывали, протестующе визжа, словно агонизируя от свирепого прикосновения жидкого кислорода, температура которого достигала почти двухсот градусов ниже нуля. К стону терзаемых труб примешалось шипение белого пара — это клапаны в обшивке ракеты «Атлас» стравливали избыточное давление в баке с окислителем.

Космонавты посмотрели вдоль дороги, которая вела к пусковой установке. Ракета высилась одинокая, совсем нагая — только бак с жидким кислородом окутывало покрывало из инея. Оглядевшись по сторонам, они сразу приметили, где стоит поблизости тяжелый грузовик. Под него придется нырять, если взорвутся баки и яркое пламя хлестнет наружу. Близко, слишком близко стояли они от ракеты — если вдруг «Атлас» почему-либо взорвется сам или его придется подорвать, их накроет ударная волна и град искореженных обломков.

Они снова взглянули на гиганта, покоившегося на металлическом кольце. Белый пар, рвавшийся из клапанов, внезапно исчез — заправка жидким кислородом закончилась. Пруэтт мысленно повторил перечень операций предстартовой подготовки. Клапаны баков закрылись; теперь давление в них начнет быстро нарастать до уровня, необходимого для запуска двигателей.

Пруэтт физически ощутил напряженную тишину, опустившуюся на космодром. Тонкие черные шланги змеями сползли с капсулы — это отделились питавшие ее «пуповины».

Верньерные и главные двигатели включились почти одновременно. Из — под огромной ракеты, словно из недр вулкана, вырвалось золотое пламя, по обеим сторонам огненными осами сверкнули струи верньерных двигателей. Поток огня низвергался навстречу восходящему потоку воды, пламя с ужасающим ревом разбивалось об охлаждающую влагу, порождая кипящие облака пара.

Пруэтт представил себя на месте человека, лежащего сейчас на спине в откинутом кресле, мягко облегающем его тело, и не заметил, что затаил дыхание и не перевел духа даже тогда, когда кристаллы и блестящие глыбки льда начали отваливаться от обшивки «Атласа» и падать вниз. Они все еще падали, когда массивные стальные скобы, крепившие ракету, откинулись и освободили гиганта.